на наш Телеграм
24 августа 2024 года преставился Христос Яннарас, классик православной мысли — кажется, последний из старшего поколения персоналистов-неопатристов (Зизилуас, Уэр, Мейендорф, Хоружий и др.).
Актуализация сокровищ патристической мысли стала возможной благодаря постмодерному повороту актуальной мысли: мы можем читать Дионисия Ареопагита благодаря Хайдеггеру; Хайдеггер позволяет понять глубину и радикальность мысли Дионисия; православная теология как продукт постметафизической мысли: так можно было бы передать суть богословского начинания Яннараса, если бы не было упущено одно: свободный, поэтический, «экзистенциальный» стиль его слова и мысли. Мы поэтому начнем мемориальный обзор с —
«Вариаций на тему “Песни песен” (эссе о любви)», текста, где голос Яннараса, кажется, всего звучней. Характерно, что первая книга Яннараса посвящена метафизике тела у прп. Иоанна Лествичника (читайте об этом замечательную статью Т. Щукина). Телесность, эрос — ясно, как важны эти темы в актуальной мысли — что и позволяет Яннарасу актуализировать соответствующие потенции православной мысли. «Вариации» — прекрасный как по поэтичности, так и по глубине текст о любви — поэзия и философия одновременно: человеческая любовь, ее трагические срывы и ее стремление к Божественной Любви:
«Существует один способ недоумевать, одновременно доверяя. И этот способ мы можем нащупать только в эросе. Эрос значит вера, доверие, самоотдача. Находишься во тьме бесконечных вопросов, на которых нет ответа. Однако оставляешь все ради желания, и оно удостоверяет тебя, что Другой желает твоего желания. И тогда все вопросы получают ответ без ответа. Значимое действует без знаков. Существует только язык возношения, язык желания. На котором разговаривает младенец, когда сосет грудь матери. На котором разговаривают влюбленные в молчании «единой плоти».
Темнота этих вопросов — природное расстояние, отделяющее человека от Бога. Всегда отстоит от Бога, не местом, но природой. Именно наша природа отстраняет нас от ответов на эти вопросы. Поэтому даже отрицание существования Бога, вечности человеческой личности — это лишь одно из природных состояний. Его можно понять. Превратить природную удаленность в личностную связь — это подвиг самоотречения от природы, это эрос.
Дар благодарения вместо вопросов, на которых нет ответа. Обо всех, ихже вемы и ихже не вемы».
«Обнаженная блестящая красота человеческого тела — чудо, явившееся в мире, слепом по отношению к этому откровению. К тому, как тленная плоть воплощает в себе живой логос бесконечного, к призыву общаться с непосредственностью всего — земля, море и порфирный закат солнца в ощутимой близости обнаженной красоты.
И цивилизация, неспособная к прикосновению, лишенная чувства связи, замораживает красоту в объект коммерческого зрелища. Везде растиражированная нагота, мертвое зрелище с трудом различимой любви, бездна пустоты между созерцаемым и созерцателем и недостижимая непосредственность. Столько веков отвергнутой жажды и вожделения, коллективного подсознательного, разъяренного от лишенности, отказа от любви. И вот теперь они переходят в цивилизацию искусственной экзальтации от безнадежного желания, в автоэротизм фантазирования».
«Одна ощутимая благодать отвечает на последние вопросы. Благодать — харизма призыва к красоте связи. То, что призывает, — не заключается в понятии, но имеет лицо и имя. Призыв приводит желание, чтобы оно вошло в безграничный залив единственной действительной нежности».
«Хайдеггер и Ареопагит, или Об отсутствии и непознаваемости Бога» — и вот ядро, основание мысли Яннараса. Хайдеггер и Ареопагит — что их связывает, учредителя проекта деструкции метафизики и византийского теолога? И тот и другой говорят о Том, что/кто не является бытием, но дает бытие всему сущему. В центре умозрения и того и другого — Ничто, не-сущее, на фоне которого выступает всё. Яннарас (вслед за Хайдеггером в его толковании Ницше) разбирает и другое Ничто, Ничто новоевропейского нигилизма — как сознательного отказа от Бога с одной стороны, и бунта против идолов, которые ставит на место Божественного Ничто новоевропейский человек, с другой. Эта книга Яннараса стоит в самом центре современной мысли, в разборе долгого пути, пройденного западной мыслью, совершившей в XX веке постметафизический поворот. Яннарас показывает, что этот поворот открывает путь к православной мысли, конкретно — к Ареопагиту — за полторы тысячи лет до Хайдеггера, сформулировавшего «онтико-онтологическое различие» (главная новость Хайдеггера): ареопагитская, православная теология как событие хайдеггеровой, постметафизической мысли. «Небытие Бога» — это просто-напросто то как всегда учила говорить о Боге апофатическая теология (Ареопагит — ее классик). «Смерть Бога» — не как торжество атеизма, а событие преодоления метафизики, открывающее возможность возрождения патристической мысли:
«В 1882 г. Фридрих Ницше издал книгу «Веселая наука» (Die frohliche Wissenschaft), возвестив с ее страниц о «смерти Бога»: «Бог умер, Бог мертв».
