Тексты о главных событиях жизни Иоанна Предтечи

Владимир Шалларь

Автор ТГ- и ВК- ресурса «Либертарная теология».

Подпишитесь
на наш Телеграм
 
   ×

Собор Иоанна Предтечи

7 июля Церковь отмечает Рождество Иоанна Предтечи. Есть странная парадоксальная симметрия/противоположность между Иоанном и Иисусом. Два сверстника и проповедника, чудесно рожденные. Но Иоанн — суровый аскет, его проповедь пугающая, яростная: «Отродье змеиное, кто надоумил вас бежать от грядущего гнева?»; проповедь Иисуса — Радостная весть. Иоанн — суровый аскет, Иисус практикует общие трапезы, нарушает субботу и т. д. Сам Иисус говорил об этом так:

«Они подобны детям, которые сидят на улице, кличут друг друга и говорят: мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни, и вы не плакали. Ибо пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: в нем бес. Пришел Сын Человеческий: ест и пьет; и говорите: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам».

Иоанн — старший, он крестит Иисуса. При этом Иисус — «Сильнейший», а Иоанн больший «из рожденных женами; но меньший в Царстве Небесном больше его». Иоанн — последний пророк Ветхого Завета, Иисус — Тот, о Ком пророчествовали все они. Оба казнены властями, при этом Иоанн под конец как бы сомневается в Иисусе, а Иисус на Кресте произносит: «Боже мой! для чего Ты оставил меня?».

Итак, мы выделили шесть важнейших событий жизни Предтечи и на каждое подобрали хороший, глубокий текст.

Рождение Предтечи

Малая трилогия

«Друг Жениха» — богословская и философская книга священника Сергия Булгакова полностью посвящена Предтече, его жизни, его значению в истории Спасения. Вот цитата о рождении Предтечи:

«Св. Церковь празднует честное зачатие Предтечи и честное рождество его, и уже этим празднованием сближает его с Богоматерию, Коей также прославляется св. Церковью и славное зачатие, и славное Ее рождество. Кроме них, никому из людей св. Церковь не оказывает такого почитания. 

Святость и безгрешность Предтечи, его исключительная избранность из всего человеческого рода делает понятным то место, которое рассказ о рождестве Предтечи занимает в Евангелии, как и отдельные черты этого рассказа. Это место — в 1-й главе Евангелия Луки — находится в прямом контексте с рассказом о Благовещении. Оба повествования сплетены воедино: зачатие и рождество Предтечи, предваренное явлением архангела Гавриила, который затем посылается в Назарет к Деве Марии; и пришествие Богоматери к Елисавете после Благовещения, и взыграние младенца Иоанн, а и пророческая речь Елисаветы, и рождество Предтечи — все это один рассказ — земной пролог Евангелия, как 1-я глава Евангелия Иоанна есть его небесный
пролог. 

И никто из людей не ведал, что живет в одно время с величайшим из «рожденных от жены», что в его именно время на земле творится такой подвиг очищения греховного человеческого естества, больший которого недоступен человеку. Мир упивался и оглушался своим величием. На мировом престоле царствовал Тиберий. Римские рати обтекали вселенную. Римское право стягивало ее своим железным обручем. Гораций писал свои оды, Тацит — свою историю, Вергилий — свою Энеиду, Сенека и Эпиктет философствовали. Эллада отдавалась сладкой неге своего художественного и философского созерцания. Вздымались и падали волны человеческого океана. Назревали и совершались великие политические события, международные войны, гражданские потрясения. Мир жил всем напряжением жизни человеческого гения и творчества, греха и порока. Но он не ведал — никто в мире не ведал, — что исполнилась полнота человеческого возраста, что в Иорданской пустыне соблюдается до урочного часа величайший из рожденных женами. Неведомы пути Божии человеку»
.

Проповедь Предтечи

Сын Человеческий


«Сын Человеческий» протоиерея Александра Меня — может быть, лучшее изложение жизни Иисуса. Третья глава книги посвящена Предтече, о проповеди которого там можно прочитать следующее:

«Покайтесь, — говорил пророк, — ибо близко Царство Небесное!» Его слова упали на подготовленную почву и сразу же нашли широкий отклик. К реке толпами шли люди из окрестных городов и сел. Шли книжники и солдаты, чиновники и крестьяне. Впечатление от речей и самого облика пророка было огромным. Он говорил о Суде над миром, и, казалось, все вокруг Иоанна дышало предчувствием близости великих событий.

