на наш Телеграм
Казалось, что Церковь после освобождения от советского ига расцветет. Не расцвела, и от церковного официоза все чаще слышится столь узнаваемый запашок «совка». Так какой урок мы извлекли и извлекли ли из гонений?
За что расстреливали новомучеников и сажали исповедников? Первохристиан убивали именно как христиан – за исповедование Христа. На таких основаниях советская власть православных не гнала: за принадлежность к клиру как сословию императорской России — да, за антисоветскую агитацию — да, за прочее в том же духе, но не как христиан. И разумеется, советская власть не только православных репрессировала. В строгом смысле, тех, кого мы называем новомучениками и исповедниками, надо бы почитать как страстотерпцев: христиан, по-христиански встретивших смерть. Даже если речь идет о борьбе с религией именно как с религией, то советская власть боролась с религией как таковой, а не с христианством: и тут христиане стоят в одном ряду с, например, язычниками. Здесь уже кое-что проясняется: речь идет не о Христе — напрямую, во всяком случае, — а о некоем политическом вопросе. Мученики суть свидетели. Первохристианские мученики свидетельствовали о Христе. А новомученики?
Вот скажем сам день памяти новомучеников и исповедников был установлен Собором 1917-18 гг. после убийства митрополита Владимира (Богоявленского). Но убили его не большевики и не за веру в Христа, а уголовники. По поводу этого убийства Патриарх Тихон сказал: «мученическая кончина Владыки Владимира была… жертвой благовонною во очищение грехов великой матушки России». Какие такие грехи?
Как верно заметил русский историк Георгий Федотов, святость — дело Божье, Он знает своих святых. Канонизация — дело церковное, «общественное», некий акт, которым Церковь что-то хочет сказать. Вот, скажем, канонизация Николая II и его семьи (см. любопытную дискуссию, произошедшую перед ней). Нас уверяли, что в ней не канонизируется идея монархии, речь идет о страстотерпии семьи христиан, а не о «царственных мучениках». Кротость и мирность должна была-де провозгласить эта канонизация, а не возвеличить самодержавие. Но все чаще мы слышим о «царственных мучениках». Бывшего царя убили, да. Как и многих убивали при его правлении. Но никто не канонизировал участников расстрелянных рабочих демонстраций. Большевики убили царскую семью как символ монархии. Убивали священников как обслугу монархии. Если православные скучают по монархии — то в некой извращенной логике нельзя ли спросить — не правы ли были большевики в своих политических (не религиозных!) репрессиях? Были ли советские гонения религиозным актом? Или просто политическим?
Какие же уроки мы должны вынести из всего этого? Ту светлую истину, что не стоит гнать по религиозным убеждениям? Что, следовательно, Церковь сама грешила, когда гнала старообрядцев, сектантов, навязывала веру язычникам? Но этот урок Церковь не извлекла: в современной России гонят, например иеговистов, некоторые направления ислама и пр. — и как на это реагируют христиане? Церковное руководство? Не лицемерно ли вспоминать о религиозных гонениях прошлой эпохи, если в эпоху современную существуют религиозные гонения — не сравнимые по масштабам, конечно, но тем не менее. Вот весьма характерный пример на этот счет:
«Правозащитная организация Open Doors ежегодно составляет “черный список” из 50 стран, где верующих христиан преследуют, убивают, подвергают дискриминации и насилию в частной и общественной жизни из-за их религиозных убеждений. В этом году страной, где христиане больше всего подвергаются гонениям, по мнению организации, стала КНДР. Россия заняла 41-е место.
“С моей точки зрения, включение России в этот список продиктовано не объективными показателями, а продиктовано той политической конъюнктурой, которая сегодня, к сожалению, действует во всем западном мире и в том числе сказывается на аналитике”, – сказал митрополит Иларион.
Он отметил, что включение России в этот список связано с “историей с так называемыми “Свидетелями Иеговы” (организация запрещена в РФ), которые, с нашей точки зрения, христианами не являются”.
Митрополит подчеркнул, что на месте России в списке должна быть Украина, где “происходят массовые притеснения верующих канонической Украинской православной церкви, у которых захватывают храмы, которых подвергают избиениям, подвергают угрозам, подвергают публичному шельмованию».
