Блог
Пять фундаментальных книг о насилии
Владимир Шалларь: к стыду и ужасу нашему (людей вообще) насилие — более чем «актуальный» феномен; поэтому ему посвящено огромное, невообразимое количество самых различных исследований; мы и сами создали уже целый ряд подборок, так или иначе посвященных насилию. Среди них легко потеряться, поэтому сегодня мы выделим пять фундаментальных исследований насилия с пяти разных точек зрения: аскетики, психологии, политологии, религиоведения, этики.
20 патериков из первого тысячелетия: от мученических актов до «Житий» преподобного Симеона Метафраста.
Современные патерики: Наша Церковь — та же, что и тысячу лет назад. По-прежнему она — Тело Христово, по-прежнему Дух-Утешитель обитает в ней. И по-прежнему пишутся в ней «патерики» — небольшие рассказы о Церкви и ее людях.
Тимур Щукин: есть такое клише: русской мысли свойственно внимание к народному началу. Священномученик Фаддей (Успенский) вполне этому клише соответствует. Но в его случае внимание к этническому измерению социального бытия — следствие богословской позиции.
Забыл уже, чего боялся: реактивный и продуктивный страх
Эмоция страха является врожденной. В серии публикаций мы рассмотрим страх с этих трех точек зрения: священника, психиатра и психолога. Продолжим рассказом врача-психиатра Антона Бурно.
Чего мы боимся в отношениях с Богом: остаться без Него или быть с Ним?
Эмоция страха является врожденной. В серии публикаций мы рассмотрим страх с этих трех точек зрения: священника, психиатра и психолога. Начнем с рассказа священника Димитрия Самсонова.
Книги
«Сказание о Дракуле-воеводе» — интереснейшее произведение древнерусской литературы (кон. XV в.), написанное, сколь можно судить, одним из русских дипломатов (может быть, Федором Курицыным), посвященное реальному историческому лицу — Владу Цепешу («цепеш» — колосажатель). Этот текст очень важен для понимания древнерусской политической мысли: описывается «православный» грозный правитель — палач-садист-шут: какое к нему отношение у автора текста? — оно дается сразу, в первых строках: «был воевода, христианин греческой веры, имя его по-валашски Дракула, а по-нашему — Дьявол. Так зломудр был, что, каково имя, такова была и жизнь его». «Православный» правитель-дьявол; «православная» сатанократия, явленная в череде пыток, казней и пр. и пр.: своеобразное «пророчество» об Иване Грозном (текст написан за поколение до его правления) и важное свидетельство православного политического мышления: да, во главе православного государства может встать натурально «дьявол».
И это пророчество сбылось: Иоанн Грозный, на которого Православная Церковь реально-практически реагирует явлением митрополита Филиппа Московского, обличителя царя-палача, а литературно-культурно в таких текстах, как «Житие митрополита Филиппа» и «Песнопения службы митрополиту Филиппу».
Дальше: собрание текстов, где отразилось религиозно-политическое самосознание Московского царства. Оно оказывается удивительным:
— в Повестях о начале Москвы читаем: «два убо Рима падоша, третий же стоит, а четвертому не быти. Поистинне же сей град именуется третий Рим, понеже и над сим бысть в начале то же знамение, яко же и над первым и вторым; и аще и различно суть, но едино кровопролитие». Москва наследует Риму, и тождество всех «Римов» в чем? — в кровопролитии: царствующий град основывается на крови. Повесть утверждает следующую политическую теологию:
«Первому бо Риму зиждему от Рома и Ромила, и егда мастеры начата созидати и ров копающе, обретоша главу внове закланна человека, нову и теплу, кровь точащу и лице являющу к живым прилично, ея же увидевше ентинарий искусний знамением смотритель и рече, яко сей град глава будет многим, но во времени и по заклании и по пролитии кровей многих. Такожде и второму Риму, си речь Констянтину полю здания зачало бысть не бес крове же, но по заклании и по пролитии кровей многих. Сице же и нашему сему третиему Риму, Московскому государьству, зачало бысть не без крове же, но по пролитии же и по заклании кровей многих».
— «Сказание о князьях владимирских» занимается той же темой с точки зрения правящей династии. Власть московских царей продолжает власть римских императоров; и начало этого перехода от одного Рима к другому удивительно: Август, завладев единовластием в Империи, расставляет своих людей в разных областях Империи: Ирода ставит над Иудеей (где тот убивает младенцев, надеясь убить новорожденного Христа), а «Пруса, родича своего» над Пруссией — и тот как раз оказывается предком Рюриковичей.
