Социальный аутизм и религия сверхпотребления по Брэдбери

Марина Михайлова

Кандидат философских наук, автор книги «Эстетика молчания: Молчание как апофатическая форма духовного опыта», ведущая литературных передач на радио «Град Петров».

Подпишитесь
на наш Телеграм
 
   ×
Рэй Брэдбери (1920–2012)

22 августа исполняется 103 года со дня рождения Рэя Брэдбери, великого американского писателя. Его шедевр «451 градус по Фаренгейту» написан в середине прошлого века и поражает точностью попадания в сегодняшние проблемы. Люди в наушниках, днем и ночью погруженные в прослушивание контента. Люди за рулем яростно мчащихся автомобилей. Люди, сжигающие книги вместе с их владельцами. Люди, пишущие доносы на ближайших родственников… Есть ли будущее у мира, зараженного социальным аутизмом, сверхпотреблением, тягой к комфорту и наслаждению? В лекции об этом рассуждает философ и филолог Марина Михайлова.

«Вместо университета я окончил библиотеку…»

Рэй Брэдбери прожил долгую и интересную жизнь. Он родился в 1920 году, а умер в 2011-м. Еще при жизни он стал классиком и значительной фигурой в истории американской литературы.

Опыт писателя Брэдбери вырос из его опыта читателя, он впервые попробовал себя в литературе в двенадцать лет, когда написал продолжение к «Великому воину Марса» Эдгара Берроуза. Писатель упомянул в одном из интервью, что из-за бедности в то время просто не мог позволить себе купить книгу, и тогда сам решил вообразить, что может быть дальше.

Брэдбери писал:

Когда мне было 19 лет, я не мог поступить в колледж: я был из бедной семьи. Денег у нас не было, так что я ходил в библиотеку. Три дня в неделю я читал книги. В 27 лет вместо университета я окончил библиотеку.

Брэдбери так и не получил высшего образования. Это потрясающий пример того, что можно не учиться в высшем учебном заведении, но при этом читать книги и стать образованным человеком. Систематическое чтение, которое было для него и трудом, и самым большим удовольствием, и радостью.

Очень трогательная и важная подробность: Брэдбери познакомился со своей будущей женой Маргарет в книжном магазине, где она работала продавцом. Их удивительная история любви длилась больше 50 лет. Именно жена сильно поддерживала Брэдбери, потому что первые литературные опыты его вовсе не были успешными, и источником дохода в семье была зарплата Маргарет.

«…Костюмы для собак, должность рекламного менеджера, пиво и сериалы…»

Брэдбери критически относился к той самой постсовременности, в которой мы с вами живем сегодня. На вопрос, почему не исполнилось все то, о чем он писал в своей научной фантастике, писатель ответил:

…люди — идиоты. Они сделали кучу глупостей: придумывали костюмы для собак, должность рекламного менеджера и штуки вроде iPhone, не получив взамен ничего, кроме кислого послевкусия. Человечеству дали возможность бороздить космос, но оно хочет заниматься потреблением: пить пиво и смотреть сериалы.

Конечно, современные технические устройства облегчают нашу жизнь, но, с другой стороны, если мы сосчитаем, сколько времени уходит впустую из-за этих девайсов, то ужаснемся.

Брэдбери очень жестко критиковал общество потребления, которое помогает людям перестать быть людьми.

Жанр антиутопии

Жанр антиутопии расцветает в середине XX века. Как реакция на то, что происходит с миром, одна за другой появляются книги Платонова, Замятина, Хаксли, Оруэлла. Человечество, переживающее страшные потрясения, войны, революции, эпидемии, волны голода, ничуть не становится лучше. Авторы пытаются предположить, что с нами будет, если мы не прекратим повторять свои ошибки, упорствовать в разнообразных заблуждениях.

Андрей Платонов (1899–1951)

Роман «451 градус по Фаренгейту» — это тоже антиутопия, своего рода социальная аналитика.

Брэдбери показывает от противного, какие ловушки и капканы стоят на пути человечества, что произойдет, если все ошибки будут сделаны.

