В новостной ленте промелькнули неожиданные результаты опросов. По данным ВЦИОМ, молодежь стала совершенно нерелигиозной.

«В группе респондентов в возрасте от 25 до 34 лет доля сторонников православия выше в три раза (62%), чем среди молодежи от 18 до 24 лет (23%). 37% молодежи в возрасте от 18 до 24 лет заявляют, что они неверующие».

Снижение религиозности среди молодежи неудивительно, учитывая постоянные информационные скандалы. Тем не менее цифра выглядит уж слишком недостоверной. Социология вообще медленная наука, и такая огромная разница между 20- и 30-летними выглядит совершенно невероятной. Я решил проверить эти цифры, а заодно нашел много интересных фактов.

Для проверки я использовал «Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ», в котором приводятся данные ежегодных опросов населения. Он выгодно отличается от опросов ВЦИОМ и объемом (12 441 опрошенный против 1600), и главное – репрезентативностью выборки (представлены все возрасты, опрос по фиксированным адресам год за годом). Если мы возьмем самые свежие данные (за 2017 год), то среди молодежи 18–24 лет православными себя назвали 68%, а вовсе не провальные 23%, как у ВЦИОМ.

Много это или мало? С одной стороны, это ощутимо меньше, чем в 2011 году. Тогда, до начала эпохи «оскорбления религиозных чувств», православными называли себя 78% молодежи (18–24 лет). Снижение на 10% за 6 лет — это действительно много. С другой стороны, это все равно значительно больше, чем число молодежи, регулярно посещающей храмы, поэтому с точки зрения потенциала для миссии что 68%, что 78% — это бесконечно много. И вопрос в том, что предложить выпускникам воскресных школ, до сих пор остается открытым.

Мне было интересно проследить, как меняются религиозные взгляды россиян с возрастом. Для исследования я выбрал рожденных в 1980-е. Это многочисленное поколение, которое сейчас начинает играть все более важную роль в жизни страны. Среди рожденных в 1980-е приверженность православию ощутимо выросла между 2003 и 2011 годами (с 60% до 75% у мужчин и с 73% до 84% у женщин). Дальше, несмотря на все скандалы, она практически не менялась, колеблясь в диапазоне нескольких процентов. Кстати, примерно то же самое произошло и у рожденных в 1970-е годы. Вообще большой разницы в вопросе религии между этими поколениями не видно.

Но как же быть со знаменитыми «православными атеистами»? На самом деле их немного. Такое сочетание ответов выбрали лишь 55 человек из 12 441. Еще 214 сказали, что они православные, но неверующие (около 1% от всего населения), и еще 9% сказали, что они православные, но «скорее неверующие, чем верующие». Таким образом, основная масса православных вовсе не атеисты, а либо «верующие», либо «скорее верующие, чем неверующие». Причем разделить последние две категории сложно, да и не нужно. Даже среди тех, кто ходит в храм минимум раз в месяц, четверть предпочитают скромно называть себя «скорее верующими».

Как часто россияне ходят в храм? Всем известно, что нечасто. В 2017 году раз в месяц и чаще в храм заходили лишь 3% совершеннолетних мужчин и около 9% женщин. К сожалению, в опросе выбрана достаточно грубая шкала, и невозможно разделить тех, кто приходит лишь на Пасху/Крещение, и тех, кто регулярно причащается четыре раза в год. Так что реальных «воцерковленных» может оказаться ощутимо больше.

Почему россияне мало ходят в храм? Этот вопрос звучит уже тридцать лет, и вряд ли я скажу что-то принципиально новое. Во-первых, как считают многие, у нас просто не хватает священников. На одного священника приходится больше 6000 православных россиян (в Греции — один на тысячу). При этом о каких-то личных отношениях можно говорить лишь при размере общины не больше 200–500 человек на священника. Соответственно, 90% православных россиян физически не имеют возможности установить личные отношения со священником и в итоге оказываются вне охвата прихода.

А увеличить количество священников невозможно по простым финансовым соображениям. Содержат священников в основном требы, а не прихожане. Количество треб известно, и больше оно не станет. Если же просто увеличить число священников, то это уменьшит их и без того маленькие доходы (богатые «попы на мерседесах» часто встречаются в интернете и телевизоре, но редко в жизни).

Помимо количества священников, существует и проблема с их квалификацией и образованием. Последнее время я часто слышу, что миряне стараются не выносить на исповедь действительно сложные вопросы. И это вовсе не вопросы, связанные с уклонением в монофизитскую ересь, о которой говорят в семинарии. Это вопросы личного духовного роста, развития, отношений в семье.

По этим вопросам миряне читают книги, статьи, изучают разные точки зрения. А многие священники до сих пор придерживаются в этих вопросах «советских» взглядов собственного детства и считают их христианскими. Конечно, проблему можно было бы решить в диалоге, обсуждении. Но храмовые традиции не подразумевают диалога ни во время исповеди, ни во время проповеди. В результате люди закрываются и также начинают относиться к исповеди несколько магически.