— Предыдущий текст также рассказывает о передаче царских регалий от Второго Рима к Третьему, от Византии к Московии. «Сказание о Вавилоне» ставит эту тему в центр, и тут все становится совсем странным: власть московских царей восходит к Вавилону, к Навуходоносору: «два венца: царя Навуходоносора и царицы его. Они же, взяв их, увидели грамоту, написанную греческим языком: «Эти венцы сделаны были, когда царь Навуходоносор воздвиг золотого идола и поставил его на Дирелмесском поле» — эти-то венцы и есть царские регалии, попадающие сначала к царям Второго Рима, а от них — к царям Третьего Рима.
Итак: «единое кровопролитие» есть основа власти, включая власть Москвы; а Москва наследует Риму и Вавилону: и вот это все есть собственная, внутренняя идеология Московского царства, его самообъяснение, самосознание.
Сложно тут не увидеть какое-то подспудное, бессознательное подозрение: да все ли благополучно с тем царством, что основывает себя на кровопролитии и преемстве с Римом-Вавилоном (апокалиптических образах предельного зла)? Это подозрение оформляется, эксплицируется в «Собрании от Святого Писания о антихристе». Учение о властях как о антихристе (воеводе-дьяволе христианской веры) — одно из самых примечательных, характерных явлений русской религиозной жизни/мышления. Предлагаемый текст — классический в этом смысле: Русское Царство есть царство антихриста (говоря языком библейской апокалиптики — есть «Рим» и «Вавилон»).
«Очерки учения о Церкви» — труд выдающегося православного богослова и философа С. Булгакова, посвященного проблемам православия и инославия, устройству Церкви, папизму, католическому догмату о непогрешимости Папы Римского:
I. 1. Церковь невидимая и видимая. 2. Основание Церкви. 3. Церковь ветхозаветная. 4. Боговоплощение как основание Церкви. 5. Духовная природа Церкви. 6. Церковь как богоустановленное общество. 7. Внутреннее единство Церкви. 8. Внешнее единство Церкви.
II. Обладает ли православие внешним авторитетом догматической непогрешительности?
III. Церковь и «инославие»
IV. О ватиканском догмате
«Поворотные времена. Статьи и наброски» — книга одного из самых интересных постсоветских философов А. В. Ахутина, где затрагивается (помимо прочего) ряд важнейших тем из истории христианства, богословия, религиозной философии. Ахутин пишет о своей книге:
«Боюсь, едва ли не трюизмом прозвучит утверждение, что время нынешнего мира — поворотное, время концов и начал. Дороги, только что мнившиеся столбовыми, теряются во множестве разбегающихся тропинок, их пересекают другие, оказывается, не менее столбовые. Несущие и держащие до сих пор основы, утрачивают силу нести и держать, их самих приходится поддерживать. Там, где уже, казалось, вырисовываются черты “человечества”, возникла вдруг тьма народов, этносов, племен, и все самобытные. По улицам мегаполисов шествуют все религии мира, как окончательно вселенские, так и первоизбранные, на площадях танцуют свои пляски служители культов, о которых прохожему придется справляться в справочниках, политические митинги на Пушкинской площади идут под мерный звон буддийских бубнов, Свобода является на баррикадах Парижа не с обнаженной грудью, а в хиджабе…… Что наступает, неясно, а потому и неясно, что же, собственно, исчерпывается, заканчивается: иудеохристианский бог или европейский рационализм, техническая цивилизация или языческая почвенность, то ли сама история, то ли, напротив, метафизика, сковывавшая историю. Неясно даже то, сходится ли, наконец, разноязыкий мир в универсум некой всеобщей цивилизованности или, напротив, преодолевает (тоже наконец) глобалистский логоцентризм европейской мысли и разбегается в мультикультурные резервации. Иными словами, ничего, оказывается, не только не заканчивается, но даже толком и не начиналось.
Состояние после конца, но до начала, состояние неясности и всевозможности собственного названия иметь не может и именуется безымянно, простым знаком “пост-”: состояние “постмодерна”. Эпохальные Универсумы подвергаются разборке (деконструкции), рассматриваются как черновые наброски и наметки. В мире проступают черты мира-до-начала, когда «все вещи были вместе» и «все было во всем», как говорили ранние греческие мудрецы, переживавшие схожее состояние».
