Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Во время каждой литургии мы произносим привычные слова из Символа веры: «Верую во единую, святую, соборную и апостольскую Церковь». «Соборная» — церковнославянский перевод греческого слова «кафолическая», которое указывает на всеохватывающую полноту Церкви. Может ли лишь Православная Церковь исчерпывать собой полноту Вселенской Церкви? Об этом рассуждает религиовед Артем Григорян.

Святитель Кирилл Иерусалимский писал в IV веке:

«Церковь называется Кафолической потому, что находится по всей Вселенной от концов земли до концов ее, что повсеместно и в полноте преподает все то учение, которое должны знать люди».

«Поучения огласительные» XVIII, 23

Чуть позже св. Августин в полемике с донатистами утверждал, что универсальная повсеместность Церкви есть важнейший признак ее кафоличности (соборности). Каноны Карфагенского собора 419 года определяют Кафолическую Церковь как «простирающеюся даже до последних пределов земли», «повсюду разлиянную и распространенную» и «по всему миру распространенную».

Однако после «Великой схизмы» 1054 года Восточная Православная Церковь вплоть до XIX–XX вв. имела лишь локальное распространение, которое ограничивалось бассейном Средиземного и Черного морей, а также восточнославянскими землями. Как следствие, Православная Церковь не могла заниматься активным миссионерством в мировом масштабе вплоть «до краев земли» (Мф 28:20, Деян 1:8). Миссионерские подвиги наподобие японской православной миссии свт. Николая (Касаткина) являются редким исключением из правил. И даже сегодня, несмотря на возникновение в XX веке православных диаспор в разных уголках мира, поместные православные Церкви преимущественно имеют национальный, а не универсальный характер.

Безусловно, мы веруем, что Православная Церковь обладает всей полнотой учения и таинств, однако очевидно, что почти тысячу лет восточное православие не соответствовало критерию всеобщности.

Как соотнести этот факт с нашим Символом веры? Может ли лишь Православная Церковь исчерпывать собой полноту Вселенской Церкви? Ответы на эти вопросы может дать более широкий взгляд на экклесиологию, согласно которому границы Кафолической Церкви шире конфессионально-канонических.

Евангелие — это про событие

Вселенская Церковь со времен апостолов исповедует своими устами сердцевину Евангелия — событие Воплощения, Распятия, Воскресения и Вознесения Господа Иисуса Христа (1 Кор. 15:1–8). Таким образом, от самого начала вера Церкви событийна.

Само же событие Христа глубоко таинственно: «И беспрекословно — великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе» (1 Тим 3:16), а потому сейчас: «…мы отчасти знаем … мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1 Кор 13:9, 12).

Таким образом, апостольское провозвестие отвечает на вопросы: «что?» и «кто?», а не «как?»

Вера в контринтуитивную и сверхрациональную троичность Бога также событийна, ведь Бог открыл Себя в Трех Ипостасях как Отец, Сын и Святой Дух через события воплощения Христа и излития Святого Духа на апостолов в Пятидесятницу. Троица не дана нам в опыте как «вещь в себе» в отрыве от воплощения Слова. Мы познаем Трехсубъектного Бога лишь благодаря троичному домостроительству.

Вера в реальность события воплощения Бога не тождественна философско-концептуальному осмыслению механики этого события. Внутритроичные отношения в Боге и соединение Божественного и человеческого во Христе есть неизреченные тайны. Все наши модели описания этих тайн являются лишь вербальными формулами, которые никогда не будут адекватно и исчерпывающе описывать сверхрациональную реальность предельной Истины. Соотношение здесь такое же, какое существует между нотами и музыкой или дорожным знаком «пешеходный переход» и самим пешеходом на переходе. Об этом, собственно, прямо и недвусмысленно говорит вся восточнохристианская апофатика.

Таким образом, догматы Церкви не могут и не должны сводиться к своей языковой репрезентации и умозрительной концептуализации, отвечающей на вопрос «как?». Умозрительные модели описания соотношения воль и природ во Христе, свойств Его Тела или исхождения Святого Духа могут отличаться в зависимости от философского дискурса, но ядро веры, сама событийность — нет.