Символом вступления в мессианскую эру Иоанн избрал обряд погружения в воды Иордана, реки, которая издревле считалась рубежом Святой земли. Подобно тому как вода омывает тело, так и покаяние очищает душу. Когда язычник присоединялся к ветхозаветной церкви, над ним совершали тевилу, омовение. Пророк же требовал этого от самих иудеев в знак того, что они родились для новой жизни. Поэтому Иоанна называли «Хаматвилом», Крестителем  [слово «тевила», — по-гречески βαπτισμα — означает погружение, омовение; по-русски оно обычно переводится как крещение].

Многих израильтян задевало, что им предлагают пройти через омовение, словно они — новообращенные иноверцы. Разве принадлежность к народу Божиему не освящает сама по себе? Но Креститель, не колеблясь, объявил подобный взгляд заблуждением. Когда он увидел на берегу книжников, он заговорил с ними резко и сурово: «Отродье змеиное! Кто указал вам бежать от будущего гнева? И не думайте говорить сами себе: «Отец у нас Авраам», ибо говорю вам, что может Бог из камней этих воздвигнуть Себе детей Авраама». Не рождение делает сынами Завета, а верность заповедям Господним.

Иоанн упрекал в легкомыслии и тех, кто рассчитывал, что одного обряда тевилы уже достаточно для прощения грехов. Он требовал переоценки всей жизни, искреннего раскаяния. Перед крещением люди «исповедовали грехи свои». Но и этого было мало. Нужны были реальные результаты внутренней перемены. «Сотворите, — говорил пророк, — достойный плод покаяния!.. Уже топор лежит при корне деревьев; итак, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубается и бросается в огонь». 

По отношению к сильным мира сего Иоанн вел себя настолько независимо, что скоро вызвал недовольство. Влияние Иоанна возрастало с каждым днем. В своих речах он стал затрагивать и Ирода Антипу, которому принадлежала Иорданская область. В результате, пишет Флавий, тетрарх «начал опасаться, как бы власть Иоанна над массами не привела к каким-нибудь беспорядкам»
.

Крещение Иисуса

Толкования на Еф., Флп., Кол.


10, 11 и 12-я беседы Толкования Иоанна Златоуста на Евангелие от Матфея посвящена Предтече. Разрешая вопрос, зачем Иисус принял Иоанново крещение, Златоуст вкладывает в уста Иисуса следующие слова:

«Я пришел разрешить клятву, лежащую на вас за преступление закона; потому должен прежде сам исполнить весь закон и освободить вас от осуждения, и таким образом прекратить действие закона. Итак, Мне надлежит исполнить весь закон, потому что Я должен разрешить проклятие, написанное против вас в законе. Для того-то Я и принял плоть, и пришел в мир».

В своих трех беседах Златоуст затрагивает много вопросов, в частности он говорит, что Иисус открыл людям Царство Божье, куда они могут войти в крещении. Но почему большинство человечества не входит в Царство, не крестится, не становится христианами? Златоуст отвечает так:

«Христос от древнего образа жизни уже изводит нас к новому, отверзая нам врата небесные и ниспосылая оттуда Святого Духа, Который призывает нас к горнему отечеству; и не просто призывает, но и облекает высочайшим достоинством: соделывает нас не ангелами и архангелами, но возлюбленными сынами Божиими. Так Он влечет нас к тому горнему достоянию.

Представляя все это, яви жизнь достойную и любви призывающего, и сообщества небесного, и чести тебе дарованной. 

Надеясь получить такие блага, неужели ты будешь еще вспоминать о деньгах, и прилепляться к мечтам земным? Ужели не уверишься, что все видимое малоценнее рубища нищего? Как же ты явишься достойным такой великой чести? Какое принесешь оправдание? Или лучше, какой не понесешь казни за то, что после такого дара опять бежишь к прежней блевотине? Ведь ты будешь наказан за грехи свои не просто как человек, но как сын Божий, и величие чести послужит тебе только к большему наказанию.

Не крайнее ли безумие — собирать все туда, где все полагаемое истлевает и погибает, а где все остается неприкосновенным, и даже еще возрастает, туда не отлагать ни малейшей части? И это делаем мы, которые там должны жить вечно. Потому-то и язычники не верят нашим словам. Они хотят не на словах, а в делах наших видеть доказательство нашего учения о жизни будущей. Видя, что мы строим пышные домы, заводим сады и бани, покупаем поля, они не хотят верить, чтобы мы готовились переселиться в другой небесный град. 