Другая сложность связана с теми, кто именно ходит в храм не реже раза в месяц. Если мы посмотрим на совершеннолетних мужчин в храме, то окажется, что в общем обычный прихожанин (посещает богослужения не реже раза в месяц) не отличается от среднестатистического россиянина. Его уровень образования незначительно выше, чем в среднем по стране. Среди мужчин нет какого-то специального возраста «воцерковления», в храм ходят одинаково все возрасты. Средний (точнее, медианный) возраст совершеннолетних мужчин — 45 лет при среднем по стране 46 лет. Но в общем мужчины составляют лишь одну пятую от всех совершеннолетних, кто ходит в храм раз в месяц. А 80% наших совершеннолетних, посещающих храм минимум раз в месяц, это женщины.

Это тоже не новость. Но удивительно, насколько наши прихожанки старше. Советская власть закончилась 30 лет назад, тем не менее до сих пор в основном в храме бывают пожилые женщины. Наверное, на городских приходах это не так ярко выражено, поэтому мы это не замечаем. В итоге получается, что всех мужчин в храме в два раза меньше, чем женщин пенсионного возраста.

Итак, проблема не только в том, что священников мало. Основной круг общения священника — прихожанки пенсионного возраста. У священника нет особых стимулов для развития в области современной психологии, богословия, педагогики. Сама среда не способствует такому движению. Достаточно лишь «правильно» совершить чинопоследование. В итоге новорукоположенный «юноша бледный со взором горящим» сам себе потихоньку потухнет среди бабушек и станет спокойным требоисполнителем. Или сломается от такой жизни и уйдет за штат. Да, конечно, если новый священник силен духом, он сможет преодолеть эти трудности. Но таких крепких, как и везде, меньшинство.

Для изменения сложившейся ситуации нужны реформы, но… Но именно такой состав прихожан и не позволяет эти реформы начать. А ведь нам требуются гораздо более серьезные реформы, чем пустопорожнее обсуждение того, можно ли использовать современный русский язык богослужения. Как раз это надо не обсуждать, а дать энтузиастам свободно попробовать на отдельных приходах и посмотреть, что получится лет через пять. Нас ждут гораздо более неоднозначные вопросы и совсем не те елейные ответы, которые предлагаются в документах, изданных Синодом.

Итак, что мы имеем в итоге:

• большое количество верующих православных россиян, которые пока не нашли подходящие формы для своей веры;
• недостаточное количество священников и принципиальную невозможность увеличить их количество по финансовым причинам;
• священник не имеет на приходе стимулов к самообразованию, что еще сильнее увеличивает пропасть между клиром и миром;
• крайнюю сложность проведения каких-либо изменений, а тем более экспериментов в рамках прихода из-за противодействия большинства, которое все устраивает.

Перейдем к любимому русскому вопросу: что делать? Для меня при таких исходных данных ответ очевиден. Мы никогда не сможем обеспечить достойной зарплатой достаточное количество священников. Да, призывать желающих послужить Христу зарабатывать на полуязыческих запросах населения мне видится неправильным. Честнее делать это на светской работе и открыто признать, что нет особого миссионерства в проповеди перед освящением квартиры или колесницы. Работать на светской работе священник также не может: слишком много ответственности на него навешано на приходе. И принимать двести исповедей после напряженной трудовой недели весьма затруднительно.

Если мы хотим реально связать христианство с миром, то нам нужно гораздо более активное служение мирян в малых группах, особенно среди своих друзей. Нужно искать такие формы духовной жизни, которые могут осуществляться без непосредственного участия священника.

С учетом того, что организацией этих форм будут заниматься миряне, имеющие к тому же обычную работу, семью, это не может быть чем-то масштабным. Фактически это малые группы по 5-10-15 человек (или семей), которые общаются друг с другом и решают возникающие вопросы отношений в семье, воспитания детей, психологии и богословия. Активные миряне могут создавать вокруг себя различные группы по интересам для своих верующих, но невоцерковленных друзей, и в этих группах искать новые пути для роста (может, личностного, может, духовного — эти вещи сложно разделить).

Конкретные формы могут быть самые разные: от евангельских кружков до семинаров по педагогике. Нужно пробовать и методом проб и ошибок находить новые пути. Искать эти пути необходимо.

Считается, что «белые платочки» спасли Церковь в свое время. И, наверное, это так. Но Церковь не только для «белых платочков», и нельзя предлагать формы византийской религиозности как единственно возможные.

PS О подобном говорилось еще сто лет назад, на Поместном соборе 1917-1918 годов, и даже было зафиксировано в принятом на Соборе Приходском уставе (во введении). К сожалению, движение в эту сторону идет очень неохотно. И нужно быть готовыми к тому, что вместо поддержки вы услышите от настоятеля обвинения в создании «самочинных сборищ» и противопоставлении себя Церкви. Увы, мы живем в несовершенном мире. Но тем не менее отцы Собора новомучеников заповедовали нам двигаться именно в этом направлении:

«Для удобства наблюдения за жизнью прихода и руководства делом весь приход разделяется на участки, которые и вверяются определенным прихожанам — наблюдателям и руководителям. Таким порядком высокий пастырский долг священника в приходе и будет управляем пособничеством самих прихожан; то, что ускользало прежде из внимания перегруженного делом приходского пастыря, это теперь дойдет до него через его пособников — воодушевленных пасомых, чтобы вызвать от него должный руководящий ответ и указание».

Разумеется, нет никакой нужды в принудительном разделении прихода на участки. Но мы можем сами выбирать участок вокруг себя и потихоньку помогать друзьям и их детям организоваться и найти свой путь к Богу.