на наш Телеграм
Дискуссии о том, как относиться к снятию обетов, раз за разом возникают в православном рунете. Снятие сана известным проповедником, развод в образцовой православной семье вызывают множество недоумений. В этой заметке я хочу показать, что соблюдение обетов не всегда хорошая идея.
Пустая формальность или способ выжить?
В Российской империи обеты были повсюду. Их приносили чиновники, офицеры, епископы, солдаты, крестьяне. Вся структура общества подкреплялась Божественным авторитетом. Его именем клялись служить императору до последней капли крови. Он же должен был покарать отступников. Но начавшаяся индустриализация постепенно изменяла общество. Города росли, и правила в обществе становились другими. Русская революция убрала имя Бога из государственных клятв и воинской присяги. Да и сами клятвы стали в основном пустой формальностью. Наверняка вы не знаете текста присяги гражданина России, хотя такую приносит каждый получающий гражданство во взрослом возрасте. Ее даже не требуют учить наизусть, достаточно прочитать по бумажке и забыть.
Присяга есть клятва, которую солдат дает перед лицом Божьим на кресте Спасителя и на святом его Евангелии: служить Богу и Государю верою и правдою …, смело и весело идти в бой за Царя, Русь Святую и Веру Православную. Изменнику же присяги не будет пощады ни на белом свете, ни на Страшном Суде Божьем.
(Свод военных постановлений за 1869 г.)
Сами по себе обеты очень важны. Они могут наполнить жизнь человека смыслом там, где без них виден лишь хаос, боль и бессмыслица. Пройдя через ужас концлагеря, психолог Виктор Франкл вспоминал, насколько по-разному люди переживали происходившее с ними. Люди хрупкого телосложения могли лучше противостоять лагерной действительности, чем внешне сильные и крепкие. Они добивались этого, поскольку видели в происходящем высший смысл. В книге «Сказать жизни «да» Франкл рассказывает про своего товарища:
«В самом начале лагерной жизни (он) заключил «договор» с небесами: пусть любые его страдания и его смерть станут той ценой, которую он платит за то, чтобы смерть любимого человека стала легкой. И для него страдания и смерть перестали быть бессмысленными, они наполнились высоким смыслом».
Обеты, клятвы могут помочь человеку пережить сложный период в его жизни.
Иеффай и Саул: клятвы Ветхого Завета
Но с обетами есть одна сложность. Их дает человек, который смотрит на все со своей колокольни. И в религиозном порыве он может пообещать полную глупость.
Я слышал историю про новообращенного, который решил приносить в жертву Богу десятину от своих доходов. Он не придумал ничего лучше, чем сжигать на костре десятую часть своей зарплаты.
В Библии есть и более грустные истории. Например, рассказ о ветхозаветном судье Иеффае. Отправляясь на войну с аммонитянами, он хотел заручиться поддержкой Бога. И решил дать обет после победы принести во всесожжение Богу первое, что встретит его у ворот собственного дома (Суд 11:31). Аммонитян он победил, а после победы около дома его встретила единственная дочь. Иеффай не нашел ничего лучше, чем исполнить обещанное. Толкователям лишь остается гадать: сжег ли он дочь или изменил обет и ограничился посвящением ее жизни Богу через безбрачие.
Исполнение обетов имело исключительную важность в Ветхом Завете. Тем удивительнее история из Книги Царств, когда израильский народ не позволил Саулу исполнить данные обеты. Народ проигнорировал даже знамения, которые считались происходившими от Бога (1 Цар 14).
В тот день Саул зачем-то решил проклясть всякого, кто вкусит хлеба до вечера, пока не закончится битва и отмщение врагам. А его сын Ионафан в это время преследовал врагов и не знал о заклятии. Увидев мед, он съел немного и почувствовал себя значительно лучше. Врагов они победили. Но заклятие было нарушено, и когда позже Саул вопрошает Бога, то Бог не отвечает ему. Значит, кто-то согрешил, и Саул клянется казнить преступника. Знамение указывает на его сына Ионафана. По всем законам жанра, Ионафан должен быть казнен. Ветхий Завет, нарушение заклятия — и Сам Бог знамением указывает на него. Но этого не происходит, народ отменяет обеты царя и призывает к адекватности:
«Народ сказал Саулу: Ионафану ли умереть, который доставил столь великое спасение Израилю? Да не будет этого! Жив Господь, и волос не упадет с головы его на землю, ибо с Богом он действовал ныне» (1 Цар 14:45).
Обеты в новозаветные времена — манипуляция?
В нашей церковной жизни очень не хватает мудрого народа, который бы указывал на глупость подобных обетов. Конечно, мы не обещаем принести дочерей в жертву всесожжения. Но нередко имя Божие и клятвы им используются для манипуляций.