Разное рационально-логическое обрамление истины события на языке догматики можно сравнить с иконографическим образом. Образы, являющие одно и то же событие, могут быть разными, как с точки зрения качества, так и с точки зрения школы и стиля. Однако являемый ими первообраз будет один и тот же.

«Ересь» изначальная и расширенная

В эпоху Вселенских соборов содержание понятия «ересь» было значительно расширено в сравнении с доникейской церковной традицией. Изначально под ересью понималась радикально иная вера в самого Бога, и соответственно, крещение, совершаемое не во имя Св. Троицы (см. свт. Киприан Карфагенский «Письмо к Юбаяну», I каноническое правило свт. Василия Великого). А в период Вселенских соборов под ересью стали понимать логически ошибочные, с точки зрения византийской философии, умозрительные интерпретации общехристианских предметов веры — Троицы и Боговоплощения.

Причина такого расширения понятия «ересь» заключалась в специфике античных принципов рационального мышления и техники мысли аристотелево-платоновской интеллектуальной традиции. Все мыслители поздней Античности и Средневековья пользовались ими вследствие адаптации к христианскому богословию онтологических представлений неоплатонизма и логических категорий Аристотеля. Мыслители той эпохи были оптимистически уверены, что слова (имена) калькируют структуру реальности, и потому философский язык пригоден для точного описания религиозных истин. Такая интеллектуализация христианства неизбежно приводила византийское богословие к акривологии — поиску строгих, точных и логически безупречных выводов из заданных верой посылок — основе догматизации.

Было бы некорректно утверждать, что Церковь эпохи Вселенских соборов попросту ошибалась в принципах отделения ересей от ортодоксии. В рамках византийской философии с ее наследием античной онтологии и теории познания, богословский метод Отцов Церкви был абсолютно адекватен рациональным принципам мышления эпохи поздней Античности и Средневековья. Однако ошибка в одной парадигме мышления не обязательно является ошибкой для другого стиля мышления.

Здесь уместна следующая аналогия: ошибка описания положения точки в трехмерной системе координат может не проявляться как ошибка в двухмерной системе. Это связано с тем, что в трехмерном пространстве добавляется дополнительное измерение, которое может приводить к ошибкам, не существующее в двухмерной системе.

Расширение смысла понятия «ересь» привело к возникновению трех различных чиноприемов еретиков в Византийскую Церковь по степени их еретичности: не только через крещение, как предписывала древняя практика Церкви, но и через миропомазание и покаяние (II Всел. 7; Трул. 95).

Важно подчеркнуть, что, в соответствии с канонами, т. н. «несториане» и миафизиты (а позже к ним добавились и римо-католики) принимаются в Православную Церковь третьим чином — через покаяние (в сущем сане), то есть без совершения над ними сакраментального действия! Таким образом, очевидно, что по логике канонов Вселенских соборов, таинства инославных христиан в силу апостольского преемства признаются действительными, однако им необходимо покаяние в заблуждениях, ибо они неправо мыслят о предметах веры.

Так называемая «икономическая теория» (возникла в XVIII в.) восполнения благодатью внешних форм таинств в момент присоединения инославных к Православной Церкви, противоречит древнему пониманию таинств: «Епископ или пресвитер, если по истине имеющего крещение вновь окрестит, или если от нечестивых оскверненного не окрестит: да будет извержен, как посмеивающийся кресту и смерти Господней, и не различающий священников от лжесвященников» (Ап. 47). Логика здесь проста: некрещеного нужно крестить в воде, а не «крестить» по икономии через чин покаяния и присоединения к Церкви. Посему икономическая теория не выдерживает критики.

Святые раскольники

Действительно, верно, что Церковь как Тело Христово не может разделиться в самой себе. Но разделиться могут члены этого Тела (1 Кор 11:18, 19). Разделения между первыми христианами явно носили не только бытовой характер (см. 1 Кор 1:10–13). Иудео-христиане из иерусалимской Церкви находились в жестком конфликте с апостолом Павлом, которого считали еретиком из-за вопроса необходимости соблюдения Торы (см. Деян 21:20–21).

