Подпишитесь
на наш Телеграм

 

   ×

Четвертая неделя Великого Поста посвящена Иоанну Лествечнику, автору «Лествицы» — наверное, самого авторитетного аскетического трактата Православия.

Нужна ли «Лествица» мирянам?

Часто можно встретить сомнения в том, следует ли мирянам читать монашескую литературу — неясно, как использовать семейным работающим горожанам то, что было написано для монахов из сельской местности. Это первое сомнение.

Второе: что делать мне, обычному мирянину, с высотой Лествицы? Я не способен сдержать гнев на задевшего меня человека в электричке; мне нужно еще «молоко» элементарных нравственных советов, а не «твердая пища» Лествицы.

И третье: «Лествица» просто-напросто пугает. Вот, например: «Так и делали сии блаженные осужденники. У них видимы были колена, оцепеневшие от множества поклонов; глаза, померкшие и глубоко впадшие; вежды (веки), лишенные ресниц; ланиты (щеки), уязвленные и опаленные горячестию многих слез; лица, увядшие и бледные, ничем не отличавшиеся от мертвых; перси (грудь), болящие от ударов, и кровавые мокроты, извергаемые от ударений в грудь. Где там было приготовление постели? Где одежды чистые или крепкие? У всех они были разорванные, смердящие и покрытие насекомыми. Что в сравнении с ними злострадания беснующихся, или плачущих над мертвецами, или пребывающих в заточении, или осужденных за убийства? Поистине невольное мучение и томление оных ничто, в сравнении с произвольным страданием сих…» Так Лествичник описывает покаяние, ставит его в пример. «Какой-то концлагерь» — думаю я. Может быть, это метафора? Нет: «молю вас, братия, не подумайте, что повествуемое мною — басни». Что же с этим делать?

Как читать «Лествицу»?

Пусть на эти три сомнения ответит сам Лествичник.

На первое и второе: «Некоторые люди, нерадиво живущие в мире, спросили меня, говоря: «Как мы, живя с женами и оплетаясь мирскими попечениями, можем подражать житию монашескому?» Я отвечал им: «Все доброе, что только можете делать, делайте; никого не укоряйте, не окрадывайте, никому не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к кому не имейте ненависти, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся будьте милосерды, никого не соблазняйте, не касайтесь чужой части, будьте довольны оброки жен ваших. Если так будете поступать, то не далеко будете от Царствия Небесного».

На второе и третье: «Нерадивый же пусть и не касается того, что здесь описано, чтобы ему, отчаявшись, не расточить и того, что делает; и тогда сбудется на нем евангельское слово: от неимущаго же усердия, и еже мнится имея возмется от него (Матф. 25, 29)».

Итак, Лествичник советует читать его с умом: не все здесь надо применять сразу и буквально, кое-чего надо просто «не касаться»; но что можно делать доброго — делать. Иначе читателя постигнет отчаяние, про которое он тоже пишет: «Нет ничего равного милости Божией; нет ничего больше ее. Посему отчаявающийся сам себя губит». Итак, прежде всего и помимо всего прочего в «Лествице» надо видеть любовь Божию.

Книга о любви

Любой текст — это не просто череда слов. Композиция текста, то, как он устроен, управляет всем остальным, всем частным. Описание «темницы», процитированное выше, испугало нас как раз потому, что мы рассматривали его вне контекста.

В своей книге Иоанн Лествичник описывает путь совершаемой в свободе метанойи (покаяние, поворот ума), обретения бесстрастия (истинной свободы), и через него — священного безмолвия, в котором становится возможным услышать голос Божий. От начала и до конца, все больше и больше, это — путь возгорания любви, постоянно усиливающейся динамики стремления к Богу.

В начале долгого пути Лествичник напоминает главное — Любовь Божья не знает границ: «Всех одаренных свободною волею Бог есть и жизнь, и спасение всех, верных и неверных, праведных и неправедных, благочестивых и нечестивых, бесстрастных и страстных, монахов и мирских, мудрых и простых, здравых и немощных, юных и престарелых; так как все без изъятия пользуются излиянием света, сиянием солнца и переменами воздуха; несть лицеприятия у Бога».

На последней (тридцатой) ступени «Лествицы» подвижник встречает эту Любовь: «Тогда Она (Агапе) сия Царица, как бы с неба явившись мне, и как бы на ухо моей души беседуя, говорила: доколе ты, любитель Мой, не разрешишься от сей дебелой плоти, не можешь познать красоты Моей, какова она. Лествица же […] пусть научит тебя составлять духовную лествицу добродетелей, на верху которой Я утверждаюсь, как и великий таинник Мой говорит: Ныне же пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих — любы».

Итак, композиционный принцип Лествицы — «история любви к Богу». Лествичник пишет: «блажен, кто имеет такую любовь к Богу, какую страстный любитель имеет к своей возлюбленной. <…> Блажен, кто столько ревностен к добродетелям, сколько ревнивы мужья, лишающие себя сна от ревности к своим супругам».

Однако он предупреждает: «Кто хочет говорить о любви Божией, тот покушается говорить о Самом Боге; простирать же слово о Боге погрешительно и опасно для невнимательных». «Любовь есть Бог (1 Иоан. 4, 8); а кто хочет определить словом, что есть Бог, тот, слепотствуя умом, покушается измерить песок в бездне морской». И еще серьезней: «Прежде падения нашего бесы представляют нам Бога человеколюбивым, а после падения жестоким». Обратим внимание на слово «представления» — образы, иллюзии. «Всякое понятие о Боге есть идол» — так учит Григорий Нисский. В Любви Божьей можно жить, тогда можно и говорить о ней — а без этого даже речь о любви Божьей будет иллюзией, прелестью.

Поэтому, наверное, нам надо замолчать — и послушать, что говорит Церковь.

Богослужение