на наш Телеграм
70 лет назад, 5 октября 1954 г., отошел ко Господу один из классиков русского религиозного мышления Борис Вышеславцев. Он подчеркивал значение иррационального в бытии и познании; иррациональное, по Вышеславцеву, не противостоит разуму, но фундирует его (оно — Абсолют, безосновная основа всего). Активно привлекал идеи Фрейда и Юнга (истолковывая в православном духе) в своей борьбе против нормативной рационалистической этики. Критиковал индустриальную культуру (как в капиталистической, так и в социалистической форме). Все эти темы суммируются в теме иррациональной свободы человека, стремящегося к Богу. В его память — обзор пяти его книг.
«Этика преображенного Эроса» — главная книга Бориса Вышеславцева. Интереснейшая попытка системы христианской этики; по сути — попытка философской тематизации коренной христианской антиномии Закона и Благодати: противостояние нормативной и творческой этики, акцент на вопросах пола, решаемых с помощью выкладок психоанализа, понимание аскезы как сублимации; психоанализ Фрейда и Юнга привлекается как теория сублимации, то есть собственно «преображении эроса» как основного механизма творческой этики, понимаемой как этика Благодати, отрицающей этику Закона. Притом Вышеславцев считает свою этику реакутализацией святоотеческого богословия.
Вышеславцев пишет, что «Этика преображенного Эроса»
«представляет совершенно оконченное исследование некоторого цикла проблем, которые группируются около центральных вопросов: 1) почему Закон как принцип этики должен быть отвергнут? в чем несовершенство морали долга? почему «морализм» раздражает? и 2) в чем состоит принцип более совершенной этики, этики Благодати, этики сублимации, “этики преображенного Эроса”?»
«Вечное в русской философии» — итоговая работа Б. Вышеславцева, собрание очерков по узловым вопросам человеческой мысли: свобода, благодать, власть, бессмертие, самость. Сюда входят такие известнейшие работы Вышеславцева, как «Что такое я сам?», «Значение сердца в философии и религии», «Бессмертие, перевоплощение и воскресение», «Трагизм возвышенного» (где он применил выражение «спекуляция на понижение», ставшее впоследствии очень популярным) и др. Вышеславцев активно использует традиции античной и новоевропейской философии, аналитической психологии, русской религиозной мысли, сокровищницу Предания и Писания. Но в итоге каждый его очерк можно свести к экспликации той или иной интуиции христианства.
О несколько сбивающем с толку названии — «Вечное в русской философии» — Вышеславцев пишет:
«Основные проблемы мировой философии являются, конечно, проблемами и русской философии. В этом смысле не существует никакой специально русской философии. Но существует русский подход к мировым философским проблемам, русский способ их переживания и обсуждения. Разные нации замечают и ценят различные мысли и чувства в том богатстве содержания, которое дается каждым великим философом. В этом смысле существует русский Платон, русский Плотин, русский Декарт, русский Паскаль и, конечно, русский Кант. Национализм в философии невозможен, как и в науке; но возможен преимущественный интерес к различным мировым проблемам и различным традициям мысли у различных наций» —
то есть речь тут идет не о чем-то «русском», а именно об основных философских проблемах — и решенных по-христиански.
«Кризис индустриальной культуры» — блестящая книга по социальным, экономическим, политическим вопросам — как и всегда в таких вопросах, небесспорная — наоборот — но интереснейшая.
Книга направлена как против капитализма, так и против коммунизма, ибо по Вышеславцеву оба они суть проявления индустриализма, причем коммунизм не отрицание капитализма (индустриализма), а его предельное выражение. Вышеславцев выстраивает христианскую философию свободы и братства. Как соединить эти две христианские ценности? Индустриализм в капиталистической и коммунистической своих формах есть власть индустриальнного аппарата, технократия, тирания менеджеров (государственных или частных — неважно). Вот этот индустриальный аппарат и нужно ликвидировать, чтобы построить общество свободы и братства. Нужно заменить его «хозяйственной демократией» — и только так индустриализм (капитализм и коммунизм) будет преодолен — то есть надо развивая демократию в области политики, перенести демократию и на экономику. (Нужно иметь в виду, что в общеупотребительной терминологии то, что Вышеславцев называет «социализмом» или «коммунизмом», называется «государственным социализмом», а его идея «хозяйственной демократии» располагается в одном ряду с «рыночным социализмом», «самоуправленческим социализмом», «либертарным социализмом», «анархо-синдикализмом», «прудонистским анархизмом» — тем паче, что Вышеславцев открыто солидаризируется с Прудоном; то, что он называет «неолиберализмом», ничего не имеет общего с тем, что сейчас так называют — Вышеславцев так обозначает не-капиталистическую и не-коммунистическую идею свободы личности; вообще под «либеральным» Вышеславцев имеет в виду не «буржуазное» и «капиталистическое», а идею свободы личности: в современном словоупотреблении — не «либеральное», а «либертарное»).