 В самом деле, если язычники увидят, что и мы, сподобившись великих таинств, привязаны к земному, то тем более сами будут прилепляться к нему. Через это мы сами собираем сильнейший огонь на главу нашу. Нам надлежало бы учить их презирать все видимое, а мы, вместо того, больше всех возбуждаем в них пристрастие к нему. Как же мы можем спастись, когда должны будем подвергнуться истязанию за погибель других? Неужели же ты не знаешь, что Христос повелел нам быть солью и светильниками в этом мире, чтобы мы и укрепляли расслабляемых сладострастием, и просвещали омраченных заботами о богатстве? Если же мы повергаем их еще в большую тьму, и только еще больше расслабляем, то какая останется нам надежда спасения? Совершенно никакой, но с воплем и скрежетом зубов, связанные по рукам и ногам, будем ввержены в огнь геенский, после того как уже здесь истомимся заботами о богатстве»
.

Сомнение Иоанна в Иисусе

Иисус Неизвестный


Пятая глава второй части первого тома «Иисуса Неизвестного» Мережковского посвящена крайне интересному евангельскому эпизоду. Предтеча перед смертью, арестованный Иродом, вроде бы сомневается в Иисусе. Мережковский в своей прекрасной книге — прекрасной и чисто литературно, и философски, по продуманности синтеза библеистики, богословия и философии, пишет об этом: 

«Если потом «соблазнился» Иоанн, то, может быть, уже и тогда, в первом разговоре с Иисусом, начал соблазняться – колебаться, мерцать, как утренняя звезда перед солнцем. Верил – сомневался; то радость, то ужас: «Он и не Он».

«Кто Ты?» – на этот безмолвный вопрос Иоанна что мог бы ответить Иисус, кем Себя назвать?

На свой безмолвный вопрос: «Кто Ты?» – мог прочесть Иоанн в глазах Иисуса лишь такой же безмолвный ответ:

Блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф 11:6).

Все, вероятно, дошло между ними до этой последней черты, но за нее не перешло, не было сказано: «Ты – Он». Оба говорили о Мессии в третьем лице: не «Я» и не «Ты», а «Он». Так ведь говорил о Нем и сам Иисус всю жизнь, до последнего ответа первосвященнику: «Ты ли Мессия-Христос?» – «Я», – за что и был распят.

Главное, вероятно, в том разговоре не было сказано; оба молчали о главном. Но и молча поняли друг друга, или, вернее, Иоанн почти понял; понял совсем один Иисус.

Что же помешало Иоанну понять все и сказать Иисусу: «Ты – Он»? То самое, почему «из рожденных женами не восставал больший Иоанна, но меньший в царстве небесном больше его» (Мф 11:11); то что отделяет край земли от края неба, – закон от свободы, Ветхий Завет от Нового; то, почему «к ветхой одежде не приставляют заплаты из небеленой ткани», и «вина молодого не вливают в мехи ветхие» (Мф 9: 16–17); то, почему Иоанн крестит водой, а Иисус – огнем, и почему Иоанн «не сотворил никакого чуда» (Ин 10:41), но столько чудес сотворил Иисус. Первое же чудо Его – самое простое, детское, – самое Иоанну непонятное, невозможное: Кана Галилейская, претворение воды в вино, – первая ступень лестницы: Вода – Вино – Кровь – Огонь – Дух; всходят по ней дети и Ангелы, а величайший из людей, Иоанн, не взойдет.

Если не обратитесь и не станете, как дети, не войдете в царство небесное (Мф 18:3).

Не обратился Иоанн, не стал, как дитя, и в Царство не вошел.

Проповедь Свою начинает Иисус теми же словами, как Иоанн:

Царство Божие приблизилось; покайтесь – обратитесь.

Но прибавляет:

и веруйте в Блаженную Весть – Евангелие (Мк 1:15).

Этой-то Блаженной Вести и не знает Иоанн.

Царство Божие насилием берется, βιάζεται, и насильники, βιασταί, восхищают его (Мф 11:12), —

«приступом берут», как осажденную крепость, ломая стену Закона, чтобы войти в крепость Царства. Первым вошел в нее Иисус. Этого-то «насилья», в самом деле, страшного, – страшной свободы, «блаженства» и «легкости»:

иго Мое благо (блаженно), бремя легко (Мф 11:30), —

и устрашился Иоанн.

Жизнь и смерть его, величайшего из людей, – все еще трагедия человеческая; жизнь и смерть Иисуса – Божественная Комедия.

