на наш Телеграм
С Кьеркегором — ряд сложностей. Первая, тривиальная: один из немногих общепризнанно великих философов — через запятую с его любимым Сократом, ненавидимым Гегелем, etc., будучи таковым, подлинно великим мыслителем, он огромен, необъятен. Вторая, религиозная: Кьеркегор — пусть и общепризнанный гений, но христианин, верующий мыслитель, теолог: скандал для последних нескольких веков! — это скандал, его собственный, учрежденный им скандал Кьеркегор прекрасно понимал: верующий мыслитель в как-бы-христианском, но всем-понятно-что-неверующем мире: это ему принадлежит образ современного теолога как клоуна из горящего цирка; «современный христианин» взаправду верующий — ходячее недоразумение. Третья, личная — понятно, связанная с первой: вера бывает только личной — это одна из главных его тем, связанная и с первой. Понятно, что подлинная гениальность в глубине личности коренится — в случае с Кьеркегором все же — это особенная сложность: создатель «диалектики косвенного сообщения» (то главное, что нужно сообщить, — напрямую сообщить никак нельзя), необыкновенно изощренная, многомерная, сложнейшая, чудная-чудаковая душа: тут и бесконечная красота, тут и сложность.
Одна из вершин философии — великая литература, изящнейшая проза — великое дело христианское веры — равновеликое делу Паскаля, делу Достоевского, очень немногим настоящим христианам Нового времени (в «высокой культуре», во всяком случае) — Кьеркекоровы тексты могут отпугнуть поначалу сложностью своей; поэтому мы создали подборку именно разных точек входа — несколько триад, каждая из коих представляет отдельную возможность познакомиться с Кьеркегором — великим христианским мыслителем, провозвестником настоящей, серьезной веры, тончайшим диалектиком, редкой силы психологом, ироником, автором не с «двойным», но с каким-то многоуровневым, разномерным каким-то «дном» — вообще мало с чем сравнимым феноменом — таким красивым, таким странным, причудливым, таким глубоким-высоким-тонким, таким подлинно-христианским — феноменом в мировой культуре.
Стартовая триада
Попробуем начать с нулевого, не требующего никакой подготовки уровня — с одной стороны, с другой — уровня именно и прицельно христианской, церковной, теологической, экзегетической компоненты творчества Кьеркегора:
— «Жертвоприношение Авраама (Сёрен Кьеркегор)» — получасовая передача из легендарного цикла «Библейский сюжет».
— Презентация русского перевода «Бесед» Кьеркегора: переводчик книги, священник Алексей Уминский и ряд других людей легко и доступно рассказывают о христианской мысли Кьеркегора.
— Презентация русского перевода «Евангелия страдания» Кьеркегора: опять же священник Алексей Уминский и другие помогают нам войти в мир жизни и творчества датского мыслителя; тут в частности обсуждается конфликт всерьез верующего христианина (скажем, Кьеркегора) и благополучной Церкви в «христианской» стране (скажем, Датской церкви).
Триада лекций
Уровень, требующий чуть большего погружения — с одной стороны, с другой — обращающий внимание на философскую и теоретико-теологическую компоненту Кьеркегорова творчества; лекции:
— Лекция переводчика и исследователя Кьеркегора Алексея Лызлова. Кьеркегор искал такой философии, которая помогала бы человеку понять самого себя в фактичности своей жизни; он сделал любовь, желание, радость, страдание, отчаяние и страх темами философского исследования и с силой и отчетливостью поставил вопрос о том, что значит «быть самим собой». Именно Кьеркегор размышлял не о «человеке вообще», но о человеке в его «единственности». Работы Кьеркегора глубоко поэтичны и очень личностны. Даже в работах, написанных им под различными псевдонимами, мы можем расслышать его живой голос, обращенный к каждому из нас как к тому, кого автор «с радостью и благодарностью называет своим читателем». Кьеркегор постоянно приглашает нас к глубоко личному разговору, и таким разговором с этим удивительным мыслителем мы будем стараться сделать нашу лекцию.
