на наш Телеграм
Ответ президента фонда “Предание” на статью Александра Королева о милосердии и критериях его применения.
Иисус Христос умывает ноги своим ученикам
Ну, давайте про социальное служение и проповедь поговорим.
Недавно Александр Королёв опубликовал статью, в которой раскритиковал нынешнюю ситуацию с церковной благотворительностью. Если вкратце, то эта деятельность не соответствует сейчас евангельскому идеалу, потому что – по Королёву – целью именно христианского служения должно быть приведение людей в Церковь, а не что-то иное. А в противном случае “социальная помощь станет самоцелью”.
И из этой статьи очень хорошо видно, что написал её теоретик, бесконечно далёкий и от реалий социальной работы, и от реалий проповеди. Потому что к каждому тезису этого недлинного текста можно задать один и тот же вопрос “а как это выглядит на практике?” – и наверняка не получить никакого внятного ответа.
Ну, например – “Погружение же в исполнение социальных задач помешает главной цели [Церкви]”. Где, как и кому именно? Есть примеры? Не общие слова, а конкретные примеры? Выше в том же тексте процитирован доклад епископа Пантелеимона о том, какое именно социальное служение совершается в Церкви – вот, пожалуйста, есть все возможности описать, как оно помешало проповеди. Вот тут проповедь не происходит из-за реабилитационного центра, а тут ей помешала волонтёрская операция – это же проще простого, вы же, Александр, так хорошо понимаете, как надо проповедовать и как надо людям помогать.
Но описания нет, есть абстракция, мёртвая теория. Наличная церковная благотворительность, по Александру Королёву, неправильная, но примеров церковной благотворительности правильной, видимо, на свете вообще нет.
Или другой тезис – о том, что согласно Евангелию благотворение в Церкви должно быть направлено в первую очередь на “своих” (по этому вопросу, кстати, уже высказывалась одна сирофиникиянка), в крайнем случае оно должно поддерживать воцерковление. Но опять же – это голая теория, благопожелание. В реальности же подобный подход приводит, как в некоторых протестантских приютах для бездомных, к ситуации “или ты читаешь с нами Библию – или уходишь обратно на улицу”. Это точно проповедь Христа, а не попытка загнать человека в Царство угрозами холода и голода? Другой же пример, когда социальное служение было поставлено на службу “воцерковлению”, имел место в Католической церкви и вошёл в историю под названием «сироты Дюплесси».
“Почему бы действительно не организовать диаконическое служение в храме?” – спрашивает Александр. Ну, действительно, организуйте. Какой смысл тратить буквы, если за ними не следует никакой практики?
Что же касается проповеди, то в реальной жизни ведь давно уже всё расставлено по местам: отдел владыки Пантелеимона по сути единственный, чью деятельность можно внятно предъявить окружающему миру, регулярно вопрошающему Церковь: “А вы вообще зачем нужны?” В нынешней ситуации, когда человек может запросто обойтись без Церкви в своей повседневной жизни, благотворение остаётся мостиком между ценностями жизни светской и церковной.
Потому что сам язык, на котором говорит Церковь, чужд мирским людям. Церковь говорит о грехе и покаянии, но эти речи только раздражают людей. И не тем, что бередят совесть – о если бы – а тем, что они тупо непонятны. Само понятие греха смыто из жизни социальной практикой. На его место в социальной практике пришли “преступление” (нарушение закона), “ущерб” (это когда можно посчитать, что потеряно) и “травма” (психическое повреждение). Греха же тут нет, и говорить о нём всё бессмысленнее.
А что такое боль – понимают абсолютно все. И помощь тому, кому больно – тоже понимают все. И поэтому, собственно, благотворение постепенно становится почти единственной действенной формой проповеди. Помощь без ожидания ответных действий, помощь просто потому, что человек нуждается – единственный способ показать миру, что Церкви на людей вообще-то не наплевать. Потому что “воцерковление” с точки зрения мира – процесс для Церкви выгодный, и подобная помощь из заботы превращается в корысть, и тезис “да там в Церкви всё ради бабок и власти” находит ещё одно подтверждение.
А я не хочу его подтверждать.
Александр всё время обращается к Евангелию. Но это – опасная аргументация. Потому что в Евангелии есть притча о Страшном суде, где критерием разделения на правую и левую сторону, на спасённых и гибнущих, однозначно названы добрые дела, служение обездоленным (без разделения на своих и чужих, надо сказать). Из этой притчи видно, что благотворение, милосердие, забота о нищих, голодных, слабых и обездоленных есть наша прямая обязанность. В притче не уточняется, во что верили те, кого судят, сколько книг прочитали, много ли проповедовали, часто ли постились и прошли ли катехизацию. Христос сказал “просящему у тебя дай”, а не “сперва убеди, чтобы человек крестился, а потом, так и быть, покорми его”. Дискуссионным является вопрос, всегда ли стоит думать над эффективностью пожертвования – но вот вопрос, стоит ли быть милосердным независимо от лица просящего, точно решён ещё в Писании.
Да, милосердное служение было второстепенным в ранней Церкви. Как и роль епископов была совсем иной, чем сейчас, и роль священников, и вообще очень многое. И служения были другие – пророческое, например, служение с тех пор куда-то закатилось, вместе с толкователями, и оба более не актуальны. Жизнь вообще сильно изменилась, поменялась социальная практика, и воспроизводить форму первохристианской жизни саму по себе бессмысленно, как ходить в хитонах или говорить на койне. Особенно воспроизводить её частично, наугад выбрав чужое служение и рассказав, как оно должно быть устроено.
