на наш Телеграм
40 лет назад, 16 июля 1985 г., преставился Генрих Бёлль, великий писатель, нобелевский лауреат по литературе, классик XX в. Его проза — великолепна; не ошибетесь, если решите провести с ней время: здесь в одно сходится традиции модернистского, потока сознания романа и реалистического психологического. Но важнее другое — социально-политическое — хочется сказать — профетическое послание этой прозы, остро актуальное (к сожалению).
Христианский (католический) писатель — и мыслитель, «пророк» (субъект христианского критического послания, направленного против «христианского» мира). И первым объектом критики выступало само «христианство», мирское перерождение христианство, обращение «христианства» — «христиан», церковных структур, представителей этих структуре — на сторону мирских сил. Это действительно похоже на то, как иудейские пророки бичевали иудейских священников и пр. — Надо впрочем, сказать, что это наша аттестация, сам Бёлль себя «христианским писателем» не называл, не выпячивал.
И как и в случае библейских пророков — вслед обличению религиозности — обличение социальности. Прежде всего — кошмар падения Германии в нацизм — в тоталитарную диктатуру и мировую войну. Бёлль — признанный, великий автор в этой тематике (обличения нацизма и развязанной им войны изнутри). Но кроме того Бёлль — великий критик послевоенного германского общества, критик либеральной демократии, капитализма.
Итак, тематически творчество Бёлля можно разбить на два периода. Для первого характерно размышление над судьбой Германии, причинами нацизма, положению послевоенной Германии. Для второго — острая критика «анонимных сил эпохи» — государства, СМИ и т. п. — «невидимых» силах, порабощающих современного человека. Но внутренне послание Бёлля осталось тем же: послание христианского нонконформизма, стояние в добре против продажных или жестоких сил мира сего, хранение человека в адских условиях тоталитаризма или размывающей человечность современности.
Наследие Бёлля огромно. Обозревать все — невозможно. Поэтому мы возьмем вот эти три точки, этот треугольник — католицизм, нацизм, капитализм.
Роман «Бильярд в половину десятого» (текст и аудиокнига)
В, возможно, своем лучшем романе «Бильярд в половину десятого» Бёлль описывает один день немецкого семейства (трех его поколений): из их внутренних монологов, рассказов, разговоров разворачивается весь путь, пройденный Германией в XX в. История (страны, отдельного человека) решается только в одном: какое причастие ты примешь: «причастие буйвола» или «причастие агнца»? — Как Германия пала в нацизм, что такое была мировая война, что стало с Германией после?
«А Отто вдруг перестал быть самим собой, с ним случилось что-то страшное, какое-то превращение, он был Отто и все же не Отто, он приводил в дом Неттлингера и учителя гимнастики; Отто… я поняла, что это значит, когда говорят: «От человека осталась одна только видимость»; от моего сына Отто осталась одна только видимость, одна оболочка, которая быстро наполнялась другим содержанием, он принял «причастие буйвола», принял огромные дозы его, у него высосали всю кровь и накачали ему новую; взгляд Отто стал взглядом убийцы, и я в страхе прятала от него твои записки».
«Ешь то же, что едят все, надевай то же, что надевают все, читай то же, что читают все, не принимай ничего сверх положенного — ни масла, ни платьев, ни стихотворений, ничего, что тебе предлагает буйвол, пусть с самым изящным поклоном; «и правая их рука полна подношений»; все это не что иное, как взятки, данные под тем или иным соусом. Я не хотела, чтобы твои дети пользовались привилегиями, пусть они почувствуют вкус правды на своих губах».
«Мне повезло, очень повезло, в мире, где одно движение руки стоит человеку жизни, где, объявив человека сумасшедшим, можно либо погубить его, либо спасти; нет, пока я еще не собираюсь изрыгнуть годы, которые меня заставили проглотить».
«Но они сменяли друг друга, они ходили есть по очереди, ибо отказаться от еды было выше их сил; и когда они подбегали ко мне, я уже издали чуял, чем их сегодня кормили: картофелем с подливкой, жарким или капустой со шпигом; они били меня, и я думал: ради чего умер Христос, какая мне польза от его смерти, какая польза от того, что они каждое утро читают молитву, каждое воскресенье причащаются и вешают большие распятия в кухне над столом, за которым едят картофель с подливкой, жаркое или капусту со шпигом? Никакой! К чему все это, если они каждый день подстерегают меня и бьют? Вот уже пятьсот или шестьсот лет — недаром они кичатся древностью своей религии, — вот уже тысячу лет они хоронят предков на христианском кладбище, вот уже тысячу лет они молятся и едят под распятием свой картофель с подливкой и шпиг с капустой. Зачем? Знаете, что они кричали, избивая меня? “Агнец божий”. Такое мне дали прозвище».
«Помнишь ли ты лозунг: «Победу надо завоевать, ее нам никто не подарит»; горе людям, не принявшим «причастие буйвола», ты же знаешь, что причастия обладают ужасным свойством, их действие бесконечно; люди страдали от голода, а чуда не случилось — хлеб и рыбы не приумножились, «причастие агнца» не могло утолить голод, зато «причастие буйвола» давало людям обильную пищу; считать они так и не научились: они платили триллион за конфету, яблоко стоило столько же, сколько лошадь, а потом у людей не оказалось даже трех пфеннигов, чтобы купить себе булочку, но они все равно полагали, что приличия и благопристойность, честь и верность превыше всего; когда людей напичкают «причастием буйвола», они мнят себя бессмертными».