Надо ли это понимать так, что не-христиан гнать можно? Что плохо гнать христиан, а остальных — пожалуйста?
Тот ли урок, должны мы вынести, что диктатура — это плохо? Следовательно, Церковь грешила, когда поддерживала самодержавие? Стоит ли нам ожидать возмущение церковных иерархов, если в России образуется авторитарный режим?
Поняли ли Церковь, что не надо сильно связывать себя с режимом — каким угодно — ибо рано или поздно режим исчезнет, а Церковь останется?
Тот ли урок должны мы извлечь, что государственное насилие — это плохо? Следовательно, было чем-то плохим то, что творила Российская империя — православная — с теми или иными несогласными с ней? Но как сейчас у нас обстоит дело с несогласными? Готова ли Церковь возвысить свой голос против государственного насилия, произвола? Или согласится со всякими чудо-законами вроде «оскорбления чувств верующих»?
Юродивые на Руси творили всякое выходящее за рамки социальных протоколов, например безобразничали в храме. Юрод глумится над моралью общества, чтобы показать, что морали в христианском смысле у общества нет: прилюдно испражняется, переодевается в одежду противоположного пола, чаще — ходит без одежды вовсе; идет в бордель, общается с проститутками. Бывают провокации и в религиозной сфере: нарушение поста, дебош в храме. Цель юрода — быть «позорищем для людей и ангелов», сором, прахом. Призвать ненависть мира на себя, дабы она обнаружилась. Все это вызов, «ударь меня». И «христиане» наносят удар юроду. Но юроды побеждают: ведь им удалось изобличить языческую суть «христианских обществ». Они посмеялись над миром, хорошо поглумились над ним. Когда Соколовский и Pussy Riot совершили свои типичные юродские поступки, как отреагировала существенная часть христиан России, наконец-то освобожденной от страшного советского ига? Изошлась в злобе, поддержала государство в идее посадить «юродов» — туда, где когда-то сидели новомученики и исповедники. Если мы не осуждаем репрессии против «оскорбителей чувств верующих» и другой современный произвол, почему осуждаем советские репрессии?
Так что, весь урок новомучеников состоит в том, что поступать с Церковью плохо — это очень плохо? Не надо убивать священников, — а всех других, пожалуйста, можно? Но этот урок не надо и преподносить: в Российской империи прекрасно наказывали за богохульство и так.
Вспоминать новомучеников, «забывая» ошибки современного государства, общества, Церкви — это значит ничего не понять.
В детском возмущении «вот большевики всех поубивали», «вот безбожная власть гнала Церковь» есть в лучшем случае «благородное негодование», но никак не понимание. С чего бы вдруг в «Святой Руси», в могучей нашей православной империи возникли гонения на Церковь? Что-то плохо, видать, она свою паству окормляла — так кого теперь винить? Революции не с неба падают, они продукт предшествующей эпохи, своего рода «наказание» за грехи ее. Так, например, древнерусские летописцы считали народные восстания промыслительным наказанием согрешивших князей. История управляется Богом, а стало быть, Октябрьская революция и советская власть — часть Промысла.
Разве Писание не говорит об этом прямо и очень много? Разве пророки не предупреждали власти Израиля о том, что с ними будет, если они не перестанут угнетать народ? Вот, например, пророк Амос:
«Слушайте слово сие, телицы Васанские, которые на горе Самарийской, вы, притесняющие бедных, угнетающие нищих, говорящие господам своим: «подавай, и мы будем пить!» Клялся Господь Бог святостью Своею, что вот, придут на вас дни, когда повлекут вас крюками и остальных ваших удами… Выслушайте это, алчущие поглотить бедных и погубить нищих, — вы, которые говорите: «когда-то пройдет новолуние, чтобы нам продавать хлеб, и суббота, чтобы открыть житницы, уменьшить меру, увеличить цену сикля и обманывать неверными весами, чтобы покупать неимущих за серебро и бедных за пару обуви, а высевки из хлеба продавать». Клялся Господь славою Иакова: поистине во веки не забуду ни одного из дел их!»
Самарийцы не послушали, и Израиль был уничтожен язычниками. Больше никакой Самарии не было, ни царя, ни священников, никого. Исайя — Иудее:
«Горе вам, прибавляющие дом к дому, присоединяющие поле к полю, так что другим не остается места, как будто вы одни поселены на земле. В уши мои сказал Господь Саваоф: многочисленные домы эти будут пусты, большие и красивые — без жителей».
