на наш Телеграм
Недавно мы вспоминали очередную годовщину крупнейшего провала православной апологетики. Сто с лишним лет назад агитаторам от большевиков удалось добиться большего влияния на народ, чем всей Российской Православной Церкви с ее Синодом, академиями и семинариями. Семинарии были, но уровень духовного образования был таким, что вряд ли его хватало обратить кого-либо в христианство. Скорее, бывшие семинаристы сами становились революционерами. Зато строились храмы. С 1898 по 1908 год было построено почти 16 тысяч церквей. Больше четырех храмов в день. Не помогло.
Вряд ли нас ждут события, по своей жестокости подобные Октябрьской революции. Общество изменилось. Но как и сто лет назад, православным сегодня нечего сообщить своим согражданам.
Строительство новых храмов делает быт людей чуть удобнее, но это не влияет на их мировоззрение. В девяностые годы, после советских времен, православие оказалось вновь востребовано. И вновь Церковь активно взялась за возведение храмов.
Но вот с распада Советского Союза прошло уже 30 лет. Все желающие смогли познакомится с христианским вероучением. Некоторых православное богословие увлекло, они стали читать, разбираться, идти дальше. Но большинству оказалось достаточно «Закона Божьего» протоиерея Серафима Слободского и лекций А. И. Осипова.
Мир движется, а мы стоим на месте
Нет, не подумайте, я сам люблю и уважаю Алексея Ильича. Но уровень его лекций не вышел за пределы советского периода. Например, его лекции о католиках имеют мало отношения к реальному католицизму. Да, при полном отсутствии знаний они могли сообщить что-то новое. Но сегодня есть много более достоверной информации, которая по-прежнему не востребована среди православных. Я как-то общался с одним католиком и посоветовал ему почитать даже не Осипова, а один из наших учебников по сравнительному богословию. И получил в ответ: «Ну ведь это неправда!» И подробный список литературы с разъяснениями. Действительно, неправда. Но в наших семинариях мы продолжаем изучать средневековый католицизм. Если не общаться с живыми католиками, то этого уровня знаний вполне хватает….
Или обсуждение феномена религии. Недавно один православный библеист посоветовал оппонентам больше узнать о религии, почитав книги протоиерея Александра Меня, А. Б. Зубова* и М. Элиаде. Да, лет десять назад я и сам с удовольствием слушал Андрея Борисовича. Он интересно рассказывает, но его рассказ ориентирован на неискушенную в религиоведении аудиторию. Предлагаемая им концепция прамонотеизма весьма спорна и уже с полвека как отвергнута религиоведами, антропологами и даже христианскими апологетами на Западе. Из трех упомянутых авторов разве что М. Элиаде подходит для разговора с внешними. Да и тот писал свои книги почти полвека назад. А для науки полвека –– это очень много, особенно учитывая, что мы живем в эпоху новой научной революции. И ведь нельзя сказать, что современной литературы по религиоведению нет. Вот, например, в ПСТГУ недавно была издана хрестоматия «Современная западная психология религии». Хороший материал для диалога со внешними о феномене религии. Но он сложен для понимания и далеко не так ура-православен, как лекции Андрея Борисовича. Поэтому большинство об этой хрестоматии даже не слышали. Тем более что после ее прочтения возникает много вопросов о природе религиозного опыта.
Отсутствие диалога с внешними позволяет чувствовать себя специалистом широкого профиля для узкого круга единомышленников. Кажется, даже темы для обсуждения в православном сообществе не меняются которое десятилетие. Сейчас, например, в фейсбуке в очередной раз обсуждают последователей священника Георгия Кочеткова. Выясняют, кто там был неправ в 1990-е годы.
Мир движется вперед, а мы стоим на месте. Наша апологетика застряла в девяностых и до сих пор не может разобраться –– признавать ли эволюцию или пока подождать. Издаются православные учебники истории, опровергающие теорию эволюции Дарвина. А в это время взгляды даже православной молодежи меняются.
Я несколько лет читаю в ПСТГУ курс по естествознанию. Обычно эволюцию не признает часть студентов старшего поколения, остальные относятся нейтрально. Особенно молодежь. Но в этом году ситуация изменилась еще больше. Впервые студенты вообще не видели проблем в эволюционном происхождении человека. Раньше они как минимум знали богословские проблемы эволюционизма (смерть в животном мире, граница между гоминидами и человеком, природа человека и грехопадение). Эти проблемы их беспокоили. А в этом году они вообще не увидели здесь проблемы. В то же время православные старого поколения продолжают доказывать, что «эволюция оскорбляет Бога», и опровергать Дарвина наивными примерами из американских брошюр полувековой давности…
Да, в девяностые православие пришло на выжженную советской идеологией почву и хорошо принялось. Но видели ли вы, как зарастают пожарища или заброшенные поля? Сначала появляются крапива с малиной, потом за несколько лет вырастают березы с осинами, а еще через десятилетия их сменяют сосны и ели. Те неприхотливые растения, которые быстро росли после пожара, вскоре уступают место другим. Вот и православная миссия движется в эту сторону.