Оглавление:
Введение. Дело философии. [1995]
I. Диалог мифа и логоса
Эпический исход [1976]
Открытие сознания. (Древнегреческая трагедия и философия) [1990]
Театр теории [1973, 2004]
Чтение «Теэтета» [1997]
II. Творящие слова
Трансдукция [1997]
Афины и Иерусалим [1994]
III. Научные революции
Новация Коперника и коперниканская революция [1991]
«Квантовая» история физики [1988]
IV. Рубеж XX века
1. Тотальный миф и одинокая свобода
София и черт. (Кант перед лицом русской религиозной философии). [1990].
[2004]
О втором измерении мышления. (Лев Шестов и философия) [1993]
В стране Мамардашвили [1996]
2. Оно-бытие или Ты-бытие
Время бытия. (К 70-летию выхода в свет книги М. Хайдеггера «Бытие и время») [1997]
Dasein. Материалы к толкованию [1998]
На полях «Я и Ты» М. Бубера [1994]
3. К диалогике культуры
Парадоксы культурологии [2001]
Материалы к словарю по диалогике [2003]
Все еще только начинается… (памяти Владимира Соломоновича Библера) [2000]
«Раннехристианская и византийская экзегетика» — сборник статей, посвященных толкованию Библии в Византии:
А. И. Сидоров. Основные тенденции развития и характерные черты древнехристианской и византийской экзегезы
O. E. Нестерова. Проблемы интерпретации учения Оригена о трех смыслах Священного Писания в современной научной литературе
O. E. Нестерова. Типологическая экзегеза в Tractatus Mysteriorum Илария Пиктавийского
A. C. Балаховская. Иоанн Златоуст как экзегет
I. Основные черты антиохийской экзегезы
II. Общая характеристика литературной деятельности Иоанна Златоуста и его экзегетические сочинения
III. Иоанн Златоуст о библейском тексте и библейском языке
IV. Духовная экзегеза в творениях Иоанна Златоуста
А. Ю. Никифорова. Поэтический строй византийской гимнографии и Священное Писание
«Жития святых, рассказы об иконах и православных праздниках, изложенные для детей»
Эта книга — наиболее полное на сегодняшний день собрание переложенных для детей житий святых и повествований о православных праздниках и иконах Богоматери на русском языке. Написана она была в 80-х гг. прошлого века алтарником одного из московских храмов для своих детей. Теперь этот алтарник — протоиерей Константин Островский, а дети, конечно, давно выросли, и двое из них сами стали священниками, а один — епископом.
В те годы нельзя было даже мечтать об издании такой книги в России, но произошла «перестройка», цензурные ограничения исчезли, и уже в 1991 г. сокращенная версия книги под названием «Жития святых для детей» вышла тиражом 55 тысяч экземпляров, а в 1996 г. переиздана тиражом 20 тысяч экземпляров.
Затем сборник был значительно расширен и под названием «Жития святых, изложенные в сокращении по святителю Димитрию Ростовскому» выдержал 4 издания. Теперь он еще дополнен большим количеством житий святых Русской Православной Церкви, живших в XX в., по большей части новомучеников и исповедников Российских.
Книга написана простым языком, доступным детям, но без подделки под детскость. В этом, по-видимому, одна из главных причин ее неизменной популярности среди читателей.
Читает автор. Он любезно предоставил порталу «Предание.ру» аудиоверсию своей книги.
Музыка
«Puer Natus Est: Tudor Music for Advent & Christmas» — альбом ансамбля Stile Antico. Здесь представлена английская (эпохи Тюдоров) музыка Рождественского поста (Адвента) и Рождества разных композиторов: Thomas Tallis, John Taverner, William Byrd, Robert White, Plainchant, John Sheppard.
Credo («Символ веры») — произведение великого современного композитора Кшиштофа Пендерецкого. Издатель (лейбл): Hanssler Classics. Год издания диска: 1999. Oregon Bach Festival Orchestra & Oregon Bach Festival Women’s Choir. Helmuth Rilling — conductor. Juliane Banse — soprano. Thomas Quasthoff — bass. Thomas Randle — tenor. Marietta Simpson — mezzo-soprano. Milagro Vargas — mezzo-soprano.