Иудейские элиты не послушали, и Иерусалим был разрушен, Храм был разрушен. Священное царство было отдано Господом на поругание язычникам. Иудее было суждено возродиться только через испытание завоеванием, унижением и пленом. Религиозное измерение здесь важно:
«К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу.
Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои?
Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие – и празднование!
Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их.
И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови.
Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову.
Тогда придите – и рассудим, говорит Господь».
Господь ненавидит благочестие, идущее рука об руку с несправедливостью. Такое «благочестие» Он — владыка истории — Сам уничтожит. Поэтому Он уничтожил Российскую империю.
Иерусалимский Храм был разрушен как наказание за социальные грехи. Всем воздыхающим о дореволюционном благочестии а-ля шмелевское «Лето Господне» (во многом к тому же мифологизированном) надо все-таки помнить эту логику Писания. Благочестие благочестием, но как у нас там дела в Российской империи были с социальной несправедливостью? Рабочим и крестьянам было плохо, и Церковь молчала. Нынешнее молчание Русской Православной Церкви надо ли понимать так, что народу в современной России жаловаться не на что, разве вот только кое-какие проблемы с оскорблением чувств верующих остались?
Российская империя была уничтожена, ибо не выполнила замысла Божьего о себе — не была христианской на самом деле и тем самым кощунствовала, называя себя христианской. Она была сурово наказана, и ее Церковь — тоже.
Выучила ли Церковь уроки, преподанные на тысячах и тысячах новомучеников? Поняла ли, что союз с государством, творящим социальную неправду, приведет ее туда, куда она совсем не хочет идти? Как у нас дела с православием и олигархами, чиновниками и их чудо-политикой? Или епископату в своих дворцах и машинах недосуг обличать капиталистов и чиновников? Может быть, Церковь сама стала вполне чиновничьей и капиталистической структурой? Клялся Господь Бог святостью Своею, что вот, придут на вас дни, когда повлекут вас крюками и остальных ваших удами… Новомученики погибли напрасно: мы ничего не поняли.
Разрушение Иерусалимского Храма — как и разрушение русских храмов при советской власти — нечто не просто «плохое», а религиозно закономерное: в этих храмах, провозглашая имя Божье, не выполнялись Божьи заповеди — и Бог их разрушил.
Разрушение храмов, кстати, — дело сугубо религиозное. Как протестанты в своем яростном благочестии уничтожали изображения Иисуса, Марии и святых, считая, что католики — главные враги христианства, так и «православный русский народ» в яростном благочестии уничтожал православные храмы. Это можно рассматривать как возмездие за столетия гонений Империи и Церкви на раскольников и сектантов, богоискателей из народа. Возмездие за кощунственный союз Кесаря и Церкви. По Клюеву: «Есть в Ленине керженский дух, Игуменский окрик в декретах, Как будто истоки разрух Он ищет в «Поморских ответах».
Что бы там ни говорили, большевики не устраивали систематического гонения на Церковь, в первые годы советской власти все гонения носили стихийный народный характер. Мужики разрушали храмы в том же режиме, как жгли усадьбы: а не надо было делать так, чтобы в сознании народа храмы шли через запятую с усадьбами, а попы — с помещиками. Так и Хрущев — совсем не такой могучий гонитель, как он закрепился в современной православной мифологии. Мощнейший из гонителей христиан за все две тысячи лет христианства — православный семинарист Сталин, возобновитель патриаршества и де-факто основатель современной Русской Православной Церкви. Не странно ли: социальные завоевания советской власти были потеряны, а церковные структуры, созданные при ней и ее руками, живут и здравствуют. Отсюда столь узнаваемый запашок «совка» от церковного официоза. Официоз уже убил советский марксизм, уже убил имперское православие, дождемся ведь, что он убьет и православие постсоветское.
С патриаршеством вообще интересно. Отец Андрей Кураев* в своем блоге высмеивал юбилей столетия Всероссийского Собора: единственное, что кажется важным официальным спикерам Церкви в решениях Собора, — возрождение патриаршества. Другие решения Собора игнорируются. Но ирония в том, что современное патриаршество идет не от Собора 1917-18 гг., львиная доля которого станет новомучениками, а от решения Сталина, убийцы новомучеников. Не от Церкви, а от гонителя Церкви.
