на наш Телеграм
Ветхий Завет — эти два слова чаще всего рождают у современного человека ассоциации с неким текстом, пришедшим из допотопных времен. Но такой подход обедняет нашу внутреннюю жизнь и даже само понимание евангельского благовестия. Слово Христово прозвучало не в вакууме, оно было произнесено на конкретном языке в конкретной культуре. Священник Александр Сатомский предлагает опыт современного прочтения самых, может быть, ярких книг Ветхого Завета.
Перед нами одна из самых удивительных книг Ветхого Завета — Песнь Песней (шир-ха-ширим). Согласно общепринятому разделению книг Ветхого Завета, она входит в блок учительной литературы вместе с такими книгами, как Екклесиаст, Притчи, Псалмы и далее. Но чему учит Песнь Песней? На этот текст существует множество комментариев и в христианской, и в иудейской традиции, к некоторым из них мы обратимся. Однако, как ни странно, большинство комментаторов полностью игнорируют его базовый смысл.
С точки зрения иудаизма, которую в общих чертах разделяют и христиане, Библия — это многослойный текст. За прямым — так называемым телесным смыслом, именуемым пшат, — кроются аллегорический, нравственный и мистический смыслы, часто очень далекие от прямого. Так вот, иудейские мудрецы почти всегда категорически отказывают Песни Песней в пшате, вся она — только о духовном, только о небесном.
Но насколько верно такое разделение? Разве любовь, в том числе и та, что реализуется в сексуальности, не может быть чистой и возвышенной? Если автор книги избрал эти образы для описания духовных реалий, значит, в образах человеческой любви есть нечто общее с духовными реалиями, позволяющее использовать первые для объяснения вторых. Итак, постараемся узнать, о чем же она — лучшая из всех песен Библии, о какой любви говорит, чему учит и к чему призывает.
Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина (Песн 1:1).
В книге нет формально организованных начала и конца. Нет сюжетной завязки, равно как нет и какого-либо прозрачного финала. Не вполне ясно, сколько участников повествования. И наконец, не раскрыты и действующие лица, возлюбленные, — кто они? Экзегеты дают массу вариантов, от Соломона и дочери фараона или царицы Савской до пастуха и пастушки.
В таком темном экзегетическом лесу прекрасно растут разнообразные теории, видящие в тексте то мистическое откровение, то сборник свадебных песен. По мере чтения мы попытаемся найти путь в дебрях толкований.
Книга начинается с возгласа возлюбленной, обращающей на себя внимание возлюбленного. Однако здесь нет обращения — она не говорит «лобзай», но да лобзает он, лишь во второй части стиха переходя к второму лицу — ласки твои. Такая грамматическая конструкция встречается в Писании, когда говорящий хочет подчеркнуть статус того, о ком говорит (например, 2 Цар 9:11), — как в нашем речевом этикете мы используем вежливое обращение на «вы». Это может свидетельствовать о том, что статус возлюбленного выше, чем статус девушки, что, однако, маловероятно. Дочь фараона не считает себя ниже правителя Израиля, а социальные статусы пастушки и пастуха равны. Здесь уважение иного порядка — не подчинения, а трепета как «страха Божия», о который претыкается множество наших современников и о котором сказал апостол Павел: …а жена да боится своего мужа (Еф 5:33); здесь речь также идет не о страхе наказания, а о трепете перед возлюбленным.
Знаковый факт: текст во многом построен таким образом, что указывает на женскую инициативу, он даже начинается с прямой речи возлюбленной. Это кажется совершенно удивительным в патриархальном мире Древнего Востока. Объяснений, не являющихся взаимоисключающими, может быть два. Первое — теологическое. Ветхий Завет часто делает акцент на уникальной роли женщины в истории народа и каждой конкретной семьи — это героини, от Деворы и Иаили до абстрактно-идеальной «добродетельной жены» Книги Притч (31:10–31).
Ева — мать всех живущих, живет в каждой своей дочери, и одна из них исполнит сказанное праматери: родит Того, Кто сотрет главу змия. Место женщины в истории спасения огромно, хотя и затенено, вследствие грехопадения, подчинением мужу — он будет господствовать над тобою (Быт 3:16). Таким образом, высвечивая роль возлюбленной, текст как бы возвращает читателя в Эдем — идеальный мир без социальных условностей, где любящие равны.
От благовония мастей твоих имя твое — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя (Песн 1:2).
