Кто зажигает Благодатный огонь? Исторические детали и богословие обряда в 12 тезисах

Архимандрит Феогност (Пушков)

Кандидат богословия, заштатный клирик Луганской епархии УПЦ, автор многочисленных публикаций на богословские темы.

Подпишитесь
на наш Телеграм
 
   ×

Приближается праздник Пасхи, и у православных христиан начнутся ежегодные споры о природе Благодатного огня (который на самом деле в иерусалимской традиции носит официальное название «Святой свет»).

О его естественном происхождении говорилось уже много раз. Так в 1949 г. светило русской литургической науки Н. Д. Успенский прочел доклад «К истории обряда святого огня, совершаемого в Великую субботу в Иерусалиме», а в 2019 г. сам настоятель храма Гроба Господня в Иерусалиме архиепископ Иерапольский Исидор (Факицас) дал интервью греческому церковному журналисту Деметросу Аликакосу, в котором честно сказал: «Это я зажигаю Святой свет» (необходимо включить русские субтитры).

Несмотря на это, многие фанатично настаивают на сверхъестественном происхождении этого огня. Для тех, кто не может себе позволить чтение объемных научных исследований и просмотра многочасовых интервью, архимандрит Феогност (Пушков) в 12 тезисах излагает историю этого обряда и богословский смысл, а также объясняет, почему именно с точки зрения христианского богослужения Благодатный огонь не может и не должен быть сверхъестественным.


1. Традиция зажжения и благословения пасхального огня пришла из древности

Зажжение и благословение пасхального огня (в вечер субботы — при начале Бдения Пасхи) является неотъемлемой чертой всех древних литургических обрядов Церкви. Своими корнями она восходит к иудейской традиции зажжения вечерней субботней свечи, что ознаменовало прекращение суток субботы, субботнего покоя и начало новой трудовой седмицы. Но поскольку речь идет о траурной Великой субботе («когда ото всех дел своих в гробнице опочил единородный Сын Божий», согласно тексту одной великосубботней византийской стихиры), то и обряду возжжения огня предшествовал день «строгого воздержания от использования огня». В восточных культурах знаками траура являются строгий пост, т. е. отказ от пищи, питья, секса и даже омовения; траурная одежда; отсутствие музыки, шуток и любого увеселения; погашенные очаги. Поэтому после «плача на погребение Христа» (на рассвете субботы) гасились все огни в храме (в иерусалимской традиции оставался только неугасимый свет лампады на самом ложе Гробницы).

2. Пасхальная часть бдения совершалась не с полуночи, а с заката солнца Великой субботы

Классическое богослужение Древней Церкви в Пасхальную ночь начиналось за час-два до заката солнца субботы. По западным обрядам во дворе храма разжигался костер, и там читалось благословение нового огня, внесением которого в храм и начиналось пасхальное бдение. Восточные обряды в этом отношении немного отличались: неугасимая лампада, как мы уже отметили, горела на ложе Гробницы Иисуса (а вне Иерусалима — на св. трапезе алтаря, а потому все последующие нижеописываемые обряды вне Иерусалима совершались в алтаре). На богослужение собирались засветло, и первая часть службы состояла исключительно из ветхозаветных чтений. Она относилась к уходящей субботе.

Храм Воскресение Христова (храм Гроба Господня). Иерусалим

Когда наступали глубокие сумерки и без искусственного освещения уже было невозможно находиться в храме, наступал момент перехода в Пасхальной части бдения. Священство облачалось во все белое (до этого оно либо сидело просто в рясах, либо в темных ризах) и торжественной процессией спускалось к кувуклии, в которую входил предстоятель, читал молитву на благословение огня и выносил его, с пением стихиры «придите, примите свет Христа, воссиявшего из Гроба», раздавая огонь народу. Затем сразу же читалось 1-е Евангелие о Воскресении — Мф 28 (в русском переводе неверно «на рассвете первого дня недели», в славянском более точно — «в вечер субботы», а непонятное словечко «свитающи» обозначает время вечернего зажжения светильников), после прочтения которого, собственно, и начиналось приветствие «Христос Воскрес».