«451 градус по Фаренгейту — температура, при которой воспламеняется и горит бумага»

Это первый эпиграф в романе. Определение из учебника по физике объясняет название романа, а мы узнаем, при какой температуре горят книги.

Сюжет романа строится вокруг главного героя по имени Гай Монтэг, который работает пожарным. Быть пожарным в том обществе, в котором он существует, означает изымать у людей библиотеки и жечь их. А если владельцы упорствуют, то и они сгорают вместе со своими книгами.

Этот эпиграф еще и о том, что есть такая температура общественного напряжения, градус концентрации жизни, сгущения социальных проблем, при которой начинает гореть бумага, то есть при которой начинает разрушаться культура. Как следствие, начинают разрушаться основы человеческой жизни. А общество, при котором культура превращается в прах, начинает разрушать человека.

«Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек»

Изречение испанского поэта Хуана Рамона Хименеса – второй эпиграф романа.

Эти важные слова не случайно сказаны в XX веке. Очевидно, что все государства и общества в какой-то мере были репрессивными, так или иначе пытались выстроить своих членов по единому образцу. Единственно, само качество этого образца было разное, то есть тот идеал, который существовал в разных обществах, мог быть либо разрушительным, либо, наоборот, созидательным. Одно дело, когда человеку передают нравственные, эстетические и прочие ценности. Другое дело, когда человека приобщают к тому обществу потребления, в котором Брэдбери описывает людей, желающих лежать на диване, пить пиво и смотреть сериалы.

Это разная разлиновка бумаги. Так вот, если тебя стремятся встроить в какой-то стереотип, не встраивайся, пиши поперек.

Главный герой Гай Монтэг начинает с того, что пишет вдоль линеечки на бумаге, но потом с ним происходят чудесные разные вещи, и он начинает писать поперек.

С разных сторон к герою приходят маленькие добрые импульсы: он встречает странную девушку, в которую даже отчасти влюбляется, испытывает жгучую жалость к своей жене, на работе сталкивается со страшными вещами, которые заставляют его сомневаться и задавать вопросы.

И вот наш герой открыл книжку — сделал то, что было строго запрещено, а потом он начинает писать поперек линованной бумаги. И что самое интересное — как только он решается на такой протест, оказывается, что он не одинок, что существует целое сообщество людей, которые придерживаются старых ценностей.

Единственный способ устоять в своем человеческом призвании заключается в том, чтобы сохранять культуру.

Есть вещи, которые ничем заменить нельзя.

Книгу, которую мы берем в руки и читаем, в которой можно делать закладки, заметки на полях, которая имеет вес и эстетический облик, невозможно заменить ни аудиокнижкой, ни интернетным текстом.

Пока у нас будут библиотеки с хрупкими бумажными книгами, которые горят, мы будем оставаться на каком-то уровне.

Живая музыка — это то, что ничем нельзя заменить.

Конечно, можно открыть интернет и все, что угодно, в любом прекрасном исполнении послушать в записи. Но это не то. Потому что настоящая музыка рождается из живого контакта, из живой встречи музыкантов и слушателей.

Борьба с цифровизацией, с обществом потребления заключается в том, чтобы удерживать традиционные ценности.

Присутствовать на живых концертах в филармонии, ходить в библиотеки — это очень важно, потому что иначе человек легко соскальзываем в суррогатные ценности.

«Жечь было наслаждением»

Почитаем самое начало романа, чтобы было понятно, что за человек наш главный герой, в каком мире он живет:

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи… книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь.

Обложка первого издания романа «451 градус по Фаренгейту», 1953

И тут же нам предлагается обратный кадр, проблеск в детство героя: «…и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, сунуть в огонь прутик с леденцом…» — и посмотреть, как он будет плавиться и пузыриться этот самый сахар, из которого сделан леденец. Мы видим, что герой — не взрослый человек, это мальчик, который когда-то играл с огнем. Взрослые люди понимают, что огонь страшен, они контролируют его. Огонь для взрослого уже не развлечение и поглощающая азартная стихия, а товарищ и слуга очень опасный, который может в любой момент выйти из-под контроля и причинить страшные разрушения и бедствия. Взрослый человек относится к огню с властью, осторожностью, понимает, что огонь, это не до конца прирученное существо, стихия. Монтэг — это мальчик, который продолжает играть в свои детские игры, будучи уже взрослым человеком. Исполняя симфонию огня и разрушения, он испытывает наслаждение.