Убеждение принять монашеский постриг в юном возрасте, браки по благословению, хиротонии безусых юнцов — от всего это мы только-только начинаем отходить. Люди дают обеты, которые не могут понести, а потом считают себя виноватыми перед Богом за их несоблюдение. Не останавливает даже то, что такие хиротонии и постриги запрещены канонами.
Клятва, данная Богу, считается односторонней, и никто не в состоянии ее отменить. Но действительно ли Бог утверждает каждую клятву, произнесенную именем Его?
Действительно ли Он хочет, чтобы давшая в 18 лет монашеские обеты девочка на всю жизнь осталась монахиней? Чтобы рукоположившийся в 20 лет неофит всю жизнь служил у престола? Действительно ли Его так беспокоит наполнение монастырей и наличие храмов в шаговой доступности? Или мы путаем интересы Бога с интересами епархии и прихожан?
Евангелие говорит о намерении человека идти к Богу, но не указывает конкретный путь. Да, оно говорит о том, что взявшийся за плуг не должен озираться назад. Но речь идет не об иерейском или монашеском служении. Речь о выборе между жизнью христианина и ценностями мира сего.
Священник, монах не стоит ближе к Богу, чем мирянин. Один путь не более спасительный, чем другой. А значит, и возвращение к жизни мирянина не делает человека грешнее. Это просто разные служения.
Каким путем продолжать свое служение — вопрос личных взаимоотношений человека с Богом. Да, в монашеской литературе написано по-другому. Но там это — одно из аскетических упражнений, помогающих сосредоточиться на своем делании и не стремиться вернуться в мир. Об этом упоминает преподобный Иоанн Лествичник:
«Иное дело, по высокомерию своему уничтожать живущих в мире; а иное в удалении от них, осуждать их, с тем, чтобы избежать отчаяния и стяжать надежду спасения».
Когда мы говорим о личных отношениях с Богом, то изменения пути вполне возможны. Монахи становятся священниками, миряне могут принять решение изменить свой путь на монашеский. Но если все пути равночестны перед Богом, то почему невозможны переходы в другую сторону?
Почему священник, послужив Богу, потом не может стать мирянином? Монах, прожив некоторое время в монастыре, — выбрать семейный путь? Такое впечатление, что учение о равночестности путей остается декларацией. А на самом деле православные продолжают верить в то, что священники и монахи особенно близки к Богу. Или что супружеская близость все же слегка греховна.
«Под образом возлагающаго руку на рало (плуг. — Прим. авт.) представляется человек, который желает идти во след Христа, жить и поступать по вере в Него, по заповедям Его, по примеру Его, который предприемлет подвиг возделывать землю своего сердца учением Христовым, чтобы насеять ее добрыми помышлениями, святыми молитвенными желаниями, Божественными созерцаниями, дабы она могла приносить плоды добрых духовных дел, питательные для жизни вечной».
(Свт. Филарет (Дроздов). Беседа в день обретения мощей прп. Сергия. 1857 г.)
Если человек давал обет Богу, то, значит, и решать судьбу этого обета он будет с Ним. Другие люди здесь лишние. И мне странно представление о Боге, принимающем любые обеты человека и не имеющего права их отменять.
Сегодня мы живем в быстро меняющемся обществе. Люди живут дольше, сами выбирают себе спутника жизни, меняют профессии. Совсем недавно у священников появились даже отпуска, хотя и это вызывало возмущение у героя известной книги: «В отпуск хотят! Устали от монастыря! От Матери Божьей устали!». Но от отпусков люди не стали греховнее. Темп жизни стал другим, и сейчас за десять лет мы получаем больше нового опыта, чем раньше люди получали за всю жизнь. Естественно, мы при этом меняемся. И я не вижу ничего плохого, если человек меняет одно служение на другое.
Опора, а не дубинка
Но есть один принципиальный обет. Его, правда, мы даем не Богу, а другому человеку. Речь о венчальных обетах. Впрочем, православное чинопоследование венчания никаких обетов и не содержит. Молодожены просто подтверждают свое желание стать супругами. Содержание того, что такое брак, выносится за скобки.
Опять здесь нет четких инструкций. В Евангелии содержатся лишь общие принципы. Эти принципы сводятся к пожеланию возлюбить супруга своего, как самого себя. И еще Евангелие настаивает на нерасторжимости брака. Все остальное остается на усмотрение супругов.
Сегодня мир меняется, и вариантов становится все больше. Детей может быть много, а может вообще не быть. Нормально, когда жена сидит дома с детьми, и нормально, когда она работает. Нормально, когда дети с трех лет идут в садик, и нормально, когда они до института сидят дома, учась на семейном обучении.