Запрос людей на религиозность никуда не исчез, но «молиться, поститься и слушать радио «Радонеж» уже мало кого вдохновляет. Сейчас нужны труды, по уровню сравнимые с трудами отцов-каппадокийцев. Тогда, в золотом веке христианского богословия, они смогли освоить новый язык. С языка стоицизма ранних христиан они перешли на язык платонизма. И именно этот язык стал языком нашего богословия на полторы тысячи лет. Язык платонизма был принят, несмотря на все те проблемы, которые он создавал. Гностики, манихеи, катары ведь тоже опирались на Платона. Но эта возможность возникновения ересей не помешала православным успешно освоить новый язык.
Сегодня язык платонизма устарел. Сегодня о человеке, смысле жизни, призвании говорят на языке психологии и наук о мозге. И если мы хотим сохранить диалог с миром, то нужно учиться говорить на этом языке. А мы вместо этого застряли на темах, никому кроме нас не интересных. Вот и получается, что не православные красотою своего учения обращают внешних в свою веру, а наоборот.
Ведь мы же видим, что многие православные священники, катехизаторы, миссионеры, знакомясь с современной психологией, снимают сан и начинают служить людям в новом качестве.
Многовековая православная традиция уступает в битве за умы тех, кто привык думать. А остающиеся даже не могут ничего внятного сказать уходящим братьям. В основном, все ограничивается переходом на личности и избитой фразой «они вышли от нас, но не были наши»…
Как изменить ситуацию?
Думаю, сложившаяся ситуация устраивает большинство. Многие ведут себя, как моя пятилетняя дочка, сказавшая в ответ на неприятную информацию: «Я этого не знаю и знать не хочу». Проще закрыть глаза на уходящих и сосредоточиться на тех, кто остается. Ведь интересующихся и думающих людей не так много. А на место ушедших пока еще приходят новые неофиты. Учитывая печальную ситуацию с образованием в России, спрос на упрощенную картину мира никуда не исчезнет. «Оставшийся мир лежит во зле, давайте просто постараемся от него изолироваться». Такой современный вариант старообрядчества, почему нет.
Но если вдруг мы заходим изменить ситуацию, то я бы отметил три вещи, которые нам понадобятся для повторения трудов отцов-каппадокийцев по переводу вечных истин на новый язык.
Во-первых, нужна свобода дискуссии
Миссионеры и катехизаторы должны иметь возможность высказывать свое мнение без боязни на следующий день лишиться служения. К сожалению, готовности к дискуссии нет и близко. Редкое исключение –– проект «Не верю» на канале «Спас», да и тот, кажется, больше смотрят атеисты, чем православные. Православным свобода дискуссии ни к чему. Многим даже книги православных «парижан» полувековой давности кажутся отказом от веры. Но эти книги подходили для диалога с миром прошлого века.
Развитие наук о мозге, генетики, антропологии дает картину мира, еще сильнее отстоящую от традиционных верований. Нам нужно учиться говорить на этом языке.
Нужно читать свежие научно-популярные книги и пытаться их осмыслить. Да, многое придется пересмотреть. Но смогли же признать, что Земля не находится в центре Вселенной. Хотя когда-то это казалось отречением от веры. Соотношение личности человека и его мозга (особенно при повреждении мозга). Религиозный опыт и измененные состояния сознания. Отделение аскетических практик, помогающих достичь результата, от разного рода нездоровых форм поведения, которые мы встречаем и в книгах средневековых монахов, и в практике духовничества ряда священников. Все эти темы требуют открытого обсуждения, а не перешептывания на кухнях.
Пока же вместо свободной дискуссии мы имеем постоянные гонения на инакомыслящих. Священник, сказавший что-то нестандартное, уже оказывается под угрозой наказания. Например, священник Андрей Федосов, который вел в YouTube блог «Киберпоп» на 30 тысяч подписчиков. Достаточно ему было сказать, что он почтением относится к В. И. Ленину, как тут же ему запретили вести блог. Со временем он снял сан и пошел учиться на психолога.