Вспомним, что роман написан вскоре после того, как человечество пережило две страшные войны, когда огнем пылала вся Европа, разрушены дотла и превращены в пепел были целые города.

Очень многие авторы будут пытаться понять, почему целые народы, пережив трагедию Первой мировой войны, с такой легкостью впадают в то же самое состояние — Во вторую мировую.

Как это возможно? И объяснять это происками политиков или наваждением нечистой силы недостаточно.

Брэдбери говорит очень важную вещь: превращать в пепел изорванные страницы истории, исполнять симфонию огня и разрушения — это упоительное наслаждение.

Главный герой романа — Монтэг — несет на своем лице «жесткую … улыбку-гримасу, … застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит».

Не очень понятно: это улыбка или это гримаса боли и страдания?

Речь идет не об особенностях работы Монтэга, речь идет о цивилизации потребления и наслаждения: вливайся, улыбайся — keep smile — один из американских лозунгов. Сохраняй всегда улыбку, но не сделается ли эта улыбка на нашем лице постоянной гримасой боли? Тоски, ужаса от того, что жить так больше невозможно, пройдены все границы человеческого.

Девушка Кларисса: «…мне семнадцать лет, и я помешанная»

Монтэг встречает девушку по имени Кларисса. Монтэг — это человек мрака и огня. А Кларисса — ясная, светлая, семнадцатилетняя девушка, она описывается как человек прохладного света. И, если в изображении Монтэга присутствуют нотки огня, то Кларисса — это стихия воды. Прочитаем про их первую встречу:

Была только девушка, идущая рядом, и в лунном свете лицо ее сияло, как снег.

— Ну вот, — сказала она, — мне семнадцать лет, и я помешанная. … Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролет и встречаю восход солнца.

Потом она сказала задумчиво:

— Знаете, я совсем вас не боюсь… Многие боятся пожарников. Но ведь вы, в конце концов, такой же человек…

В ее глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он увидел свое отражение, темное и крохотное…

Ее лицо, обращенное теперь к нему, казалось хрупким, матово-белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как-то раз, когда он был ребенком, погасло электричество, и его мать отыскала и зажгла последнюю свечу. Этот короткий час, пока горела свеча, был часом чудесных открытий: мир изменился, пространство перестало быть огромным и уютно сомкнулось вокруг них. Мать и сын сидели вдвоем, странно преображенные, искренне желая, чтобы электричество не включалось как можно дольше.

Кларисса похожа на прохладу воды, на мягкий свет свечи, она называет себя сумасшедшей, но на самом деле она и ее семья — одни из последних нормальных людей в этом прекрасном мире.

Тема, кто сумасшедший, а кто нет, в романе появляется несколько раз. У первых христианских монашествующих философов говорилось о том, что наступят времена, когда разумные люди будут казаться сумасшедшими, потому что весь мир сделается безумен. Так вот Кларисса говорит: «Я сумасшедшая», но на самом деле она не сумасшедшая, потому что ее семья — это люди, которые каждый вечер сидят на террасе, разговаривают и смеются, больше уже никто так не делает, все смотрят телевизор.

Кадр из фильма «451 градус по Фаренгейту», режиссер Франсуа Трюффо

А этот телевизор сделался размером в целую стену, и идеальный обыватель — это тот, у которого все четыре стены в гостиной покрыты телевизорами. А если они не смотрят телевизор, то у них в ухо вложен наушник, который все время им что-то транслирует. У человека с наушником в ухе нет никакого шанса услышать, как шелестят листья древесные, как звучит тишина, как шаги людей по дорожкам, усыпанным листвой, раздаются. Это все невозможно, потому что в ухе все время что-то зудит и происходит.

