на наш Телеграм
Новомученики расширили наше представление о святости. Да и как могло быть иначе: в сонм, составленный из византийских и древнерусских святых, которые и жили иначе, о которых и рассказывали по-другому, вошла дивизия новобранцев — наших современников.
Они родились и выросли в эпоху радио и кино, железных дорог и индустриализации, рабочих демонстраций и женской эмансипации, распада сословного и вообще традиционного общества. Конечно, эти люди на всё (кроме главного) смотрели по-другому. Совсем иначе — об этом говорят письма, воспоминания, дневники — они понимали брак, отношения мужчины и женщины.
Если кратко: христианское благочестие оказалось совместимым с «романтикой», с идеализацией супруга, с опытом взаимопроникновения полов как чем-то самоценным. А может быть, христианский брак научился не прятаться, не стесняться себя.
В канун дня празднования Собора новомучеников предлагаем вам свидетельства жизни святых супругов — новомучеников и исповедников Российских.
Священник Сергий Сидоров и его жена Татьяна
Супруги познакомились в Киеве в 1919 году. Отец Сергий служил сначала на Украине, потом в Сергиевом Посаде, где развернул бурную просветительскую и миссионерскую деятельность, закончившуюся первым арестом. Потом скитался по подмосковным приходам, окормляя тайные православные общины.
Татьяна бралась за любую работу: репетитор по русскому языку и истории, счетовод в фабричной конторе, прессовщица в фанерном цехе, медсестра. У супругов было четверо детей. Отец Сергий был расстрелян 27 сентября 1937 года на Бутовском полигоне. Об отношениях священника с его женой рассказывает их старшая дочь Вера (в замужестве Бобринская):
«Очень трудно было отцу Сергию подобрать сапоги; у него были большие ноги, сорок пятый размер, и очень высокий подъем. Сапоги приходилось шить на заказ, что при скудных средствах было очень непросто. Помню я, как мама с трудом стаскивала с опухших больных ног отца сапоги [когда он возвращался с богослужения в отдаленной деревне], а он кричал от боли. И потом, поставив ноги свои в тазик с теплой водой, он немного отдыхал перед тем, как мама начинала менять повязки на его ногах. У него было варикозное расширение вен в сильной степени и трофические незаживающие язвы; эти язвы кровоточили, гноились. Мама белыми тряпочками от старых простыней (бинтов и в помине не было в те годы) перевязывала ноги отца, и эти тряпочки потом приходилось отмачивать теплой водой и отдирать их от гноящихся ран. Я словно слышу мамин голос: “Сережа, потерпи, ну потерпи еще”, и папин крик: “Оставь, мне больно!”. С такими больными ногами нельзя долго стоять. А ведь отец был священником, и долгие часы выстаивал он в церкви и дома, читая правило, и никогда не слышалось от него жалобы или стона в это время. Только когда мама дома ухаживала за ним, в нем просыпалось что-то детское, и он кричал до слез, зная, что возле него любящий и сильный человек, который может так хорошо пожалеть. Один раз ноги отца распухли так, что пришлось разрезать сапоги. Мама и отец очень досадовали на это».
Священник Михаил Шик и Наталья Шаховская
Познакомились после похорон Льва Толстого, вместе ехали в поезде до Москвы. Долго переписывались, обвенчались в июне 1918 года. Причем Михаил, иудей по происхождению, крестился за несколько месяцев до свадьбы. Михаил Шик работал вместе со священником Павлом Флоренским в Троице-Сергиевой лавре, позже зарабатывал переводами с английского.