Ласки любимого пьянят сильнее вина, и его имя приятнее всех благоуханий. Как разлитое миро далеко распространяет свое благоухание, так имя возлюбленного известно многим — он человек славный. Эта характеристика безусловно подходит царю Соломону, однако, основываясь на материале свадебных песен Ближнего Востока, исследователи утверждают, что обращение к молодоженам как к царю и царице — характерная черта подобных произведений, равно как и взаимные величания молодых, что мы увидим в следующих главах. Слава юноши на то и слава, что известна не только возлюбленной, поэтому упоминаются и другие девушки, но они не соперницы героине.
Оригинальный поэтический текст содержит прекрасную игру слов — шемен «масло» и шем «имя», йишакени «пусть целует» и йашкени «пусть напоит».
Влеки меня, мы побежим за тобою; — царь ввел меня в чертоги свои, — будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя! (Песн 1:3).
Призыв к возлюбленному — проявление инициативы. Здесь возлюбленная как бы объединяется с теми другими девушками, которые неравнодушны к герою. Однако некоторые чтения указывают на вариант: «Влеки меня за тобой! Побежим!» — тогда это продолжение призыва к юноше.
Во втором поле смыслов, где возлюбленная — это народ Божий или, более узко, праведная душа, а возлюбленный — Господь, то здесь слышится отзвук credo Израиля — Исхода, когда Бог вывел народ в пустыню и на Синайской горе был навеки заключен брак с потомками Авраама. Господь увел их в пустыню, и они побежали за Ним (см. Иез 16; Ос. 11; Иер 2:2). И хотя потом в этой истории супружества будет много мрачных страниц и откровенно скандальных поступков невесты/жены, это история со счастливым концом, как говорит последняя из книг Писания — Откровение Иоанна Богослова. Жена, облеченная в солнце, — община верных Богу — в последние дни вынуждена будет вновь бежать в пустыню, в место своей первой любви, где она пребудет в любви Возлюбленного своего.
Дщери Иерусалимские! черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня: сыновья матери моей разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники, — моего собственного виноградника я не стерегла (Песн 1:4–5).
Девушка без ложной скромности говорит о своей красоте — и в то же время о своем несовершенстве. Черна не следует принимать, как сделали некоторые толкователи, за указание на принадлежность к африканским народам. Она скорее смугла, так как загорела, работая в поле. В современном обществе загар считается красивым, тогда как не только в традиционных древних обществах, но и в дореволюционной России он был признаком худородности. Загорали не на курортах, а в поле, под палящим солнцем, а люди из благородных сословий отличались белокожестью.
Конец этого маленького рассказа превращает его в исповедь и совершенно меняет его значение. Братья гневаются на девушку за то, что она не уследила за своим виноградником. Под этим эвфемизмом подразумевается несохраненная девственность, что и сделало героиню «черной»; хотя в другой части книги сравнение с «садом запечатанным» явно указывает на обратное — на ее целомудрие. В любом случае речь девушки обращена к единственному любимому, поэтому как минимум здесь отсутствует адюльтер.
По мнению множества толкователей, так же черна, но прекрасна для Бога и всякая душа. Да, она не сохранила свою чистоту и заслужила презрение ближних — сыновей матери, то есть братьев, но Возлюбленный желает ее красоты. У пророка Иезекииля (Иез 16), рассказывающего страшную историю измены народа своему Богу, Супруг все равно готов принять падшую, но раскаявшуюся жену. Так и тут, возлюбленная черна, но для юноши она — сад запечатанный, прекраснейшая из всех, и его любовь больше, чем ее несовершенства. Об этом в контексте истории спасения говорит апостол Павел: но Бог свою любовь к нам доказывает тем, что Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками (Рим 5:8).
В 6-й главе мы слышим оправдание героини перед девушками Иерусалима — своеобразным народным хором, а потом их удивленное восклицание: кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна… (Песн 6:10). Секрет ее красоты и силы — в опоре, возлюбленном (Песн 8:5).
Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских (Песн 1:6–7).
Здесь юноша однозначно пастух; вопрос девушки и его ответ не составляют сложности для истолкования в прямом смысле: «Где мне найти тебя?» — «Иди за стадами, которые пасут мои друзья, и найдешь». Но в этой истории есть уже обозначенная странность. Обычно юноша проявляет активность, инициативу, он ищет, он проявляет интерес, а девушка с той или иной степенью благосклонности ему отвечает.