Вопрос богословский: вот Церковь удалось «сохранить». То есть как иерархию, формальные структуры. К добру ли? Сводима ли Церковь к иерархии? Нужна ли нам иерархия в том виде, в каком её удалось сберечь?
В дискуссии о столетии Собора с Кураевым* протоиерей Георгий Митрофанов был весьма раздражен постоянными сравнениями ведущего (Лев Лурье) решений Собора с другими утопическими планами 1917-18 гг. Отец Георгий считает чем-то ужасно неправильным сравнивать мечты жертв с мечтами их палачей. Но он забывает, что «жертвы» при предыдущем режиме, если и не были «палачами», то все-таки были вместе с ними, в одной лодке, коей было суждено разбиться. И Блок, Платонов, Белый — да сколько еще не самых глупых людей — вполне себе их сравнивают и даже отождествляют. Сергей Фудель, пострадавший от советских гонений, например писал: «сейчас тем, кто не пережил этих лет – 1918-1920, – невозможно представить себе нашу тогдашнюю жизнь. Мы вдыхали полной грудью великую церковную свободу».
Другой известный священник — протоиерей Всеволод Чаплин, хвалил Сталина за репрессии 37-го года, ибо тогда была уничтожена большевицкая гвардия, и страна встала на нормальные рельсы «без этих ваших революций». Тогда можно и какому-нибудь атеисту так сказать: Сталин хорош хотя бы тем, что церковников убивал. И еще: нам жаль новомучеников, убитых советской властью, а «мучеников» партии — не жаль? Среди сотен тысяч репрессированных имеем ли мы право выделять только христиан? В любом случае и мечты Собора 1917-18 гг., и мечты революционеров 1917-18 гг. не сбылись: и тех, и тех убили. Но все-таки, может быть, не случайно Октябрьская революция произошла именно в православной стране? Православным стоило бы об этом подумать.
Высказывания Митрофанова и Чаплина характерны: у одного — Николай II, у другого — Сталин; оба сходятся в отторжении Ленина. И вообще у нас в обществе спорят или о Николае, или о Сталине: не о Ленине. Но и тот, и другой — символы Империи, Ленин — ее слома, ее альтернативы. Символ того, что все можно радикально поменять. Ленин в этом смысле травматичен для современной власти. Не надо его вспоминать, нам альтернативы не нужно. Характерно, что Ленина не любят и либералы, и консерваторы — в этом они выдают свое тайное единство. И сюрреалистчиеский культ Сталина среди некоторых православных — не случаен. Как и в рифму к нему — вещи вроде царебожия. Первохристиан убивали за «оскорбление величества», за отрицание божественности императора. То есть за нечто противоположное «сталинизму», «царебожию», культу правителя. Напомни, что согласно Первой книге Царств, монархия — языческое, противобожественное установление. «Отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними» — комментирует Господь избрание царя Израиля. Монархия есть отвержение Бога. А свержение монархии тогда что?
Отец Сергий Булгаков в «Православии» писал:
«Революция страшною ценой неисчислимых жертв навсегда (надо думать) освободила православие от чрезмерной связи с монархической государственностью.»
Так по Булгакову «смысл» смерти новомучеников — в освобождении Церкви от монархии.
В 1917-18 гг. мелькнула возможность сделать Церковь более отвечающей её названию — более христианской. В 1917-18 гг. мелькнула возможность сделать общество более справедливым. Ничего не вышло, ни то, ни другое. Как Сталин сделал с Союзом то, что он сделал, так и с РПЦ он сделал то, что сделал. Мечты не сбылись: новомученики убиты.
Получается, что урок, извлекаемый из советских репрессий в большинстве случаев таков: социализм – ужасно, революции – ужасно. То есть вообще ничего не поняли. Не поняли, что условия Российской империи породили СССР. Что определенная социальная политика ведет к определенным последствиям. Как если бы курильщик ругал рак, продолжая курить.
