на наш Телеграм
Дарья Донцова — самый издаваемый писатель России, лауреат множества премий. Жизнь писательницы нельзя назвать легкой. И только во взрослом возрасте Дарья поняла, что является для нее главным, — вера в Бога. В новой книге «Записки счастливой прихожанки» писательница рассказывает, каким тернистым и долгим был ее путь в храм. Предлагаем вашему вниманию отрывок из нее.
Отец Александр
Шесть лет я вела на канале «Спас» программу «Я очень хочу жить». Идея помочь больным людям родилась у меня, а воплотил ее в жизнь Борис Корчевников. Каждый эфир состоял из двух частей. В первой в студии сидел гость, который сумел победить тяжелую болезнь. Человек очень откровенно рассказывал о том, что он пережил, как плакал, боялся, как порой опускал руки, не мог найти хорошего доктора. А потом принимал решение: «Несмотря ни на что, стану бороться за свою жизнь», — и недуг, поджав хвост, отступил. Во второй части на диванах сидели: все тот же герой, но к нему присоединялся новый участник, который имел схожий диагноз и сейчас проходил лечение, врач, священник и психолог. Медик рассказывал, как следует себя вести. Батюшка оказывал мощную духовную поддержку, психолог давал советы. Мы пристраивали людей в больницы, отправляли к психотерапевтам, церковнослужителям, те брали их под свою опеку. Я познакомилась с большим количеством прекрасных священников.
Но самым главным для меня стал настоятель нашего храма отец Александр.
Через пару месяцев после того, как я начала ходить на службу, Галюша спросила:
— Почему не исповедуешься, под причастие не подходишь?
— Ну, — забормотала я, — ну… не знаю, как это делают!
Подруга протянула мне брошюру.
В пятницу вечером перед вечерними молитвами я прочитала три канона, в субботу — Последование ко Святому Причащению и… испугалась идти на исповедь. Вот чтение молитв меня обрадовало. На третий раз моего посещения храма я решила молиться дома, нашла в интернете порталы azbyka.ru и molitvoslov.com. Там обнаружились все нужные тексты.
Молиться дома я стала у стены, на которой висели недавно купленные иконы. Конечно же, первыми я приобрела образы Покрова Пресвятой Богородицы и «Всех скорбящих Радость». Недели через две после начала постоянного исполнения правила стало происходить нечто странное. Только начну читать, а Груню разворачивает и прямо тянет к окну. Их в моей комнате два, меня толкало к правому. Я старалась не обращать внимания на не пойми откуда взявшееся желание отложить молитвослов и шагать к подоконнику. Потом принялась сердиться на себя: «Вот же какая ты, Агриппина, лентяйка. Не способна сосредоточиться, хочешь все бросить и отойти от икон. Ну уж нет! Не сдвинусь с места!»
Спустя несколько месяцев я проснулась не в пять, по звонку будильника, а в четыре тридцать. Вот просто открыла глаза, поняла, что спать не хочется, встала, взяла молитвослов…
На плечо опустилась чья-то рука, она развернула убогую молитвенницу, толкнула в спину, пришлось сделать несколько шагов. Груня оказалась около правого окна.
За стеклом виднелось голубое небо, начинался рассвет, лучи утреннего солнца ударили в глаза. Солнце! Утро! А где восходит дневное светило? На востоке! Куда должен смотреть православный человек, когда молится? Так на восток! Я быстро переместилась к подоконнику и теперь вот уже много лет читаю молитвы только там.
Сейчас у меня кроме утреннего и вечернего молитвенного правила много других молитвенных радостей. Каждый вечер читаю главу из Евангелия, Псалтирь по одной кафизме, Богородичник, Феотокарий, Жития святых… А в машине (я сама не сижу за рулем) — акафисты. Ну и молитвы ангелам на каждый день недели, молитву об усопшем супруге. Еще у меня многотомник святого Паисия Святогорца, (автор А. П. Лопухин), Толкование на Святое Евангелие Феофилакта Болгарского и еще много-много других книг.
Чтение текстов перед причастием сразу показалось радостным. Но исповедь! Придется рассказывать о своих грехах почти незнакомому отцу Александру?
Если честно, я священника боялась. За неделю до очередной Литургии я прочитала «Опыт построения исповеди» архимандрита Иоанна (Крестьянкина), «В помощь кающимся» святителя Игнатия Брянчанинова, беседы митрополита Антония Сурожского.
Теоретически Агриппина подковалась со всех сторон. А вот как рассказывать о своих грехах мужчине, с которым только здороваюсь? Да он даже имени моего не знает!
В полной тоске я в субботу после Всенощного бдения подошла последней к аналою, за которым находился отец Александр.
Батюшка стоял молча.
— Ну… э… того… — начала я, — каюсь во всех грехах.
Священник кивнул. До этого дня мы ни разу не беседовали с ним один на один. Я видела отца Александра только издали. Спокойный, с аккуратной прической, небольшой бородой, тихим голосом, он производил впечатление приятного человека. И мне очень нравилась его супруга, матушка Ирина, на редкость красивая, милая женщина, она вела занятия в воскресной школе, всегда приходила на службы и так хорошо улыбалась, что я невольно принималась улыбаться в ответ.