— Обзорная лекция о жизни и творчестве Петра Рябова — великолепнейшего лектора, исследователя экзистенциальной философии и самого религиозного экзистенциалиста: вот с нее бы, может быть, прежде всего надо бы начать. Особенный плюс лекции (как и любой лекции Рябова): лектор — анархистский мыслитель, что дает с одной стороны, всегда некий общественный пафос, с другой — пафос свободы, либертарности; и вместе — скажем так, доставляет к общему представлению о Кьеркегоре нравственно-общественный,
— Лекция Пименова о теологии Кьеркегора, помещающая ее в контекст развития модерной и постмодерной теологии.
Триада книг
— «От Гегеля к Ницше. Революционный перелом в мышлении XIX века. Маркс и Кьеркегор» — великая книга Карла Лёвита, где — помимо прочего — сравниваются два главных ученика Гегеля — Маркс и Кьеркегор: «преобразование гегелевской философии абсолютного духа в марксизм и экзистенциализм Марксом и Кьеркегором». В своей борьбе с Гегелем Маркс и Кьеркегор — оба родившиеся, кстати, 5 мая (с разницей в пять лет) — лишь продолжают в разных направлениях его мысль. Для Гегеля Конец истории уже произошел, христианство «снято» в современном обществе. Маркс и Кьеркегор же считают, что Конец истории только впереди. Оба восстают против буржуазного общества в ужасе перед самой мыслью о том, что оно — завершение истории человечества. Оба зовут к революции. Маркс — к внешней, социальной. Кьеркегор — к внутренней, экзистенциальной. Даже в своей борьбе с христианством они в глубине едины — Маркс отвергает современное ему христианство как ложное сознание, но и Кьеркегор, этот великий христианский мыслитель, тоже борется с современным предавшим себя христианством во имя христианства подлинного, тоже против «ложного сознания». Самое интересное в книге — то, что социальная революция Маркса и экзистенциальная революция Кьеркегора имеет один источник, они — две стороны одной монеты, внешнее и внутреннее недовольство капитализмом (хотя по Лёвиту скорее получается, что эти двое разорвали мысль Гегеля пополам). Здесь становится понятным, как можно быть одновременно и марксистом, и христианином, как можно руководствоваться и «Капиталом», и «Заключительным ненаучным послесловием» — никакого противоречия нет, есть только социальное и экзистенциальное измерения одного и того же феномена. Маркс нападет на политическую философию Гегеля, Кьеркегор – на гегелевское философское христианство: оба осуществляют совокупную атаку на буржуазно-христианский мир. Кьеркегор против масс, за «единичного» — то есть против государства, против социума («частный мыслитель»). Но ведь и Маркс с противоположной стороны против государства, против классового общества: коммунизм освободит индивида (конкретного экзистирующего, по Кьеркегору). Как единичный Кьеркегора изнутри переживает отчаяние и обращается к Богу, так пролетарий Маркса, изнутри переживая ужас капитализма, свершает революцию. Гегель был последний, кто соединял христианство и секулярный современный мир: все, кто шел за ним, с разных сторон разрывали их. Маркс отвергал христианство, Кьеркегор вскрывал антихристианскую сущность современности. И конечно, Гегель был прав: современный мир — продукт христианства, но сказать, что современный мир христианский, мы не можем, тут нужно думать со всей возможной диалектической сложностью. Мы должны «примирить» христианство и современность — так, как делал Гегель, и более гегелевски, чем он сам, исторически: мы не умозрительно соединяем Кьеркегора и Маркса, но мы чаем, что сама история их примирит. Нам нужно экзистенциалистское прочтение Маркса и марксистское прочтение Кьеркегора — но не на бумаге, а в реальной истории.