Короче, Вышеславцев пытается сформулировать христианскую политическую идею: коль скоро христианство есть и религия свободы, и религия соборности, то она и не индивидуалистична, и не коллективистична, она религия такой свободы, которая в полноте раскрывается только в любви и братстве, и религия такой соборности, коя «состоит» из свободы каждого человека; то есть безусловная демократия, безусловные гарантии свободы личности как в политике, так и в экономике; конкретно — политическая и экономическая демократия против технократии, против индустриального аппарата — и против государственной бюрократии, и против частных корпораций, и против советской модели социализма, и против капитализма. Что-то вроде умеренного анархизма (в каковом качестве Александр Шубин и цитирует эту книгу в своем классическом труде «Социализм. Золотой век теории»): вкупе с инкорпорацией в свой дискурс Вышеславцевым разработок Фрейда и Юнга — превращающийся в православный фрейдопрудонизм (аналог/альтернативу атеистическому фрейдомарксизму).
«Этика Фихте» — первая крупная работа выдающегося христианского мыслителя Бориса Вышеславцева. Значение ее больше, чем просто вклада в академические штудии, упомянем просто темы: Абсолют, свобода, этика, хозяйство, право, проблема иррационального, субъект и объект, царство природы и царство свободы, основные категории свободы и т. п.: «великая книга о великом мыслителе», как аттестовал «Этику Фихте» Евлампиев. Процитируем то, что и сейчас в полной мере характеризует актуальную философскую ситуацию:
«Современная философская мысль в разрешении этических проблем поддерживает непрерывную духовную связь с немецким классическим идеализмом. Она может принять, или отвергнуть этот последний, но не может его обойти, не в праве его игнорировать. В немецком идеализме живут проблемы античной и христианской этики, подвергаясь новому своеобразному и углубленному истолкованию. А что останется в современной нравственной философии, если у неё отнять идеи христианства и основы античной мудрости?» —
эта реактуализация немецкого идеализма позволяет сравнивать Вышеславцева с Люблянской школой не только по параметрам обращения к психоанализу, теологии и классике социализма, но и к немецкому идеализму: к предпочтению Вышеславцевым атеизму веры, Фрейду Юнга, Марксу Прудона, нужно добавить и предпочтение Гегелю Фихте; Критическая теория могла быть такой: христианский фихтеаноюнгопрудонизм (ср. с зеркальным аналогом — атеистическим гегелианофрейдомарксизмом люблянцев); цитируем дальше: Фихте по Вышеславцеву
«глубже, фундаментальнее и современнее Канта. Он не превзойден ни Шеллингом, ни Гегеле в этой [этической] сфере, составляющей его родную стихию. Из классиков немецкого идеализма он дал больше всего для построения этической системы, могущей властвовать над настоящим и будущим. … То, что делает Фихте особенно нам близким, это онтологизм, непрестанное устремление к Абсолютному, и иррационализм, преодоление догматического рационализма».
«Русская стихия у Достоевского» — небольшая работа выдающегося христианского мыслителя XX в. Бориса Вышеславцева; здесь собственно кроме заявленных в заголовке русской стихии и творчества Достоевского рассматривается и главная тема Вышеславцева: этика сублимации хаотических сил, противопоставленной нормативной этике:
«Достоевский верил, что мы создадим нечто великое для всемирной культуры. “Народ Богоносец” — это звучит теперь наивно и претенциозно. Но его вера не наивная вера, она прошла через горнило величайших сомнений. Достоевский обладал, напротив, редкой зоркостью ко злу; чувство первородного греха живет повсюду в его произведениях… Можно подумать, читая их, что он желал изобразить преступность, нигилизм тиранство и лакейство русской души; грязь, пьянство, разврат, тьму русской жизни, ее призрачность, ее дикую фантасмагорию… Я вполне понимаю, что один немец, очень культурный и философски образованный, мог сказать мне, что произведения Достоевского внушают ему отвращение к России. Это так и должно быть, ибо в изображении Достоевского мы видим прежде всего хаос стихийных сил, и в этом хаосе замечаем прежде всего разгул зла, безумия, болезни душевной. Но Достоевский верит, что из русской хаотической стихии создастся дивный Космос, он, значит, видит в ней не одно только безумие, распад, преступление, но и еще что-то другое — какую-то бесконечную мощь, какие-то таинственные возможности. Это — беспредельность, жажда души слиться с беспредельным. [Русская душа] не знает ни в чем предела: в этом ее трагизм, порою ее комизм, иногда гибель, но всегда своеобразное величие! Вот загадка русской души — она как бы любит бесформенность, незавершенность. И если [нравственность заключается в] душевной дисциплине и порядке, то вывод очевиден: самый безнравственный народ — это русские. Достоевский, конечно, этого не думает, но в силу чего? Здесь поставлена основная проблема его творческой мысли: проблема русской стихии».