Не с полуночи (как это стало принято у нас), а именно с заката солнца Великой субботы (и сейчас чтение этого Евангелия полагается на 1-й пасхальной литургии свт. Василия Великого, которую положено совершать субботним вечером, но которую в большинстве случаев совершенно незаконно совершают либо поутру субботы, либо вообще в ночь на субботу). В храмах восточной традиции за пределами Иерусалима возжжение пасхального огня совершалось в алтаре от неугасимой напрестольной лампады (в то же самое время, т. е. на Бдении Пасхи с вечера субботы). Это и поныне сохраняется в армянском, коптском, эфиопском, маланкарском, малабарском, ассирийском, словом, во всех древнехристианских восточных богослужебных обрядах.

3. Благодатный огонь стали считать чудом во времена арабского правления

Как получилось так, что обряд пасхального благословения огня выделился в особую службу, а самому зажжению огня стали придавать статус чуда? Восточное христианство с VII века оказалось в непростых исторических условиях выживания: арабские племена завоевали почти весь христианский Восток. При этом разные исламские народы в разное время вели себя по-разному и несли, так сказать, «разный» ислам. Омейяды (правившие Иерусалимом с 638 по 1099 год) были достаточно фанатичны, они требовали истреблять все «изображения», снесли кресты и разрушили множество храмов. Но при этом сами арабы еще в большинстве своем оставались по-язычески суеверными. У лиц, показавших им чудеса, оставалось больше шансов выжить и даже сохранить свой культ, чем у тех, кто не убедил своих завоевателей с помощью чудес. Видимо, в тогда или арабы увидели огонь и интерпретировали его как чудо, а христиане просто развили эту идею или сами христиане (беря во внимание нашу склонность к чудесам) придумали это для самозащиты.

4. Впервые упоминается о «чуде» сошествия огня у мусульманского писателя

Софроний I (634–638), последний патриарх Иерусалима перед нашествием арабов, погибший во время захвата города, не знает об этом «чуде», хотя он и прп. Иоанн Мосх описывают иерусалимское богослужение. А первые письменные свидетельства встречаются у арабского мусульманского писателя Ал-Джахиза (†860) в «Книге животных»: «Ты ведь знаешь про соблазн для слабых и неразумных среди христиан, благодаря светильникам в церкви Воскресения». И чуть далее: «Хранители храмов не переставали устраивать для народа разные хитрости вроде хитрости монахов со светильниками церкви Воскресения в Иерусалиме, утверждающих, что масло в лампадах зажигается у них без огня в один праздник».

Арабская письменность в IX в. стала популярной в Европе. В 867 году Иерусалим посетил католический монах Бернар, который в своем «Итинерарии» пишет: «В Великую субботу, накануне Пасхи, на утреннем церковном служении, по пропетии Кирие, элейсон, Ангел нисходит и возжигает лампады, висящие над Гробом Господним. Патриарх передает этот Огонь епископу и, наконец, всему народу, дабы всякий мог засветить этот Огонь в своем доме». Заметим, что сам этот монах, разумеется, не входил в кувуклию и не видел, что там происходит, а лишь повторил официальное объяснение того времени.

Внутри кувуклии (купольной часовни желто-розового мрамора в центре ротонды храма Гроба Господня)

В 1099 году крестоносцы взяли Иерусалим, и начался «столетний ренессанс крестоносцев». Они и отстроили все комплексы храмов на Гробе, в Вифлееме и других местах, которые стоят там по сей день. В 1101 году Иерусалим посетил Фульгенций Шартрский, при котором католический патриарх Иерусалима также выносил священный огонь из Гроба Господнего, но Фульгенций отметил естественный характер этой церемонии (также естественный характер этого действия подчеркивает и православный Святогробский Типикон 1125 года).

Но в 1187 году Иерусалим захватил египетский султан (этнический курд) Салах ад-Дин (европейцы называли его Саладином) — основатель династии Айюбидов. Тоже достаточно фанатичный правитель — при нем все церкви города, кроме храма Воскресения, были обращены в мечети. С кратким перерывом Айюбиды правили Иерусалимом до 1517 года (когда Иерусалим захватили османы). В отличие от арабов, курды не были так фанатичны в исламе (сам Салах ад-Дин был исключением) и успешно совмещали его со своими национальными суевериями. Их национальной чертой того далекого времени была как раз повышенная суеверность. Порою достаточно было им «увидеть чудо» у обреченных на истребленье иноверцев, чтобы оставить последним не только жизнь, но и право совершать культ, в котором присутствует «чудо». И христиане снова вспомнили про «чудо на Гробе Христа».