— Ницше — важный персонаж предыдущей, с которым в одну пару ставит Кьеркегора «Разум и экзистенция» — работа классика религиозного экзистенциализма Карла Ясперса, посвященная великому христианскому философу Кьеркегора и великому атеистическому философу Ницше. Цитата: «Мышление Ницше и Кьеркегора создает новую атмосферу. Они переходят все границы, до них ещё остававшиеся самоочевидными. Такое впечатление, словно они уже ничего больше не страшатся в мысли. Все наличное как бы поглощается в головокружительном движении всасывающей силой (Saugkraft): у Киркегора – внемирового христианства, подобного ничто и являющего себя только в отрицании (абсурде, мученичестве) и в отрицательной решимости; у Ницше – вакуума, из которого с отчаянной силой должно родиться новое бытие (вечное возвращение и соответствующая догматика Ницше). Киркегор видит все христианское человечество в том виде, как оно действительно существует сегодня, как один огромный обман, которым хотят одурачить Бога. Это христианство не имеет ничего общего с христианством Нового Завета. Есть только два пути: или искусственными приемами поддерживать иллюзию и скрывать это состояние – тогда все обратится в ничто; или же добросовестно признать то плачевное положение, что ныне поистине не родится уже ни один индивидуум, который бы достоин был звания христианина в смысле Нового Завета, что никто из нас не достоин этого звания, но каждый живет неким благочестивым ослаблением христианства; при таком признании обнаружится, есть ли в этой добросовестности что-то истинное, есть ли на ней благоволение Провидения; если же нет, то все снова должно обрушиться в ничто, дабы в этом ужасе снова возникли индивиды, способные понести в себе христианство Нового Завета). Ницше вмещает историчное обстояние своего времени в одном слове: «Бог умер». Им обоим, стало быть, принадлежит как общая черта историчное высказывание о времени в его субстанциальной основе. Они провидят предстоящее ничто, оба видят его, ещё зная о субстанции утраченного, оба – с установкой: не желать этого ничто. Если Киркегор предполагает истину, или возможность истины, христианства, Ницше же не только констатирует безбожие как утрату, но даже избирает его как величайший шанс, то им обоим присуща все же, как общая черта, воля к субстанции существования, к рангу и ценности человека. Они не составляют никаких программ политических реформ, да и вообще никаких программ; они не обращаются к чему-то отдельному, но хотят при помощи своего мышления добиться того, чтобы совершилось нечто, чего они отнюдь не предвидят сколько-нибудь определенно. Для Ницше это неопределенное есть его «большая политика» на долгую перспективу, для Киркегора – становление христианина, в новой форме, как безразличия ко всему мирскому бытию. Оба, перед лицом своей эпохи, охвачены мыслью о том, что станет с человеком.»
— «Киргегард и экзистенциальная философия (Глас вопиющего в пустыне)» — последняя книга великого религиозного экзистенциалиста Льва Шестова о величайшем из экзистенциальных мыслителей. Заголовки глав книги Шестова — как бы рубрики, темы Кьеркегорова мышления: «Иов и Гегель», «Жало в плоть», «Отстранение этического», «Движение веры», «Вера и грех», «Страх и Ничто», «Жестокое христианство», «Страх и первородный грех», «Бог — есть любовь», «Отчаяние и Ничто», «Свобода», «Бог и принуждающая истина», «Тайна искупления». «Голос Киргегарда был и, надо думать, навсегда останется голосом вопиющего в пустыне. Экзистенциальная философия, устремленная к Богу, для которого все возможно, открывает, что Бог ни к чему не принуждает, что Его истина ни на кого не нападает и сама ничем не защищена, что Бог сам свободен и сотворил человека таким же свободным, как и он. Его [Кьеркегора] неистовые, исступленные, безудержные, полные надрыва писания и речи только об этом и говорят нам: глас вопиющего в пустыне об ужасах Ничто, поработившего падшего человека! Безумная борьба за возможность, она же есть и безумный порыв от бога философов к Богу Авраама, Богу Исаака, Богу Иакова».
Триада книг самого Кьеркегора
— «Или — Или» — первая крупная книга Кьеркегора, совершенно чудная, удивительная вещь. Это — не трактат, но как бы роман в этико-религиозных, эстетических, музыковедческих эссе, психологических заметках, афоризмах, художественных произведениях и пр. и пр. — притом атрибутированных разным авторам: и вся эта полифония голосов, жанров, тем и идей образуют сложное, живое единство. Развитый тут дискурс эстетической, этической, религиозной стадий стал классическим; входящая в «Или — Или» работа о «Дон Жуане» Моцарта — шедевр философии музыки/культуры/аскетики/влечения/эротизма/христианства, «Эстетическая значимость брака» — может быть, лучшая работа вообще по философии/теологии брака; «Дневник обольстителя» — классика психологической прозы и т. д. и т. д. Великолепная художественная литература, с точки зрения психологизма, иронии, стиля и т. д. («художественная» — буквально, здесь есть не только «философия», но и герои, сюжет).