Или вот на днях протоиерей Павел Великанов пригласил к магистрам МДА для дискуссии бывшего редактора «Журнала Московской патриархии» Сергея Чапнина. Проблема в том, что Сергей Чапнин, хоть и православный, находится в оппозиции к патриархии. Последовал скандал, в ходе которого отца Павла Великанова временно отстранили от должности заведующего кафедрой. А на канале «Спас» вышла передача, разносящая агитаторов, которые уводят студентов в либерал-православие. Заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям с обществом А. В. Щипков считает, что магистры МДА настолько нежные, что даже простой разговор с инакомыслящими православными уведет их из Церкви. Понятно, что с таким отношением речи о миссии даже не идет. Если уж даже будущих священников нельзя знакомить с другими мнениями, то что уж говорить о простых прихожанах. «Я этого не знаю и знать не хочу».
Вот и изучают наши семинаристы историю Древней Церкви и мертвые языки. Это безопаснее, чем знакомить их с современными биологией, психологией и религиоведением. Все должно быть надежно и проверено. Желательно, чтобы учебные пособия были написаны авторами, родившимися еще до революции. Чтобы случайно какого модернизма не проникло в Церковь. Что ж, такой подход тоже имеет право на существование. Большинство наших сограждан тоже не любят погружаться в дебри современной науки. Так зачем тратить силы на споры. Пусть интеллектуалы уходят и не мешают оставшимся спокойно жить в мире без дарвинизма, психологии и наук о мозге.
Согласно учебному плану бакалавриата наших семинарий, изучению древних языков должно отводиться 512 часов. А изучению психологии — 72, да и то она может быть заменена на другой предмет. Или вот недавно председатель Учебного комитета протоиерей Максима Козлов посетовал, что у нас мало специалистов по истории Древней Церкви. Действительно, очень важная и актуальная тема, не то что психология. Как тот прекрасный монах у Честертона:
«Он был необычайно умен и мудр, и не знал печали в своей окруженной горами хижине, обличая ереси, чьи последние приверженцы переказнили друг друга 1119 лет тому назад. Ереси эти содержали немалый соблазн, и монах сумел обличить их; однако никто, кроме него, не понял бы хода его мыслей. Звали его Михаилом (фамилию я писать не стану, западным людям все равно не прочитать ее) и, повторяю, он счастливо жил со зверями в своей хижине».
Итак, свобода дискуссии — первое необходимое условие. Желательно, чтобы она была возможна еще внутри Православной церкви, а не только после снятия сана.
Во-вторых, наша проблема в кадрах
Тут все настолько грустно, что и говорить не хочется. За тридцать лет выжимания служителей до предела поток иссяк. Никакого конкурса желающих пойти в семинарию нет. Семинарское образование за пределами РПЦ бессмысленно, а обрекать себя и семью на зависимость от произвола архиерея не хочется. Это в начале девяностых перед молодым человеком мог стоять выбор: филфак МГУ или семинария. Сегодня это выбор между семинарией и ПТУ. Требования к поступающим — ниже плинтуса. Чтобы поступить в хороший вуз, нужно готовиться пару лет и сдавать достаточно сложный ЕГЭ. Чтобы поступить в большинство семинарий, надо за месяц-другой прочитать одну (!) книгу семидесятилетней давности. Да, речь по-прежнему о «Законе Божием» протоиерея Серафима Слободского. По этой книге учат детей в воскресных школах. Ей же ограничиваются интеллектуальные требования к желающим стать будущими пастырями.
Даже не знаю, с чем это сравнить… Как если бы для поступления в медицинский требования ограничивались бы учебником биологии за пятый класс. Такие требования были понятны в 90-е, когда литературы не было. Но сегодня это означает, что интеллектуальные ожидания от будущих семинаристов близки к нулю. А значит, ожидать от них диалога с современным миром не стоит.
В-третьих, существует проблема финансирования
Да, православные миссионеры тоже люди и хотят кушать. У нас любят восхищаться миссионерским талантом святителя Николая Японского. Но как-то забывают, что его миссия полностью финансировалась из Москвы. В Русско-японскую войну у православных японцев возникло искушение отказаться от московских денег и жить за свой счет. Но, прикинув, они поняли, что не в состоянии сами прокормить свою миссию. Да, трудящимся нужно платить. Но гораздо чаще у нас предпочитают выжимать людей до последнего.
Вот, например, в центре Москвы в Высоко-Петровском монастыре располагался Синодальный отдел религиозного образования и катехизации. Там должны работать высококлассные специалисты, помогающие наладить дело катехизации на всей территории России и бывшего СНГ. Но зарплата специалиста пару лет назад составляла около 20 тысяч рублей после вычета налогов. Ведущий специалист получал около 30 тысяч, заведующий сектором — около 40. Вот и представьте, как будет жить специалист на такую зарплату. Особенно с установкой о спасительном чадородии. Но даже такие средства находили с трудом, выплаты зарплат задерживались. Чтобы уж совсем отбить желание трудиться, отдел из центра Москвы недавно перевели в Тушино… В общем, если весь штат отдела составлял человек тридцать, то за последние годы две трети сотрудников просто разошлись.