Епископ Порфирий (Успенский), замечательный киевский ученый XIX века, в автобиографическом произведении «Книга бытия моего» (запись от 04.09.1848) приводит разговор с епископом Иерусалимской патриархии, который признается, что огонь имеет естественную природу и зажигается обычным способом, но боится об этом сказать, потому что верующие люди настолько фанатичны, что «разорвут нас, едва мы только начнем об этом говорить». Впоследствии именно «чудо сошествия огня» стало причиной притока паломников в Иерусалим (особенно при османах). Мусульманские власти поняли, что легенда о чуде привлекает паломников, а вместе с ними — и денежные средства. И потому сами были заинтересованы, чтобы христиане верили в это «чудо». Скорее всего, именно при османах «чудо» превратилось в коммерческий проект. Турки даже стали выдавать охранные грамоты паломникам. И вплоть до середины XIX века у входа в каждую «паломническую точку» на Святой земле стоял турок, который взимал с паломника плату за вход. Это безобразие было отменено в результате соглашения Всероссийского императора с османской Портой: император внес солидную сумму за то, чтобы христиан пропускали на места паломничества всюду без платы.

5. Благодатный огонь стал инструментом межконфессиональной полемики

Вскоре христиане стали не только использовать «схождение огня» для самозащиты, но еще и как инструмент в межконфессиональной полемике. Так, в 1539 году был первый зафиксированный случай разницы в праздновании Пасхи с использованием этого «чуда» в полемике друг с другом. В том году православные, католики и копты праздновали Пасху 6 апреля, а несториане, армяне, сиро-яковиты и марониты — на неделю позже. Но удивительно ли, что «огонь в том году сошел дважды», т. е. каждая группа, придя на Гроб, «получила огонь»? Не удивительно! Печально лишь то, что сами христиане начали тут же друг друга обвинять в фальсификации, признавая лишь свой вариант «настоящим чудом». И это все — на глазах у османов и им на потеху! Но именно турки как раз знали цену этим чудесам. Османов волновал лишь бизнес, который они делали на этих «чудесах» и спорах.

6. Чудо — это не спецэффекты

С теологической точки зрения христианское понимание чуда — это не спецэффекты в материальном мире. Чудо — это преображение человеческого сердца живой и разумной верой. И эта вера не зависит от внешних «фокусов и чудес». Напротив, Христос предостерегает нас от языческой практики основывать свою веру на внешних «знамениях» (Мф 24:24; Лк 11:16). Вера, основанная на «чудесах», скорее языческая по своей сути. Искать подтверждение веры в знамениях — ошибочный путь.

7. Плоть Христа не сошла с небес, а воспринята Сыном Божьим при воплощении

Христологический контекст нашей веры состоит в том, что Бог воспринял природу человека из плоти и крови Приснодевы Марии. Подчеркнем, что Бог не образовал Себе новое тело «свыше», а именно в недрах Матери на основе Ее физиологии, как поэтично говорится в одном из богослужебных текстов Благовещения, «соткал Себе плоть и кровь воплощения». Христианская догматика осуждает учение о том, что сама плоть Христа «сошла с небес». Потому что суть христианской религии как раз заключается в освящающем восприятии: Бог не создает новую природу, а берет обычную нашу природу и очищает, освящает, обновляет ее. Если бы хоть что-то из стихий (вода или огонь, хлеб или елей), участвующих в нашем богослужении, происходили бы «свыше», то это как раз бы противоречило этому порядку.

8. Огонь становится священным не в силу происхождения, а в силу освящения

Сакраментально-литургический аспект нашей религии состоит в том, чтобы освящать и погружать в таинство существующие природные стихии, а отнюдь не в том, чтобы «вызывать» сами эти стихии чудесным способом к существованию. Мы совершаем «благодарение» (Евхаристию) Богу за данные нам естественные блага и благословляем их во Имя Господа. Поэтому не только при освящении воды последняя не появляется в наших банках и бутылках «сама собой», а предварительно наливается в них и приносится на освящение, но и в самом главном таинстве Церкви — в Евхаристии наблюдается тот же порядок. Сначала к алтарю приносится обычный хлеб и чаша с обычным вином, которые — по вере при молитвенном освящении — на мистическом уровне становятся телом и кровью Иисуса Христа, без изменения своей физической природы. Т. е. ни один из элементов наших таинств не сходит с небес чудесным способом. И ни одна стихия или материя в наших таинствах не претерпевает «алхимического превращения» (даже хлеб и вино Евхаристии остаются ими до конца, неся в себе присутствие Христа, в силу чего становятся телом и кровью Его евхаристического воплощения).