— После «Или — Или» Кьеркегор пишет целый ряд выдающих работ; выберем из них «Страх и трепет», кажется самую известную и, кажется, самую короткую. Безусловный шедевр, где Кьеркегор размышляет над историей Авраама, отца веры. Авраам верил в том, что Господь не заберет у него Исаака, и, веря в это, был готов принести в жертву Исаака: вот парадокс веры. Кьеркегор видит в этом две существенных черты веры: во-первых, здесь вера предстает во всей своей специфике, в своем отличии от этического, в религиозном превосхождении этического; во-вторых, здесь видна суть веры — абсурд: абсурд, который действительно принять можно только верой. Шедевр тончайшей прозы; глубочайшей философии этики/религии, высочайшей теологии веры.
— Сложная литературная игра в жанры и псевдонимы — характерная черта Кьеркегорова творчества; исключение — попытки Кьеркегора обратиться напрямик с христианской речью к людям своей эпохи; тут, впрочем, у автора «диалектики косвенного сообщения», размышлявшего о невозможности передать истины веры напрямую, «объективно»: и в случае этих бесед, подписанных собственным именем Кьеркегора, размышлений над Писанием имеет обращение к конкретному субъекту, а не «вообще» — тому, кто решается относительно своего вечного блаженства, относительно Христа. В «Евангелии страданий. Христианских беседах» Кьеркегор размышляет о следовании за Христом, о страдании: «Что значит последовать за Христом, и какая в этом радость», «Как может бремя быть легким, если страдание тяжко», «Радость в том, что школа страданий готовит к вечности», «Радость в том, что по отношению к Богу человек никогда не страдает без вины», «Радость в том, что это не путь тесен, но сама теснота является путем», «Радость в том, что даже если временное страдание предельно тяжко, все же вечное блаженство перевешивает его», «Радость в том, что человек с чистым сердцем и свободный способен, страдая, лишить мир власти над собой и что он силен превратить бесчестье в честь, поражение — в победу».
Триада Хоружий — Бибихин — Ахутин
Тройственная дружба-диалог трех очень разных, разные философские проекты развивающих выдающихся мыслителя — Сергея Хоружего, Владимира Бибихина, Анатолия Ахутина — особый феномен советской и постсоветской интеллектуальной жизни. У всех трех можно обнаружить свою особую перспективу понимания Кьеркегора:
— Сергею Хоружему — выдающемуся исследователю паламизма, исихазма — теоретику, изводящему комплекс неклассических теорий их восточнохристианских дискурсов и практик — принадлежит курс лекций «Философия Кьеркегора как антропология размыкания»: «в философской традиции, в истории философской мысли у него твердо определенная репутация: Кьеркегор — основатель и классик европейского экзистенциализма. Она так к нему приросла, что можно сказать — уже не она за ним закреплена, а он за нею, как крепостной состоя при этой репутации первого экзистенциалиста. Ныне же экзистенциализм сделал свое дело, и как мавр может вполне уйти (в учебник). А вот Кьеркегор не может уйти. В его мысли — что я и буду сегодня раскрывать — заложены гораздо более широкие возможности. Собственно, это судьба всякого настоящего, полномасштабного мыслителя. Сначала его зачисляют по ведомству некоторой школы, а потом со временем понимают, что в школу он не укладывается. Однако с Кьеркегором в историко-философской традиции до сих пор еще не было проделано подобной работы. Я очень надеюсь, что та интерпретация, которую я представлю сегодня, может рассматриваться как подступ к назревшей, необходимой следующей интерпретации Кьеркегора в истории мысли. В связи с этой большой задачей, стоит сказать, что пристальное внимание к философии Кьеркегора, отнюдь не ограничивающее ее школьным руслом, отличает Хайдеггера и Фуко, двух мыслителей, чью роль в сегодняшней философской ситуации трудно преувеличить». В общем — подробное рассмотрение Кьеркегора с одной стороны в постмодерной/
— Владимиру Бибихину, переводчику Григория Паламы и Мартина Хайдеггера и неординарному философу самому по себе принадлежит прекрасное эссе «Кьеркегор и Гоголь». Тема: Гоголь — как русский Кьеркегор: странная, причудливая, с многими тайниками душа — кудесник слова, эстет — комик, ироник, юморист — со страннымм какими-то отношениями с женщинами (странными — важными для жизни и творчества обоих — у обоих, похоже, отсутствующими) — христианин, христианин столь серьезно отнесшийся к своей вере, что вызвал скандал, стал каким-то клоуном, всеобщим посмеянием: посреди буржуазного XIX века этим двоим пришло в голову: никто не живет по Евангелию, а надо всерьез, на самом деле жить по Евангелию, вот здесь, в Дании, в России.