Наталья Шаховская — автор научно-популярных книг для подростков. Но была и «вторая жизнь»: Михаил Шик стал дьяконом, а потом священником катакомбной Церкви, за что несколько раз подвергался аресту. В последний раз — в 1937 году. Его расстреляли на Бутовском полигоне, в один день с его близким другом отцом Сергием Сидоровым. Наталье пришлось одной воспитывать трех детей. От супругов осталась огромная переписка, изданная совсем недавно в двух томах. Вот отрывок одного из писем 1926 года. Отец Михаил пишет из пересыльного пункта в Самаре, где он оказался после первого ареста и осуждения:
«В первые недели своего уединения я вспоминал и перебирал в памяти прожитый с тобой путь жизни, сопоставил с ним свое прошедшее и со слезами благодарил Господа, пославшего мне Тебя для моего спасения. Ты сама, родная моя, не знаешь, сколько Ты внесла света, счастья и надежд в мое существование. Но увы мне! Вместо того, чтобы воздать Тебе за это сторицею, я мучил Тебя неблагодарностью, требовательностью, капризами, нетерпением, гневливостью. Только поняв это теперь, слишком поздно, когда я не могу облегчить и успокоить Тебя, я научился, наконец, с должным усердием произносить прошение вечерней молитвы Иоанна Златоуста: “Господи, даждь ми терпение, великодушие и кротость”. Помолись и Ты, да даст мне Господь эти качества, чтобы, когда Он вновь соединит нас, мы жили в мире и в согласии бы воспитывали наших детей».
Юрий и София Олсуфьевы
Где они впервые встретились — нет внятных свидетельств. Видимо, на каком-то светском мероприятии: оба принадлежали к высшим слоям общества. Юрий Александрович воспитывался вместе с детьми императора Александра ΙΙΙ. София Владимировна Глебова была фрейлиной императрицы Александры Федоровны. Они обвенчались в 1902 году и переехали в усадьбу Олсуфьевых в деревне Бу́йцы Тульской губернии.
До революции Олсуфьев сделал себе имя как искусствовед, издал шеститомник «Памятники искусства и старины Тульской губернии». Руководил постройкой храма по имя прп. Сергия Радонежского на Куликовом поле. После революции супруги оставили родовое имение под Тулой и поселились в домике недалеко от Гефсиманского скита Троице-Сергиевой лавры. Юрий Александрович работал сначала в музее лавры, потом в Центральных реставрационных мастерских в Москве. Вместе с супругой он изъездил всю северную и центральную часть европейской России, описывая древние церкви, обследуя состояние фресок, спасая иконы.
Юрий Владимирович был расстрелян в 1938 году. София Владимировна умерла в 1943 году в Свияжском лагере. Сохранилось несколько мемуаров, которые дают нам портрет истово религиозных и при этом сосредоточенных друг на друге супругов Олсуфьевых. Вот некоторые отрывки. Оба относятся к 1920-м годам, когда супруги жили в Сергиевом Посаде:
«Юрий Александрович был на работе всегда подтянут, аккуратен, исполнителен, молчалив, погружен всецело в свои занятия. На собраниях он редко бывал. Таким же молчаливым, серьезным был он и дома. Так же много работал по вечерам над своими научными трудами. Я часто по вечерам у них бывала, заходила, главным образом, к Софье Владимировне. Бывало, сижу у нее в комнате, а Юрий Александрович уже зовет ее: “Соня, Соня, поди сюда!”. Без Софьи Владимировны он не мог быть ни минуты, всегда ему надо было чувствовать ее присутствие» (Татьяна Розанова, дочь философа В. В. Розанова).
«Я… помню ее [Софию Владимировну] в черном, повязанном назад платке, крайне просто одетой, спешащей на службу в Гефсиманский скит, или же дома, опустившей голову с прямым пробором над работой. Всегда она была быстрой, бодрой, веселой. Главная ее жизнь была в церкви. Подоив корову, она спешила в скит к ранней обедне — расстояние от города около трех километров, — так же торопливо возвращалась, чтобы поспеть к утреннему чаю дяди Юрия перед уходом его на службу. Дальше шел день, наполненный трудами, а летними вечерами они вдвоем еще успевали сходить погулять в поле, начинавшееся в конце улицы, и возвращались в сумерках — бодрые, с букетами в руках… В комнатах было уединенно, тихо, сокровенно. В такой обстановке, полной красивых, ярких и редких вещей, хозяева их жили требовательной к себе, почти суровой, трудовой жизнью. По словам Сергея Голубцова, по вечерам они ежедневно вычитывали монашеское правило, во всем подчиняясь указаниям и советам своего духовника, очень в то время почитаемого отца Порфирия, иеромонаха Гефсиманского скита» (графиня А.В. Комаровская).