В начале III века между св. Каллистом, папой римским, и св. Ипполитом Римским произошел раскол из-за разногласий в дисциплинарной сфере осложнялись и использованием различной терминологии в учении о Троице. Папа Каллист называл св. Ипполита двубожником, а св. Ипполит считал св. Каллиста последователем учения Ноэта или Савеллия.

Позже, в том же веке св. римский папа Стефан и свт. Киприан Карфагенский взаимно осудили друг друга за противоположные взгляды на действительность крещения еретиков. В ригоризме свт. Киприана относительно непризнания крещения в еретических сообществах св. Стефан видел новшество, противоречащее преданию Церкви.

В IV веке, в посленикейскую эпоху арианских споров, Вселенскую Церковь будоражили расколы между враждующими епископами, которые позже будут причислены к лику святых. Например, между свт. Афанасием Великим и свт. Мелетием Антиохийским, который, по мнению свят. Афанасия был «омиусианином», не было никакого канонического общения. Тем не менее все они являлись членами одного Тела. По этой причине в анафоре литургии свт. Василия Великого есть слова молитвы, отражающие историческую память внутрицерковных расколов IV века: «утоли раздоры (греч. схизмы) Церквей».

В начале V века свт. Епифаний Кипрский обвинил свт. Иоанна Златоуста, как еретика, в поддержке оригенистов и нежелании осудить Оригена. В результате свт. Феофил Александрийский собрал «Собор под дубом», на котором свт. Иоанна Златоуст в итоге был лишен сана и отправлен в ссылку.

Римская Церковь осудила на II Оранжском соборе в 529 году православное учение о синергии свободы и благодати, которое на Западе излагал прп. Иоанн Кассиан Римлянин, и утвердило против его «полупелагианства» умеренное августиниа́нство.

Этот список можно исторических прецедентов можно продолжать. Однако для нас сегодня, в отличие от современников тех событий, очевидно, что расколы не всегда доходили до небес. Таким же образом, несмотря на богословские разделения и даже взаимные анафемы, апостольские Церкви сохраняют генетическое родство в силу глубинного единства веры в Троицу и Боговоплощение, апостольского преемства и сакраментальной природы своих церквей, восходящей к дару Пятидесятницы.

Здесь уместна аналогия: братья разругались между собой из-за наследства отца, разъехались из отчего дома, потому что не могут найти общий язык в силу того, что каждый по-своему понимает личность отца и факты его биографии. Означает ли это, что они потеряли генетическое родство и сыновство? Нет, в каждом из них по-прежнему течет кровь их отца.

Впрочем, из этого не следует, что православные, римо-католики, дохалкидониты (миафизиты) и ассирийцы (т. н. «несториане»), пребывающие в состоянии разделения, могут автоматически начать вместе причащаться из одной Чаши без предварительного и осознанного примирения Церквей, так как Евхаристия есть и выражение единства.

Если любое доктринальное неправомыслие, как считают некоторые, автоматически отсекает человека от Бога, то каким же образом могли богословски заблуждаться те, кого Церковь почитает Святыми Отцами? Не говорит ли это о том, что умозрительные ошибки богословствующего ума в области спекулятивной метафизики далеко не всегда мешают стяжанию святости?

Каждый приходской катехизатор по опыту знает, как часто православные прихожане имеют догматически неверные представления. Согласно проведенному в 2016 году соцопросу, который проводил фонд «Общественное мнение» по запросу исследовательской службы «Среда», 69 % православных россиян ответили, что Святой Дух, по их мнению, исходит не только от Отца, но и от Сына. Такой взгляд соответствует римо-католическому учению Filioque, которое и стало причиной «великой схизмы» 1054 года между Римом и Константинополем. Станет ли кто-то утверждать, что вследствие этого большинство православных в России — еретики и причащаются себе в осуждение?