— У третьего участника философского содружества — Анатолия Ахутина — в его курсе «Европейский человек под вопросом» есть лекция о Кьеркегоре: Мир основоположника экзистенциализма Кьеркегора. Усиления декартовского отчаяния. Отрывок работы Сёрен Кьеркегор «Повторение». Самосознание человека в мире. Как он себя находит. Мир отчаяния Кьеркегора как отношения с абсолютом. Эстетическое бытие Кьеркегора. Любознательность и философия. Прыжок в веру.
Триада контекстов
— Подборка «Религиозный экзистенциализм: книги и лекции»: экзистенциализм — мощное философское направление XX века, до сих пор весьма популярное (для массового читателя экзистенциализм в огромном большинстве случаев до сих пор остается философией по преимуществу). При этом под «экзистенциализмом» имеют в виду чаще всего тексты Сартра и Камю — то есть атеистическую форму экзистенциализма. Однако же экзистенциализм зародился как христианская философия, и большинство экзистенциалистов — христиане (или религиозны в том или ином смысле). Оно и понятно: господство позитивизма, материализма, атеизма, «смерть Бога», ощущение, что «объективная истина за атеизмом», привело христианскую мысль к поискам новых форм для выражения истины христианства на современном этапе. Пусть «наука», «прогресс» побеждают, пусть «религия — суеверие», но проблема в том, что все это игнорирует главное — человека, его субъективность, его единичность, его отчаяние, боль, страдание, веру, безверие и т. д. и т. д. Вот в этой области, игнорируемой позитивизмом-материализмом-атеизмом-«наукой»-«объективностью», оказалось, что они игнорируют самое главное, самое насущное — и вырос экзистенциализм. Помимо всего прочего, сам атеизм был понят не как «научная, объективная истина», а как экзистенциальное событие, момент в истории отношений Бога и человека. В сущности, роль атеистического экзистенциализма (Сартр, Камю) состояла в том, чтобы философские достижения религиозного экзистенциализма присвоить, обернуть в атеистическую форму — и, собственно, на этом экзистенциализм и закончился.
— Подборка «8 нетривиальных книг о браке»: «христианство за семейные ценности, современный мир разрушает семью», не правда ли? Только вот «современный мир» есть ведь мир (пост)христианский, «семейные ценности» общи для всех культур, а христианство все же ярко выделено как религия «монашества, девства», чего-то, согласитесь, «антисемейного». Давайте же почитаем 8 неординарных книг на эту животрепещущую тему. «Эстетическая значимость брака» — один из разделов «Или — Или» Кьеркегора, может быть, лучшая апология брака. Часто брак (в его повседневности, тривиальности, «халате и борще») противопоставляют эротизму. Задача Кьеркегора — доказать, что брак — и именно христианский брак — есть высшая форма эротизма: «Те, у кого есть вкус к романтической любви, не особенно заботятся о браке, с другой же стороны, к сожалению, столь многие браки продолжают заключаться без ощущения этой глубинной эротики, которая поистине является прекраснейшей стороной чисто человеческой экзистенции. Христианство непоколебимо придерживается супружества. Следовательно, если супружеская любовь не способна таить в себе всю эротику первой любви, христианство вовсе не представляет собой стадию высшего развития человеческого рода, — и конечно же, тайный страх перед таким разрывом в значительной степени повинен в том отчаянии, которое отзывается эхом в новейшей лирике — как в стихах, так и в прозе». Если христианство есть нечто высочайшее, если оно есть абсолютная истина и так упорствует, так акцентирует сферу пола и брака, с одной стороны; а с другой, — если брак имеет своей материей эротику (а это очевидно), то высочайшим доказательством истинности христианства будет абсолютный моногамный брак, не потерявший эротику первой любви.