Оставаясь в поле непереносных значений, можно сказать, что для девушки не всегда правильно занимать выжидательную позицию, иногда необходимо решительно действовать самой. Это кажется тезисом, в корне расходящимся с традиционной этикой, однако Ветхий Завет превозносит женские инициативы — даже неоднозначные, как у Авигеи (см. 1 Цар 25), и откровенно скандальные, как у Фамари (см. Быт 38), признавая за ними не только право на существование, но и указывая, что им сопутствует благословение Божие.
Возлюбленный ускользает, его нужно искать, преодолевать трудности, не считаясь с опасностями. Это очень важно в контексте той идеальной ситуации возвращения в Эдем, где оба равны, едины и целостны. На то, что здесь изображается символ Эдема, а не реальный райский сад, указывают трудности, с которыми столкнется любовь.
В аллегорическом плане душа ищет Возлюбленного — Творца, она не хочет скитаться возле кого-то другого. Но оказывается, чтобы найти к Нему путь, нужно идти вслед за теми, кто дружен с Богом. Обратись к пророкам, апостолам, Церкви — они приведут тебя ко Мне, говорит душе Бог, сама ты не найдешь дорогу среди тысяч троп.
Почивающий в полдень Жених Церкви — это Христос, провисевший на Кресте от 6-го до 9-го часа, то есть с полудня до 3 часов пополудни. Там Он почил, отдав, по слову апостола Павла, жизнь за свою возлюбленную — Церковь и тем избавив ее от власти смерти и тлена.
Кобылице моей в колеснице фараоновой я уподобил тебя, возлюбленная моя. Прекрасны ланиты твои под подвесками, шея твоя в ожерельях; золотые подвески мы сделаем тебе с серебряными блестками (Песн 1:8–10).
Своеобразный и достаточно далекий от нашей культуры образ использует автор, который, желая превознести девушку, сравнивает ее с лошадью. Однако в той среде, где создавалась книга, лошадь была редким и дорогим животным, не предназначенным ни для каких работ, а лишь для войны или царских выездов. Как христианские, так и иудейские толкователи видят здесь отсылку к Книге Исход и вспоминают о гибели колесниц фараоновых в море (Ориген. На Песнь Песней, 1.10). Правда, из контекста ясно, что юноша превозносит любимую и в его словах нет никакого негатива. Скорее, на основании ряда последующих образов можно предположить, что он говорит об «опасности», которую представляет для него девушка. Образ войска со знаменами, городских укреплений, башен, колесниц призван указать на силу, мощь любви во всей совокупности ее проявлений. Похожая образность встречается и в произведениях европейской культуры — например, в «Предопределении» Тютчева.
Доколе царь был за столом своим, нард мой издавал благовоние свое. Мирровый пучок — возлюбленный мой у меня, у грудей моих пребывает. Как кисть кипера, возлюбленный мой у меня в виноградниках Енгедских (Песн 1:1–13).
Возлюбленный на пиру у грудей — это особенность рассадки, а точнее, возлежания за ближневосточной трапезой, не изменившаяся за многие столетия и описанная на Тайной вечери, где апостол Иоанн возлежит у груди Учителя. Это поза доверия. Но здесь, так как речь идет о превознесении любимыми друг друга, говорится скорее не о конкретном царском пире, а о важности, ценности юноши в глазах его избранницы. Как дорогое благовоние носится подобно ладанке между грудей, так там же, у сердца, место для ее любимого.
Эн-Геди, оазис неподалеку от Мертвого моря, славился производством благовоний, потому и включен в данный ассоциативный ряд.
О, ты прекрасна, возлюбленная моя, ты прекрасна! глаза твои голубиные. О, ты прекрасен, возлюбленный мой, и любезен! и ложе у нас — зелень; кровли домов наших — кедры, потолки наши — кипарисы (Песн 1:14–16).
На комплименты юноша отвечает тем же, сравнивая очи девушки с голубками, а не с голубиными глазами, что логично в ряду метафор, где то или иное качество уподобляется в том числе и животным — но не их частям. В Книге Бытия голубь — вестник мира, а в Книге Левит — жертва, приносимая от лица бедняка. Мир, кротость, смирение видит юноша в глазах своей любимой.
Из книги «Свитки. Современное прочтение знаковых текстов Библии». — М.: Никея, 2023
Чтобы знакомиться с материалами цикла раньше других, можно подписаться на нашу великопостную рассылку.