Супруги могут понимать свои обеты как желание быть вместе, открытость к диалогу и возможность строить свой брак как считают нужным. В сотрудничестве друг с другом они могут создать ту семью, которая подходит именно им. На них не давят общественные нормы, требующие делать «вот так и никак иначе». И даже если в семье или на приходе им навязывают определенное понимание брака, то вокруг есть огромный мир, позволяющий иначе строить свои отношения. При этом данные обеты поддерживают супругов и не дают им не разбежаться при первых проблемах.
Но обеты могут стать не опорой, а дубинкой, которой супруги будут защищать каждый свое видение брака. Они будут не стремиться к сотрудничеству, а требовать своего. Например, одного из супругов устраивают супружеские взаимоотношения прежних времен, и он будет требовать их возвращения. И считать, что тот формат брака входит в число обетов, данных другим супругом. Но супруги изменились за это время. У них родились дети или, наоборот, дети выросли и покинули родительское гнездо. Или второй супруг за эти годы поменялся и вырос из прежних отношений. Это не означает, что он хочет расстаться. Но его интересы, ценности, цели — стали другими.
Если супруги открыты к диалогу, готовы к изменениям, то они вместе смогут найти подходящее для обоих решение. Если же нет, то венчальные обеты им не помогут.
Грустный пример формального восприятия брака приводит профессор химии А.Н. Энгельгардт. Будучи вынужден уехать в свое имение в Смоленской губернии, профессор оставил интереснейшие записки о быте и нравах деревни того времени. Среди прочего он приводит разговор с местным мужиком о его отношении к жене. Тот мужик боялся, что когда женщинам дадут паспорта, то вообще с ними никакого слада не будет. Возьмет паспорт, сядет в авто — и уедет куда глаза глядят.
— То-то. Теперь ты куражишься над ней только, паспорта не даешь, силу свою над ней показываешь, а что ей ты, коли ей Ванька люб! На что она тебе? Все равно с тобой не живет, да и сам ты с другой живешь. На что же она тебе? — припираю я в таких случаях.
— Жена должна мужу виноватиться.
— Зачем? Зачем она тебе виноватиться будет? Ведь и тебе она не люба, ведь и ты ее не жалеешь, ведь ты сам к Авдоне бегаешь, сахарная та для тебя. А?
— Я и жену не бросаю.
— То-то не бросаешь! В кои веки и женку не оставишь, когда Авдони нет дома. Дурак ты — вот что! — начинаю я сердиться.
— Женка должна мужу виноватиться.
— Зарядил одно, должна виноватиться… зачем?
— Так в церкви дьячок читает.
— Дьячок читает! Дьячок читает, что муж должен любить свою жену, а ты разве любишь? Ты вон Авдоню любишь. Это-то расслыхал, что женка должна виноватиться, недаром дьячок конец на полштоф растягивает, а того не расслыхал, что жалеть жену должен.
— Чего Авдоню? Пристали с Авдоней.
— Чего Авдоню! Ты мне не крути, не на таковского напал. Ты вот полюби жену, может, она тебе и виноватиться будет.
(А. Н. Энгельгардт. Письма из деревни. 1879 г.)
В Российской империи 150 лет назад крестьянин мог не давать жене паспорт, а развод был недопустим. Но это не сильно помогало. Брак оказался мертв, даже оставаясь формально зарегистрированным. Он не мешал изменять ни крестьянину, ни его жене.
В современном обществе роль обетов оказывает еще слабее. Поэтому венчальные обеты не нужно воспринимать как нерушимый фундамент и основу для брака. Скорее это просто одна из опор, которая может помочь браку пережить трудные времена. Но одна она не выдержит, и к ней обязательно нужно добавлять другие. Какие именно опоры потребуются браку, супруги должны выяснять сами.
Вот и получается, что обеты нужны людям, а не Богу. Они нужны не ради страха грядущего наказания, но чтобы ощутить опору в этом мире.
При этом список обетов оказывается небольшим и главное в них то, что человек должен стремиться к Богу. Он может делать это в семье и в одиночку, как мирянин и как монах, как священник и как врач. Мы видим сегодня, как люди переходят с одного из этих путей на другой. И, на мой взгляд, это нормально.
В браке же основной обет — это нерасторжимость брака и стремление к взаимному счастью. Да, супруги могут дополнительно дать какие-то обещания друг другу. Но со временем люди меняются, и эти дополнительные обещания могут превратиться в помеху. И будет очень жаль, если, как дочь Иеффая, их брак будет принесен в жертву этим «дополнительным» обетам, данным от ветра главы своея… И будет хорошо, если супруги откажутся от них ради взаимного блага, как поступили израильтяне, не давшие казнить Ионафана.