— Кьеркегор — один из главных героев пятой, седьмой, восьмой и девятой серий нашего сериала «Христианство и фаллократия»: «выверт, юродство, какая-то умышленная неспособность сказать прямо, усмешечка, виляния, уворачивания, ироничность Достоевского, Розанова, Кьеркегора — откуда они? Тексты Кьеркегора, Достоевского, Розанова — великая философия, но это философия никак не академическая, она «странная» (сравните книги Канта с «Листьями» Розанова, с «Записками из Подполья» Достоевского, «Записками соблазнителя» Кьеркегора). В их унижении разоблачена стыдная тайна бессилия, уверенность Большого Другого, которого нет, уверенность, держащаяся только нашей верой, переплетением наших желаний, образующих пустую на деле гордость. В их мышлении фаллократия срывается и оголяет постыдную тайну символической кастрации. В сердцевине эротического — отчаяние, то есть весь экзистенциальный проект Кьеркегора (истина как внутренность, субъект как вот этот единственный) коренится в отчаянии, которое субъект обретает на дне эротического. Истина, согласно Кьеркегору, субъективна, а следовательно, прямое (объективное) сообщение о ней априори невозможно. Нужна непрямая форма. «Импотенция» Кьеркегора — о ней прямо сообщить нельзя. Все его творчество — гениальнейшая, может быть, христианская философия — есть косвенное сообщение о половом бессилии, но именно это непроговариваемое, эта черная дыра огромной своей гравитацией создает вселенную философии Кьеркегора, дает ему возможность высказать кое какую истину».
Бонус-триада
— «Заключительное ненаучное послесловие к “Философским крохам”» — итоговое произведение Кьеркегора. Здесь его мысли о Христе, христианстве, вере, абсурде, прыжке веры, двойной рефлексии, иронии, юморе, вине, экзистенции, его псевдонимной стратегии и т. д. даны в наибольшей полноте, в зрелой, систематической форме. Другие книги Кьеркегора здесь.
— Тексты о Кьеркегоре:
// Кьеркегор — философ-писатель, теолог-художник; пусть первой нашей книгой о нем будет странная художественно-религиозно-философская книга, роман в рассказах «Гамлет, или Долгая ночь подходит к концу», роман и по идеям и по структуре своей — кьеркегоровский. Дёблин: психиатр на Первой мировой, свидетель межвоенной эпохи, он теряет сына на Второй мировой (еврей Дёблин служит врачом Второму рейху, его сын — воюет против Третьего). Смерть сына — и чтение Кьеркегора — обращает Дёблина в христианскую веру, и последний его роман — «Гамлет» — роман христианский, но не столько про войну, сколько про «после войны». Дёблин — совершенно гениальный писатель, и по стилю, и по архитектонике своих творений, по их сюжетным узорам, по, наконец, их великой философии. Гений — и слова, и мысли, гениальный «поэт» (в прозе), и гениальный философ (опять же — в прозе). Скажем, «Гамлет»: ставший калекой на Второй мировой войне молодой человек возвращается в свою респектабельную семью, в мирную жизнь — и читает Кьеркегора, странного молодого человека, скандализировавшего свой родной, респектабельный Копенгаген — чем? — христианством! Герой романа ничего не может понять: как при всей «респектабельности» мир мог породить из себя все безумие и зло Второй мировой? — как этот же мир может спокойно вернуться к своей респектабельности после всего безумия и зла Второй мировой? Что произошло? Что происходит? И как же христианство, как же вера, как же христиане, как же Христос? — вот во всем этом контексте? Эти и подобные им вопросы герой задает всем вокруг; и «ответы» даются в форме рассказов, самых разных — по стилю, жанрам, сюжетам, темам — историй. Таким образом, «Гамлет» — этакая религиозно-философская «Тысяча и одна ночь». «Есть вечный, милосердный и справедливый Бог. Только перед его лицом ужас можно понять. Становится ясным, как сильно мы отпали от него. Угнетенность, безутешность, нищета взывают к нему. Как существуют солнце и радость, являясь знаками и остатками небесной гармонии, так же существует и целостное небо, и вечный Бог — называемый «Иисусом» — однажды спустился в нашу плоть и возжег в этом запустелом вместилище старое пламя. Необходимо только восхвалять Бога, славить небеса и, прежде всего, это движение, которое защищает нас от ничто: Иисус из Назарета».