Только один волосок отделяет Иоанна от царства Божия, – но такой же, как тот, кровавый, на шее, от меча, которым он обезглавлен.

Кто убил Иоанна? Ирод? Нет, утреннюю звезду убивает восходящее солнце; Предтечу, Предходящего, убивает Пришедший: «Ему должно расти, а мне умаляться», – умирать (Ин 3:30.)

Понял ли Иоанн, умирая, ответ Иисуса на вопрос его: «Кто Ты?»

Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благоденствуют. И блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф 11:4–6).

В жизни этого блаженства не знал Иоанн; может быть, узнал в смерти.

Глядя из окна своей темницы в Махеросе на синюю, как туча над желтыми песками пустыни, гору Нево, где умер Моисей, не войдя в Обетованную землю, только увидев ее издали, – думал, может быть, Иоанн: «И я, как он».

Всех предтеч судьба такова: вести других – самим не входить в Царство Божие».

Смерть Предтечи

Козел отпущения


Мы уже видели, что Иоанн бросал вызов тогдашнему обществу и властям в частности: не удивительно, что Иоанна казнили, странен повод — брачные дела. Гениальный христианский философ Рене Жирар в своей чудесной книге «Козел отпущения» пытается разгадать смысл этого евангельского эпизода:

«Ирод пожелал жениться вторым браком на Иродиаде, жене своего брата. Иоанн осудил этот союз.

Пророк делает акцент не на незаконности подобного брака. В фразе «не должно тебе иметь жену брата твоего» глагол ekhein, «иметь», не имеет юридических коннотаций. 

О чем идет речь на самом деле? О братьях-врагах. Братья обречены на вражду самой своей близостью; они оспаривают одно наследство, один венец, одну жену.

Ирод и его брат служат одновременно и символом желания, которое прежде всего интересует Марка, и реальным историческим примером результатов этого желания. У Ирода действительно был брат, и Ирод у него действительно отнял Иродиаду, его жену. Мы знаем от Иосифа Флавия, что за это удовольствие Ирод дорого заплатил; наш текст об этом не говорит, но эта расплата — вполне в духе миметических осложнений и, следовательно, в духе пророческого поучения: Ироду пришлось прогнать свою первую жену, и ее отец наказал ветреного зятя, нанеся ему тяжкое поражение.

«Иметь» Иродиаду, овладеть ею — плохо для Ирода не в силу какого-то формального правила, но потому что в данном случае приобрести жену — значит обездолить брата. Пророк предостерегает своего царственного слушателя против скверных последствий миметического желания.

Остались только братья-враги, и их можно только предостерегать против их миметического желания в надежде, что они от него откажутся. Именно так поступает Иоанн и его предупреждение напоминает проповедь Царства Божьего в служении Иисуса.

Подражая желанию моего брата, я желаю того же, чего желает он, и мы мешаем друг другу удовлетворить наше общее желание. Чем сильнее сопротивление с той и с другой стороны, тем острее желание, тем больше образец превращается в преграду, а преграда — в образец. Так что в конечном счете желание интересуется уже не объектом, а лишь тем, что ему противостоит; оно видит лишь преграды, воздвигнутые им же самим. Иоанн Креститель и есть такая преграда — непреклонная, недоступная для любого подкупа, и именно это обворожает Ирода и еще сильнее Иродиаду — которая всегда на шаг опережает желание Ирода.

Пророк умирает, потому что высказал правду об их желании тем людям, которые не хотели ее слышать; никто никогда не хочет ее слушать.

Тот, кто упрекает людей за их желание, служит этим людям живым скандалом, той единственной преградой (полагают они), которая мешает им быть счастливыми. И сегодня мы рассуждаем точно так же. Живой пророк разлаживал все отношения, а мертвый он их облегчает, превратившись в неподвижную и покорную вещь, циркулирующую на блюде Саломеи; пирующие передают ее друг другу словно еду и напитки на пире Ироде. Вещь эта служит и захватывающим зрелищем, которое мешает нам делать то, чего не следует делать, и побуждает нас делать то, что делать подобает, — словно жертвенный начаток всех взаимообменов. Истина обо всех религиозных основаниях и первоначалах написана в этом тексте черным по белому, истина мифов, ритуалов и запретов. Но сам текст не занимается тем делом, которое разоблачает: он не видит ничего божественного в миметизме, объединившем всех этих людей».

Поделиться в соцсетях

Подписаться на свежие материалы Предания

Комментарии для сайта Cackle