Жена Монтэга

Монтэг уже много лет не разговаривает со своей женой, которая или смотрит сериалы по трем стенам, он еще не заработал на телевизор на четвертую стенку, или у нее жужжит что-то в наушниках. Ее сознание, поглощенное сериальными историями, уже немножко распадающееся. Она не помнит, что с ней происходит.

Один из самых страшных и грустных эпизодов в романе — это история самоубийства жены Монтэга. Она съедает целую банку снотворного, причем не очень понятно: это осознанное самоубийство или просто она так уже разрушилась от постоянного просмотра и прослушивания, что глотала таблетки одну за другой, не контролируя себя.

Когда она умирает, Монтэг вызывает врача. Приезжают два санитара, подключают какие-то машины к телу этой несчастной женщины, и машины промывают ей желудок и обновляют кровь.

И тут Монтэгу становится совсем страшно, потому что он понимает, что ничего человеческого не осталось в мире. Ему хочется, чтобы врач с трепетом отнесся к пациенту, а вместо этого приезжают два техника, которые подсоединяют всякие девайсы и начинается механическая очистка человека.

Мир превратился в искусственную и враждебную среду. Люди, которые создают мир вот этой книжки, это те, кто либо смотрит и слушает разную дребедень, либо со страшной скоростью перемещаются на машинах по дорогам, сбивая людей и животных. Жена Монтэга считает, что читать книги — это заниматься глупостью. Потом рассказывает, что, когда ей бывает не по себе, она садится за руль и на скорости 200 миль в час покатается часок другой, и все в порядке. Жена Монтэга меняет один наркотик на другой. От экрана цифрового она переходит к скорости, которая не меньший наркотик.

Конечно, на этом фоне Кларисса, которая не любит насилия, выглядит очень странной, действительно, сумасшедшей. Дети в школе играют в жестокие игры, а ей это кажется неприятным и неинтересным.

Читать книги смертельно опасно

Работа Монтэга — жечь книги, уничтожать, но при этом он испытывает какую-то странную тягу к ним.

Кадр из фильма «451 градус по Фаренгейту», режиссер Франсуа Трюффо

Книги, читать которые смертельно опасно, влекут его так же, как опасный огонь. Если у него найдут дома книги, то он из пожарного сделается жертвой своих коллег. Но он тем не менее с каждого пожара утаскивает книжечку, и у него дома в секретном потайном месте уже накопилась целая библиотека. Монтэг начинает эти книжки читать — и вдруг понимает, что на их страницах жизнь гораздо более насыщенная и прекрасная, чем та, которую он проживает каждый день. Монтэг оказывается преступником, потому что, конечно, его вычислили. На работе у Монтэга есть человек, которого за хранение книг отправляют в сумасшедший дом, и Монтэг очень удивлен, потому что он видит, что человек этот не сумасшедший, он абсолютно здоров. И тогда его начальник говорит, что любой человек, который думает, что может обмануть нас, безумен по определению.

Так вот, Монтэг оказывается таким безумцем, которому кажется, что он может обмануть свое проницательное, циничное начальство и всю социальную систему, которая человека встраивает в потребление, и пытается в нем искоренить абсолютно всякое желание самостоятельно думать и писать поперек линеек.

Живые книги

Монтэг оказывается вне закона, он вынужден бежать. Чудом ускользнув от смерти, наш герой находит удивительных людей, которые сделались живыми книгами, они запоминают книги наизусть:

— Приветствуем воскресшего из мертвых. Теперь вам не мешает познакомиться с нами…

— Нет, мне не место среди вас, — с трудом выговорил наконец Монтэг. — Всю жизнь я делал только глупости.

Далее эти люди объясняют нашему герою, что когда они стояли на пути сопротивления, революционной борьбы, то тоже совершали ошибки: «Пока мы действовали каждый в одиночку, ярость была нашим единственным оружием. Я ударил пожарника, когда он пришел, чтобы сжечь мою библиотеку».

Теперь эти люди встали на другой путь. И вот, что это за путь?

