Евангелие — это история обо мне. Каждая сцена вызывает внутри вереницу откликов: мыслей, чувств, воспоминаний. Если обратиться к каждому из этих душевных движений, спросить: «о чем ты мне говоришь?», то можно связать события 2000-летней давности со своей жизнью. И услышать то, что Господь хочет мне сегодня сказать через Свое слово. Так было и с этим евангельским отрывком о воскрешении сына наинской вдовы.

«Иисус пошел в город, называемый Наин; и с Ним шли многие из учеников Его и множество народа. Когда же Он приблизился к городским воротам, тут выносили умершего, единственного сына у матери, а она была вдова; и много народа шло с нею из города. Увидев ее, Господь сжалился над нею и сказал ей: не плачь. И, подойдя, прикоснулся к одру; несшие остановились, и Он сказал: юноша! тебе говорю, встань! Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить; и отдал его Иисус матери его. И всех объял страх, и славили Бога, говоря: великий пророк восстал между нами, и Бог посетил народ Свой».

(Евангелие от Луки, глава 7, стихи 11-16)

Первое, что бросается в глаза, — непослушание воскрешенного юноши. Иисус же ясно сказал: встань. А парень сел. Почему? Неужели даже в такой ситуации не хватило сил?

Как это знакомо — случается чудо, ты воскрешен, ликуешь… И в следующую же секунду понимаешь, что не дотягиваешь до масштабов случившегося, что нет сил жить так, чтобы соответствовать чуду, которое с тобой только что произошло.

«Мертвый, поднявшись, сел и стал говорить» — интересно, о чем? Рассказывать об этом потрясающем опыте? «Послушайте меня все, я видел такое! Подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки!»

Кажется, для меня это один из любимых способов сбежать от чего-то страшного и одновременно от встречи с Богом — срочно начать всем об этом опыте рассказывать. Публичность как-то смазывает силу пережитого, я размениваю тихое внутреннее чудо на интерес других людей ко мне.

Евангелист подчеркивает тяжесть положения: «единственный сын у матери вдовы». Как будто, глядя на нее глазами обывателя, он убеждает этого обывателя, что горе ее огромно. Как будто «просто» смерть сына недостаточно трагична и не заслуживает Божьего участия. Здесь речь, видимо, об участии людей — евангелист объясняет, почему похороны собрали толпу.

— Слышал, Петя умер?

— Да, слышал, жаль, конечно, но что поделаешь…

— Он единственный сын у матери-вдовы!

— О, ну тогда схожу на похороны!

 Аналогично у меня: «просто горя» недостаточно, нужно описать все бытовые подробности и как можно ярче объяснить всем и каждому, как мне тяжело, чтобы собрать побольше сочувствующих. Но от их сочувствия часто никакого толка, оно ничего не меняет, потому что я погружен в свое горе и смотрю только на себя.

Как и кто может изменить эту ситуацию? Только Иисус. Его метод — войти в контакт с самим умершим. Посмотреть прямо и прикоснуться к тому, что все вокруг считают скверной, чем-то омерзительным. Показать всем, что тут нет ничего ужасного — просто мертвое тело. Которое Он может воскресить.

Когда я думаю об этой истории, мне хочется тоже научиться не отворачиваться от горя, погружаясь в саможаление. Я хочу иметь мужество поднять голову и посмотреть на то, что я считаю самым мерзким, — будь ли это что-то внешнее или какая-то моя черта или привычка. Я хотел бы иметь силы вслед за Иисусом прикасаться к этому «мертвому», входить с ним в контакт, чувствовать, осязать — и понимать вместе с Христом, что это не скверна, не что-то непереносимое, а просто мертвое тело. Тут нет даже места для вины — просто обстоятельства сложились так, что у одних в этом месте живая часть души, а у меня кусок мертвого тела.

Но Господь может его воскресить.