Роман «Женщины у берега Рейна» (текст и аудиоверсия)
После краха нацизма и войны — благополучная, либеральная, буржуазная и опять, опять, опять — как бы «христианская» Германия: «Женщины у берега Рейна» — итоговый роман Бёлля. Во-первых, такие формальные вещи, как репортажный стиль, переплетение многих сюжетных линий в нескольких, скорее «символических» точках, смещение разных временных слоев, представлены здесь как некий эталон. Во-вторых, все основные проблемы, волновавшие писателя, доведены здесь до предела. Весь роман — «роман в диалогах и монологах», тяготеет к двум событиям, самоубийству матери главного героя, ее «уходу в Рейн», как символа полного отчаяния, невозможности более терпеть действительность и «мессы в честь безопасности», как символа предательства христианства. Главная тема Бёлля — лицемерие чиновников, аристократии и «денежной знати» до, во время и после Второй войны; лицемерие вообще Европы, христианского мира, прикрытого, что самое возмутительное, самим же христианством: вообще это было главной болью Бёлля: горше самого кошмара и греза казалось бы что может быть? — их как бы «благочестивость». — Патогенез «смерти Бога», краха веры. Несколько цитат:
«Я знаю, отчего вам не по себе: Того, кого вы искали, там не было, они Его изгнали, в пресуществлении Он тоже не явился, не явился потому, что они грешны и продажны до мозга костей, впрочем, это не ново. Они даже не чувствуют своих прегрешений, позволяют себя подкупать, с восторгом приветствуют ракеты, боготворят смерть — все это не ново. А ново вот что: они не осознают вины, а тем более греха. Те же, кто помазал бы миром Его ноги, убивают себя, показывают грешникам язык… А другие, бессердечные, только и говорят что об отсутствии эмоций, диктате обстоятельств и деловитости. Драгоценное миро для Его помазания они выбросили на рынок, на биржу — черствые епископы, очерствевшие кардиналы, — они изгнали Его и служат торжественные мессы в честь безопасности, на которые не пускают тех, кто на богослужении служил бы Богу. Для нас нет там места, дорогой граф, — ни внутри, ни снаружи».
«Вы полагаете, я должна взывать к Христу? (Качает головой.) Нет, не могу. У меня был Христос в детстве, когда я была маленькой девочкой. И в Гульсбольценхайме тоже, где Блаукремер стал моим мучителем, — но меня лишили Христа, изгнали его из меня, и я позволила его изгнать. Когда по утрам — после пьянок, оргий и всякого свинства — они преклоняли в церкви колена и, полные раскаяния, молитвенно воздевали руки, в этот миг все они были кроткими, искренне благочестивыми».
Книга интервью «Три дня в марте. Беседа Генриха Бёлля с Кристианом Линдером»
Бёлль здесь («Три дня в марте» — 70 страниц бесед, книга в книга; ссылку даю на сборник статей, лекций, интервью Бёлля) рассуждает о христианской литературе, современном христианстве, капитализме и социализме, политике и т. д. и т. д. Трезвый, смелый, христианский взгляд. Бёлль — левый католик, жесткий критик и Церкви, и исторического христианства в целом, Запада, капитализма, но и советского социализма. В эссе и беседах Бёлля вы найдете взгляд левого католика на политику, литературу. Но вот цитата, которая кажется сутью, сущностью мысли и творчества Бёлля:
— тут нужно напомнить, что новозаветное слово «харис», которое переводится как «благодать», можно было бы перевести как «нежность»;
— нежность оказывается ядром и социализма, и христианства, парадоксально отсутствующим у исторического социализма и исторического христианства;
— теология нежности — вот что Бёлль противопоставляет нацизму, войне, буржуазной мерзости запустения — и «христианству», которое все это прикрывает;
— теология нежности оказывается политической теологией Бёлля, сутью, сущностью мысли и творчества Бёлля, тем, что так привлекает в его книгах ;
— нацизм и развязанная им война, судьба послевоенная Германии и (пост)христианского мира: эти две главных темы Бёлля оказываются одной в смысле: они суть то зло, что не допускают в реальность их альтернативу — теологию нежности:
«Л.: У всех персонажей Ваших романов социалистическое прошлое или социалистическое будущее; это утопия, которая…
Б.: Да, конечно, и никто не отобьет у меня надежду на эту утопию; скажу сейчас только о существующих, практикуемых моделях: все они слишком догматичны и в своем догматизме и в высокомерии своего догматизма, когда всем и каждому предписывается: ты должен быть счастлив, ты не смеешь быть не-счастлив, приняли формы, порожденные временами суровой, фанатичной религиозности. В Новом завете сокрыта — отважусь произнести эти слова — теология нежности, целительной нежности, которая исцеляет словом, прикосновением руки, — это ведь можно назвать и просто ласковым поглаживанием, поцелуями, совместной трапезой, — все это по моему ощущению сегодня абсолютно вытравлено и предано запустению из-за засилия права, я бы так сказал, — из-за засилия римского начала, которое из всего сделало догмы, принципы и катехизисы; этот элемент Нового Завета — нежность — еще и не открыт по-настоящему; все выродилось в запреты, в повелительные окрики; а ведь наверняка есть люди, которых можно было бы исцелить просто голосом, просто интонациями какого-то нужного им голоса, или совместной трапезой. Вот и попробуйте себе представить нечто вроде социалистической нежности».