Восемьдесят лет спустя, в 1961 г., Мартин Хайдеггер опубликовал свою книгу о Ницше. Проповедь «смерти Бога» признается в ней пророческим подтверждением уже свершившегося события, которое было неизбежным итогом долгой исторической эволюции европейской метафизики. «Смерть Бога» есть следствие, или «внутренняя логика», метафизического развития европейского человека.
Итак, в словах Ницше мы сталкиваемся не с выражением личных убеждений атеиста, но с проницательными констатациями пророка. «Бог умер»: это значит, что христианский Бог, Бог западной метафизики — уже мертвая фикция ума, «голая идея», абстрактный смысл. В лучшем случае этот Бог представляет собой некоего идола, некую условную «ценность». […]
В связи с этим мы говорим об идолоборческом апофатизме, который в форме нигилизма проявляется как «внутренний кризис» западной метафизики. Хайдеггеру мы обязаны признанием этого кризиса в качестве отправной точки для ее исторического анализа. [..]
Отказ приписывать Богу определения сущего, то есть подчинять божественную реальность и способ Его бытия интеллектуальным схемам, был сформулирован в церковном богословии греческого Востока по крайней мере за четырнадцать столетий до Ницше и Хайдеггера. В частности, в сочинениях V века нашей эры, авторство которых традиция приписывает Дионисию Ареопагиту, мы имеем высший образец вполне сформировавшегося к тому времени богословского апофатизмаю».
«Личность и эрос» — кажется, главная книга Яннараса. Здесь развертываются главные его идеи: онтология Хайдеггера как основа философствования — возвращение к святоотеческой мысли — личность как то, в чем «есть» бытие — эрос как способ существования личности. Яннарас формулирует:
«В этой книге я попытался рационально и систематически показать, как греческая философская мысль ранне- и средневизантийской эпох отвечает на вопрошание онтологии. […]
В исследуемой конкретной философской традиции ответы на онтологический вопрос в конечном счете сконцентрированы в двух основных терминах: личность и эрос. Для греческой философской мысли ранне- и среднехристианского периодов отправным пунктом для приближения к подлинному бытию служит реальность личности; а способ этого приближения, делающий личность доступной познанию, есть эрос».
«Вера Церкви» — самое известное произведение Яннараса, система православного богословия, развивающая христианскую философию в апофатическом и персоналистическом ключе, творчески используя акутальной мыслью: Яннарас пользуется в основном, понятно, Хайдеггером, выкладками психоанализа и другими современными течениями мысли. «Вера Церкви» — написанное очень просто, но вовсе не теряющее от этого глубины, замечательное введение в православное богословие, особенно для тех, кто хочет понять Православие в рамках современного мышления. Яннарас так характеризует замысел «Веры Церкви»:
«Задача автора предлагаемой вниманию читателя книги заключается не в том, чтобы убедить его в своей правоте или же заставить возможных противников изменить их точку зрения. Это не «апология» христианской веры, ставящая перед собою цель привлечь на свою сторону как можно большее число сторонников. Автор стремился к другому: четко разграничить то, что есть христианская вера, и то, что ею не является; по мере возможности устранить недоразумения, связанные с сегодняшним пониманием церковной истины; очистить ее от посторонней шелухи, которую часто принимают за саму истину. Нашей задачей было рассказать об этом простым и понятным языком, доступным, как говорится, «обыкновенным людям» и в особенности обыкновенным «интеллектуалам». Именно современный интеллигент является, как правило, виновником и жертвой возникающей путаницы. Отрезанный от живых корней веры, порой даже психологически подавленный формальной семейной религиозностью, преследуемый воспоминаниями — увы, слишком часто негативными — о безвкусном школьном катехизисе, он отбрасывает то, что принимает за христианскую веру, так и не узнав самой веры. Но если в один прекрасный день человек все-таки захочет выяснить, что же именно он отбрасывает, то здесь ему может пригодиться подобная книга, типа словаря или элементарного учебника, излагающая материал с помощью привычных для нашего сознания терминов и понятий».