Паломники в храме Гроба Господня на пасхальном богослужении

Таким же образом освящается в начале Пасхального бдения и стихия огня и раздается на благословение верующему народу. Огонь этот становится священным не в силу происхождения, а в силу освящения, принимая в себя благодатную силу Святого Духа.

9. Традиция привозить Святой свет из Иерусалима вполне хорошая

Традиция получать благословенный Святой свет (а именно так он официально называется в Иерусалимской Церкви, но отнюдь не Благодатным огнем) из Иерусалима, а не самим освящать его в своих храмах — достаточно новая. Хотя, и при разумном к ней отношении, вполне заслуживает уважения. Разумеется, эта традиция связана с современными средствами быстрой коммуникации. Без хорошего авиасообщения невозможно к Пасхе доставить огонь из Иерусалима, скажем, в Москву или в Бразилию (а в Магадан остается невозможно привести Огонь уже в силу того, что там Пасха начинается на 7 часов раньше, чем в Иерусалиме, поэтому привозят уже на следующий день). Святой свет может служить символом межцерковной пасхальной коммуникации с Иерусалимом — «матерью Святых Церквей» (Октоих воскресный, глас 8, суббота вечера, стихиры на «воззвах»).

10. Благодатный огонь вполне себе обжигает

Одним из аргументов в пользу сверхъестественного происхождения Благодатного огня является его якобы необжигающее свойство. В интернете можно найти немало видео как сторонников этой идеи, так и их обличителей. Индийские факиры так же «умываются огнем», но вряд ли это кто-то сочтет за чудо. Также некоторые клирики, имевшие в годы Иерусалимского патриарха Бенедикта (1957–1980) контакт с Русской духовной миссией, рассказывают о пожаре в Великую субботу: на вошедшем в кувуклию патриархе загорелась борода и подсаккосник. Пожар удалось потушить, а ввиду отсутствия в те годы смартфонов и интернета информация не получила широкой огласки.

11. Бог творит чудеса, но они уникальны и имеют конкретную цель

Разве Бог не может сотворить чудо? Христос действительно творил чудеса: исцелял больных, воскрешал мертвых, умножал хлеба. И даже тень апостолов исцеляла больных (Деян 5:15). Но мы не найдем в деяниях Христа или апостолов совершения каких-то чудес самих по себе, скажем, ради того, чтобы доказать правильность своей доктрины оппонентам.

У чудес Христа всегда была конкретная жизненно важная цель: исцелить больного, воскресить умершего, накормить людей в критической ситуации.

Кроме того, любое Божье чудо — это уникальное событие. Если бы после умножения хлебов в пустыне образовалась какая-то «чудо-пекарня», где бы эти хлебы ежегодно умножались, то это уже был бы какой-то алгоритмизованный процесс. Какая конкретная цель у «чуда» на Гробе? Новая волна межконфессиональных споров о том, чья дата празднования Пасхи «правильная»?

12. В Церкви присутствует не только Божья истина, но и человеческие мнения и заблуждения

Наконец, самый главный вопрос, который часто задают люди, знакомящиеся с разоблачениями внутри церковной традиции: «Почему в Церкви присутствует ложь, если Сам Бог — это Истина?» Ответ будет довольно банальным: Церковь — это не сообщество ангелов, а сообщество людей, принятых в семью Христову. Каждый христианин остается человеком со своими слабостями: у кого-то невысокий интеллектуальный уровень, но зато любящее сердце. У кого-то высокий интеллект, но тяжелый характер. И все это мы привносим в религию. Это все наше, человеческое. Но идем-то мы в Церковь не для умножения своих недостатков, а за Христом.

Поделиться в соцсетях

Подписаться на свежие материалы Предания

Комментарии для сайта Cackle