«Скучно и неинтересно»
Все эти трудности можно было бы понять, если бы мы жили в бедное время. Но ведь только в Москве строится пресловутые 200 храмов, каждый из которых в самом начале оценивали в 200–500 млн рублей, в зависимости от размера. Это не говоря про гигантов вроде храма Победы, обошедшегося в 6 миллиардов. Даже на самый дешевый храм потрачено столько же денег, сколько на 15 лет работы целого отдела.
Строить храмы — это замечательно. Но если денег действительно не хватает, может, стоило построить на пару храмов меньше? В ответ на это возражают, что спонсоры сами заработали деньги и сами решают, куда их тратить. В принципе, да. Но сегодня отнюдь не спонсоры ломятся в двери, предлагая свои деньги на строительство храмов. Наоборот, спонсоров активно ищут, а значит, и убеждают их, на что было бы хорошо потратить деньги. Кроме того, многие бизнесмены сами создают светские фонды, занимающиеся именно просвещением. Неужели пастырский авторитет нашего священноначалия настолько низок, что они не могут убедить «своих» же православных бизнесменов сделать то же самое? Мы видим, что если есть желание, то и деньги на образование находятся. Организовал же владыка Тихон (Шевкунов) по всей России свои замечательные мультимедийные выставки по российской истории?
Вот и получается, что строим по три храма в день, почти как перед революцией. А специалисты в этих храмах работают за 20 тысяч рублей. Точнее, не работают, ведь даже таких денег на специалистов нет. Еще не так давно из-за недостатка финансирования закрылся миссионерский факультет ПСТГУ. Этой осенью с ним почили педагогический факультет и факультет социальных наук. Причина та же: у самого ПСТГУ денег нет, а помощи от священноначалия ждать не приходится. Вот и сокращают траты, режа по живому. Теперь педагоги будут учиться на историко-филологическом факультете. А ведь сколько на Рождественских чтениях говорится о важности подвига учителя в воспитании подрастающего поколения! Но даже небольшие деньги на их подготовку священноначалие выделить оказалось не готово. Предпочли сэкономить на сотрудниках педфака с многолетним опытом и готовить педагогов, социологов, филологов и историков вместе, на одном факультете. Так больно ходить по шикарным коридорам нового знания в Лиховом переулке и понимать, что специалистов там будет все меньше и меньше! На них денег нет. Зато теперь анонсировали строительство нового «университетского» храма.
Политика священноначалия вполне понятна. Диалог вести сложно, нужна открытая дискуссия, защита миссионеров от шумных радикалов. Нужны классные специалисты, которым нужно платить. Нужно находить деньги на образование. Много затрат и лишь отдаленная перспектива результата. А храм — это просто: результат сразу виден. Пока в России сложная экономическая ситуация, храмы все равно заполнятся. В принципе, они и до революции не пустовали. Кого надо, Бог и сам приведет. А кто расцерковляется, тот просто «не встретил Христа», и ничего с этим не поделать… Проще отпустить человека на свободу, чем начать реальный диалог. Вот и получается, что при МГУ строят новый храм, а в это время расцерковляющийся аспирант МГУ пишет отзыв о прошедшей в университете открытой лекции, посвященной сотворению мира: «Скучно и неинтересно». В современной науке каждые несколько лет происходят новые открытия, но у нас просто нет времени их осмыслять. Ведь для доцента МДА, читавшего эту лекцию, — это лишь одно из множества послушаний в свободное от основной работы время.
В результате целью нашей миссии становятся необразованные люди. Те, кто ничего не знает и ленится сам прочитать. Им мы будем пересказывать взгляды на мир, усвоенные нами в девяностые. А остальные пусть проходят мимо, нам и без них хорошо…
Хотелось бы закончить на позитиве, но не получается. Весной была хорошая новость: в Сретенской семинарии открылась кафедра «Пастырское душепопечение в современном мире». Хотели учить семинаристов не только богословию, но и психологии. Поднялся шум традиционалистов в защиту «пастырства» от «угроз» психологии. Программу посмотрели на Синоде, отредактировали и как следует порезали. И заодно взяли деятельность кафедры под пристальный надзор. Впрочем, студенты магистратуры Сретенки пишут, что все не так плохо и психология у них есть. Что уже радует. Хотя бы пару курсов по психологии будущие священники прослушают. Только для диалога с образованной частью общества этого явно недостаточно. Их религиозность будет двигаться каким-то своим путем. Кстати, кафедра теологии в МИФИ перестала работать. Когда ее открывали, было много шума, но и она оказалась никому не нужна. Преподаватели разошлись, и от громкого проекта осталась пара курсов для студентов.
*Андрей Зубов внесен в реестр иностранных агентов.