Под конец — две статьи, обе интересны тем, что используют богословско-философские наработки Яннараса в по сути религиоведческом анализе:
— Статья «Подлинность православного традиционализма» утверждает, что «традиционализм превращает Церковь в религию» и что ««ортодоксия» – это не традиционализм»:
«Традиционализм подменяет уникальное и жизненно важное функционирование церковного Предания (передачу опыта через типы и формы действования, делающие возможной связь с жизнью и существованием) множеством «преданий», отрезанных от передачи совместного опыта. Эти «предания» понимаются как автономный «религиозный» материал, объективированный и неизменяемый, передаваемый от поколения к поколению, как драгоценное родовое наследство. Это драгоценное наследство должно сохраняться неизменным не потому, что оно касается нашей жизни и динамики наших надежд, но потому, что само это сохранение наделяет нас главным в познании, дает нам имя преданных наперсников.»
«Идеологическое и обрядовое понимание церковного Православия неизбежно приводит к возрастанию традиционализма. Вот почему даже сейчас в Православных церквах можно видеть обилие жестко консервативных движений, подменяющих собой истинное Православие. Эти симптомы, изобилующие в сегодняшнем Православии, в сущности не отличаются от того, что можно равно видеть в Римском Католицизме или в Протестантизме. Морфология и типология этих симптомов может отличаться, но поразительна схожесть характеристик тех людей, кто повсюду составляет традиционализм: то же состояние ума, та же психология, те же стереотипы, те же безжизненные кодификации.
Эта схожесть антропологических последствий показывает общий и основной характер любого традиционализма, его подлинного лица, как я описал его на этих страницах: это стабильная приверженность эгоцентричным доспехам индивидуальности посредством законнических схем, идеологической убежденности и форм, становящихся идолами; это отказ принимать участие в опыте общения в отношениях, страх взрослости, т.е. боязнь свободы, боязнь риска, который неизбежен, когда предлагаешь себя в жертву любви.»
— Статья «Церковь в посткоммунистической Европе» поднимает много более глобальные темы, чем то обозначено в её заголовке:
«Как объяснить тот факт, что христианская Европа положила начало современному глобальному историческому материализму и взрастила его? Исторический материализм в каждой из своих версий – обанкротившийся марксизм или победивший современный капитализм – возник не из религиозных обществ Дальнего Востока, ни из ислама, ни из примитивной социальной религиозности. Он родился и вырос в Европе, где на протяжении веков христианство формировало жизнь общества.
Хайдеггер показал, что атеизм и стойкий нигилизм, господствовавшие в Европе в течение последних двух столетий, – неизбежное следствие тех течений, которых, начиная со Средневековья, придерживалась западноевропейская богословская мысль. В европейской христианской традиции Бог действительно был убит богословами, философами-идеалистами и религиозными институтами. Они превратили Бога в мертвое понятие, постигаемое исключительно разумом, в интеллектуальный объект, существование которого доказывается путем отвлеченных рассуждений и рациональной аргументации. Бог стал недоступен для человеческого опыта, то есть закончилась непосредственность Его отношений с человеком.
Более того, религиозные институты использовали этот абстрактный, интеллектуальный призрак Бога как пугало для масс, чтобы подчинить их той религиозной идеологии, которая господствовала в Средние века. Его использовали для навязывания, зачастую тоталитарными методами, социальной этики, призванной сохранить и обеспечить функционирование деспотичных систем политической власти. Карающий Бог, безжалостный и непреклонный, как страшная угроза нависал над каждым шагом частной жизни человека, фрейдистский «отец-садист», который для удовлетворения своей справедливости, поруганной человеком, принес в жертву собственного сына и теперь наслаждается наказанием грешников.
Метафизический бунт Европы был направлен против этого Бога интеллектуализма и деспотизма. Примерно с середины XVIII столетия под эгидой философии Просвещения все сферы жизни в Европе (наука, политика, искусство, общества) быстро освобождались от религии, знаменуя начало «нового времени», «эпохи Просвещения». Как марксистский, так и капиталистический, современный исторический материализм – это естественный продукт метафизического бунта Просвещения и основанной им новой цивилизации.»