В этом отношении большинство искренних христиан, как православных, так и инославных, похожи на старого священника из «Луга духовного» прп. Иоанна Мосха, в котором описывается история того, как несведущий в догматах священник в простоте сердца совершал литургию, чин которой содержал еретические молитвы. Когда его попытался исправить дьякон, указав на ошибки, священник стал спрашивать сослужащих ему в литургии ангелов: правда ли этот так? Ангелы ответили, что дьякон прав. На вопрос священника, почему ангелы не исправили его ранее, он получил ответ: «Бог так устроил, чтобы люди были исправляемы людьми же». Но так происходит далеко не всегда.

Что-то принципиально, а что-то — не очень

Чин православной литургии недвусмысленно определяет догматический минимум для верных, приступающих к таинству Евхаристии: это искреннее исповедание Символа веры, который содержит фундаментальные положения христианской веры, и веру в реальность Тела и Крови Христовых в Евхаристии. Что указывает на по-настоящему значимые границы ортодоксии, которые при ближайшем рассмотрении оказываются общими для всех исторических апостольских Церквей, даже несмотря на текстуальные расхождения в их Символах веры.

Логично, что все другие догматические расхождения не имеют принципиального значения для спасения. А благодаря академической патрологии и совместным богословским комиссиям в XX веке удалось установить, что ориентальные христологии нехалкидонских Церквей, при разности формулировок, в самой сути Боговоплощения исповедуют одну веру с римо-католиками и православными.

Разнообразие богословских традиций исторических Церквей можно уподобить музыкальной полифонии, которая состоит из двух или более мелодий, обладающих определенной независимостью друг от друга (в отличие от гомофонии), но при этом звучащих в одном ансамбле.

Вера как мнение

Очевидно при этом, что есть формы неправомыслия, которые действительно, а не умозрительно, приводят к искажению духовной жизни и в итоге к грехам против Бога. Например, симония, этнофилетизм, обрядоверие, душеверие, идея «сакрального языка», «сергианство» и прочее. Все это — примеры ереси не столько религиозной мысли, сколько религиозной жизни. К сожалению, исторически правомыслие (ортодоксия) в церковной среде очень часто рассматривается куда важнее праводелания (ортопраксии).

Исторически сложившееся смещение понимания веры как доверия, к вере как мнению (греч. doksa), дезориентирует многих современных христиан, которые полагают что безупречное правоверие — это вершина христианского благочестия. «Верой мы называем присущее нам правильнейшее мнение о Боге и Божественных предметах» («Исповедание православной веры Восточной Церкви, принятое Иерусалимским собором 1672 года», Определение IX). Вера (греч. pistis) в Новом Завете — это прежде всего доверие Богу, уверенность в Нем и верность Ему, а не вера в доктринальные положения чисто метафизического умозрения.

В Евр 11:1 дается всем известное определение веры и далее говорится: «А без веры угодить Богу невозможно; ибо надобно, чтобы приходящий к Богу веровал, что Он есть, и ищущим Его воздает» (11:6). И ниже автор иллюстрирует это утверждение на примере ветхозаветных святых, которые безоговорочно доверяли Богу в своей жизни.

В конечном счете спасает не безупречное знание догматики, а безусловное доверие к Богу. Христос не раз говорил тем, кто с уверенностью и доверием приходил к Нему за исцелением: «Вера твоя спасла тебя!» Но это не просто доверие некоему Абсолюту, а вера христоцентричная: «Ибо если устами твоими будешь исповедывать Иисуса Господом и сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься» (Рим 10:9).

Такой взгляд на экклесиологию помогает увидеть подлинно соборую (кафолическую) природу Вселенской Церкви, святость и единство которой мы исповедуем в Символе веры. Кроме того, этот подход позволяет разрешить многие коллизии церковной истории и канонов, связанные с расколами, осуждением святых, отменами анафем и феноменом инославных святых, почитаемых Православной Церковью (прп. Исаак Сирин, св. муч. Арефа Эфиопский, вмч. Артемий Антиохийский, св. София Слуцкая и др.).