// У Бердяева — великого христианского экзистенциалиста — есть рецензия на выше упомянутую книгу Шестова о Кьеркегоре — «Лев Шестов и Киркегор». В статье же «Сартр и судьба экзистенциализма» Бердяев после критики атеистического экзистениализма Сартра утверждает, что «остается возможность экзистенциализма религиозного — он был у Паскаля, у Киркегардта [Кьеркегора], он таков и у Л. Шестова. Самого себя я считаю представителем религиозного, спиритуального экзистенциализма», и при всем том — критикуя атеистический экзистенциализм и соответсвующую модуляцию марксизма Сартра, Бердяев — христианский экзистенциалист-постмарксист, либертарный социалист пишет о экзистециальной политэкономии Маркса (Маркс — экзистенциалист, Маркс — кьеркегорианец!): «у Маркса были несомненные элементы экзистенциализма, таково все его экономическое учение. В тезисах о Фейербахе Маркс говорит, что основной ошибкой старого материализма было рассматривать все исключительно объективно, как вещи, а не субъективно, как человеческую активность. Маркс разрушил понимание хозяйства буржуазной политической экономией как предметных реальностей, он видит в хозяйстве лишь трудовую активность людей и их отношения в производстве. Поэтому он отрицает экономические законы. Замечательное учение о фетишизме товаров и создаваемых им иллюзиях есть экзистенциальное учение.»
// «Мир Кьеркегора. Русские и датские интерпретации творчества Сёрена Кьеркегора» — сборник со следующим оглавлением:
А. Фишман. Многоголосие и диалог в мире Кьеркегора
Йорген Дес. Религиозное творчество и философия
В. А. Подорога. Жало в плоть. Физическая экономия веры
П. С. Коноплев, И. А. Рау. Место А. Тренделенбурга в попытках преодоления «принципом субъективности» С. Кьеркегора «объективного мышления» Г. В. Гегеля
В. Е. Качалин. Сёрен Кьеркегор — «философ жизни»
М. А. Киссель. Гегель и Кьеркегор в их отношении к христианству
С. А. Исаев. Бог-инкогнито и Бог-аноним в теологии Сёрена Кьеркегора
Финн Хауберг Мортенсен. До Кьеркегора было «слово»
В. В. Бибихин. Кьеркегор и Гоголь
А. В. Михайлов. Из прелюдий к Моцарту и Кьеркегору
А. Фишман. О Сёрене Кьеркегоре и Михаиле Бахтине «с постоянной ссылкой на Сократа»
// Текст доклада Хоружего «Философия Кьеркегора как антропология размыкания»; в книге Хоружего «Фонарь Диогена. Критическая ретроспектива европейской антропологии» есть целый раздел, посвященный Кьеркегору.
— Видео и аудио о Кьеркегоре:
// Четыре лекции Сергея Хоружего «Сёрен Кьеркегор: антропологический протест» из курса «Становление нового антропологизма в европейской мысли XIX–XX вв.»
// Доклад Петра Рябова о Кьеркегоре
// Лекции Филиппа Кэри «Неоортодоксия от Кьеркегора до Канта» и «Кьеркегор и прыжок веры»
// Программа «Философские чтения». Сёрен Кьеркегор — датский философ, теолог и писатель