Монтэг, … разрешите познакомить вас с Джонатаном Свифтом, автором весьма острой политической сатиры «Путешествие Гулливера». А вот Чарлз Дарвин, вот Шопенгауэр, а это Эйнштейн, а этот, рядом со мной, — мистер Альберт Швейцер, добрый философ. Вот мы все перед вами — Аристофан и Махатма Ганди, Гаутама Будда и Конфуций, Томас Лав Пикок, Томас Джефферсон и Линкольн — к вашим услугам. Мы также — Матфей, Марк, Лука и Иоанн.

Эти люди держат в своих головах книги, любые, всякие. Монтэг тоже, между прочим, выучил к этому моменту Экклезиаста, как хотело его сердце. И дальше эти люди замечательные, которые хранят книги в своих головах, объясняют, в чем смысл их деятельности:

Самое главное, что нам надо было понять … мы всего лишь обложки книг, предохраняющие их от порчи и пыли… Когда война кончится, книги можно будет снова написать, и тогда мы созовем всех этих людей, и они прочтут наизусть все, что знают, и мы все это напечатаем на бумаге. А потом, возможно, наступит новый век тьмы, придется опять все начинать сначала. Но у человека есть одно замечательное свойство, если приходится начинать сначала, он не отчаивается и не теряет мужества, он знает, что это очень важно, что это стоит усилий.

Прочитаю вам самые последние абзацы романа:

А сейчас им предстоит долгий путь: они будут идти все утро. До самого полудня. И если пока что они шли молча, то только оттого, что каждому было о чем подумать и что вспомнить. Позже, когда солнце взойдет высоко и согреет их своим теплом, они станут беседовать или, может быть, каждый просто расскажет то, что запомнил, чтобы удостовериться, чтобы знать наверняка, что все это цело в его памяти.

Эти люди только что пережили катастрофу.

Монтэг чувствовал, что и в нем пробуждаются и тихо оживают слова. Что скажет он, когда придет его черед? Что может он сказать такого в этот день, что хоть немного облегчит им путь? Всему свое время. Время разрушать и время строить. Время молчать и время говорить. Но что еще? Есть еще что-то, что надо сказать…

И дальше цитата из апостола Иоанна Богослова:

…И по ту и по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; и листья дерева — для исцеления народов.

Речь о том, что человечество, которое находится на дурных путях, непременно в один прекрасный день очнется, люди захотят чистой воды, листвы древа жизни для исцеления народов. А листва — это и есть страницы книг.

Пророческая надежда

В этой книге есть пророческая надежда.

Современная цифровая культура характеризуется крайней ненадежностью, она подвижная и зыбкая. Можно переписать любые электронные книжки, например, из Толстого убрать куски и вставить другие — никто не заметит. Из бумажной книги убрать текст очень трудно.

Что мы можем этому противопоставить? Память и средства меморизации — культуру письменного текста, написанного на надежном носителе, где каждое вычеркивание заметно.

Брэдбери пророчески понял за полвека до нашего времени, что экран будет стремиться разрушить чтение и люди будут предпочитать движущиеся картинки текстам. А если они даже будут приверженцами текстов, то они будут электронные тексты предпочитать бумажным.

Если мы больше не можем читать Шекспира, мы теряем память. А если мы теряем память, то перестаем думать.

Роман Брэдбери — это рецепт, что делать и как сохранить самого себя. Чтение, культура книги — это то, что способно дать надежду человечеству.

Роман звучит невероятно утешительно.

Если человек — писатель — смог увидеть и почувствовать негативные эффекты цивилизации и, если он смог правдиво и бесстрашно их описать, и предложить какое-то противоядие, значит, то, что с нами происходит сегодня, не так страшно.

Это человеко-размерно, это находится в пределах нашего осознания и понимания.

Текст по лекции «Социальный аутизм и религия сверхпотребления по Брэдбери» подготовила Татьяна Стрекопытова

Поделиться в соцсетях

Подписаться на свежие материалы Предания

Комментарии для сайта Cackle