Теперь я знаю, что матушка Ирина, медсестра по образованию, работала там в медпункте при семинарии, в которой учился будущий отец Александр. За красавицей пытались ухаживать многие, но девушка никому не отвечала взаимностью. Почему? Потому что хотела выйти замуж только по любви. И получилось по ее желанию: на прием пришел семинарист Сидоров, который сильно поранил палец на руке.
Травма оказалась такой тяжелой, что хирург сказал:
— Наверное, придется ампутировать.
В Книге Левит есть строки: «И сказал Господь Моисею, говоря: «Никто из семени твоего во всей роды их, у которого на теле будет недостаток, не должен приступать, чтобы приносить хлеб Богу своему» (21:16–17). Отрезанный палец — это недостаток. Да, сейчас правило соблюдается не так уж строго, я знаю священников, которые потеряли часть тела. Но Господь ведь сказал так Моисею!
Матушка Ирина пожалела парня, начала лечить его руку и преуспела, ампутация не понадобилась. В процессе общения молодые люди полюбили друг друга, обвенчались, сейчас в семье четверо детей: три мальчика и Катюша. Матушка Ирина — солнышко нашего храма, с ней всегда можно пошушукаться, получить совет. Или просто подойти, обнять и погреться в лучах ее любви к тебе. Но в день своей первой исповеди я еще ничего этого не знала.
Мы с батюшкой стояли у аналоя, оба молчали, потом я продолжила:
— Вот наделала глупостей. Все вспомнить не могу, но их точно было очень много.
И тут отец Александр посмотрел мне в лицо. Я увидела его глаза…
Знаете, у всех по-настоящему православных людей особый взгляд. Какой? Простите, у меня не хватает слов, чтобы подробно объяснить. В очах истинно верующего человека кротость, смирение, спокойствие и огромная, бескрайняя любовь ко всему человечеству. Нет в этом взоре зла, зависти, ненависти, жадности. Не каждый из тех, кто ходит в храм, верит в Бога всей душой. У меня самой таких глаз нет, слова «Верую, Господи. Помоги моему неверию» (Мк 9:24) — они про Агриппину. Я верую, Господи! Но, пожалуйста, помоги моему неверию, потому что постоянно, идя к Тебе, спотыкаюсь и падаю. Уж столько раз валилась, что и счет потеряла. У меня большой круг общения со священниками. Хорошо знаю, что они люди, и порой встречаю батюшек с мертвыми глазами или со взором обычного мирянина. Но тех, у кого очи человека, который всей душой верит в Господа, полон любви, намного больше.
Я теперь не пугаюсь, не отшатываюсь, не убегаю, когда ко мне приближается священнослужитель с мертвыми глазами. Не обижаюсь, если он вдруг начинает укорять меня за то, что пишу развлекательные книги, молча выслушиваю отповедь и спокойно ухожу.
Один раз на празднике в Марфо-Мариинской обители я раздавала на благотворительном базаре свои детские книги. Для тех, кто не знает, расскажу: у меня на левой руке, повыше запястья, имеется маленькая татуировка. Сделана она очень давно, когда моды на тату в России еще не имелось. И набита не по глупости, много для меня значит. В тот день в обители присутствовало много людей.
Один священник подошел ко мне, схватил за руку и начал громко ругать за наколку. Народ притих, я стояла молча, было очень жаль незнакомого мужчину, который налетел на писательницу. Люди вокруг тоже притихли.
Через короткое время ко мне подбежала Катюша, она занимается благотворительными программами обители, и затараторила:
— Простите, пожалуйста, Агриппиночка сейчас вернется.
Потом она отвела меня в сторону и спросила:
— Ты как? Сейчас он уйдет.
— Все хорошо, — улыбнулась я.
— Я люблю тебя, — сказала Катя.
— Очень люблю тебя, — ответила я. Мы обнялись, и я пошла опять раздавать книги.
Разные люди становятся священниками. Об этом надо помнить и не обижаться на батюшку, как юная Агриппина, которая когда-то в храме у метро приняла решение более никогда не переступать порога церкви. И уж точно не следует осуждать тех, кто просит милостыню у ограды. И в нашем храме такие люди есть. Маша, Дионисий, Женя и Оля Аверьяновы, все Галюши, Лена и Евгений Шеваловские, регент Храма Танечка, Луиза, Лана, Сергей, Фотиния…
Но в день своей первой исповеди я всего этого не понимала, просто боялась тех, у кого мертвый взор.
Я посмотрела прямо в глаза отцу Александру, поняла: уже видела их у монаха из Почаевской лавры… И из Агриппины полилась речь. Я вспомнила почти все! Даже то, что сама давно забыла. Не знаю, сколько времени длился рассказ, потом батюшка положил мне на голову епитрахиль. А когда я встала с колен, тихо произнес:
— Завтра подходите под причастие.
С того дня я начала исповедоваться и причащаться каждую неделю по воскресеньям. И Литургию за все мои года в храме пропустила всего несколько раз по болезни. Отец Александр по-прежнему немногословен, говорит негромко, но теперь я знаю, что он и матушка Ирина истинно верующие люди. И они всегда рядом со мной — в беде, радости они моя опора и пример, они те, кем я хочу когда-нибудь стать.
Из книги «Записки счастливой прихожанки». — М.: Эксмо, 2024