Протоиерей Димитрий Смирнов в недавней дискуссии «Должна ли церковь отказаться от богатств? Должна ли церковь быть бедной?» считает, что с современной Русской Православной Церковью все нормально, а вся эта критика идет от большевиков: «Почему людей так волнует богатство церкви? Наш народ советский завистлив. Там «грабь награбленное», все время обсасываются чужие деньги, у кого какая зарплата. Это и был пафос революции, которую народ не изжил». Видите: социальная критика, потребность в справедливости – она, оказывается, от греха зависти. Большевики обвиняли Церковь в том, что она поддерживает режим, внушая народу «смирение». Большевики гнали Церковь за идеологическое обслуживание режима, за контрреволюционную пропаганду. Отец Димитрий, говоря подобные слова, не вписывается ли в логику большевиков? И тем самым — в некой извращенной логике — не оказывается ли, что большевики были правы: речь идет и вправду не о Христе, а о политике? Так кого мы вспоминаем? — тех, кого убили за Христа, или тех, кто был против революции? За Христа или против «социальной зависти»? Как связаны — если связаны Христос и политика?
Или вот, например, характерная проповедь Патриарха Кирилла к столетию расстрела царской семьи:
«Самые страшные и кровавые перевороты всегда происходили по причине устремления людей к лучшей жизни. И вожди этих переворотов внушали людям, что нет другой возможности только кровью, только через смерть, только через разрушение сложившегося уклада жизни. Другой уж никак нету никакой возможности, чтобы люди жили лучше. Никакие посылы новой счастливой жизни, никакие надежды на помощь извне, где якобы эту помощь способны оказать более образованные и продвинутые люди не должны соблазнять наш народ. Мы должны помнить трагедию прошлого. У нас должен развиться иммунитет к любым призывам добиться человеческого счастья через разрушение того, что есть».
Стереотип о «надеждах на помощь извне» оставим без комментариев. Разумеется, проповедь против насилия — это прекрасно, это христианство, религия любви. Но следует ли из неё, что осуждается любое насилие? — насилие не только революции и учрежденного ею государства, но и насилие Византийской и Российского империй или Российской Федерации, к примеру? Еще и еще раз: тот урок, который мы вынесли из «страшного и кровавого переворота», из «трагедии прошлого» — это урок лояльности существующим властям? Но Церковь и так была лояльна дореволюционным властям, и разве не за это она поплатилась? Вот, например, Господь советовал рабам в Египте не быть лояльными — и ради «устремления людей к лучшей жизни» — лучшей жизни рабов, то есть свободной жизни — даже кровь пролил — кровь первенцев, в частности — кровь первенца египетского царя (к теме монархии, к теме смерти членов монаршей семьи). Вот, скажем, кое-что из Писания о «крови, смерти, разрушении»:
«Стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень, [иди] ко мне! И собрались к нему все сыны Левиины. И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левиины по слову Моисея» (Исход, глава 32).
Отец Димитрий против «обсасывания чужих денег», Патриарх Кирилл против «разрушения того, что есть». Но вот как-то и Моисей, и Амос, и Исайя вроде бы не против. Вот, например, Иоанн Златоуст не чурался критики, что правящего семейства, что нравов элиты, что современной ему Церкви — за что и пострадал, как мы помним. Часто вспоминают слова Златоуста о насилии: «и если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом; и если обвинят тебя, повлекут в суд, иди» — то есть святитель вменяет не только насилие, но и вменяет небоязнь столкнуться с властями и вообще он это говорит в связке с обличением властей: «Ты слышал, что сделал Иоанн? Он увидел тирана, ниспровергающего брачные законы, и смело посреди площади заговорил: Не достоит тебе имети жену Филиппа брата твоего (Мк 6:18)». Но не часто вспоминают вполне социалистическую программу Златоуста по «устремлению к лучшей жизни»:
«Пусть все продадут все, что имеют, и принесут на средину, — только словом говорю; никто не смущайся — ни богатый, ни бедный. Сколько, думаете, было бы собрано золота? Я полагаю, — с точностью сказать нельзя, — что если бы все мужчины и все женщины принесли сюда свои деньги, если бы отдали и поля, и имения, и жилища (не говорю о рабах — их тогда не было, быть может, отпускали их на волю), то, вероятно, собралось бы тысяча тысяч литров золота или лучше сказать даже два и три раза столько. А как велико число бедных? Не думаю, чтобы больше пятидесяти тысяч. И чтобы кормить их каждый день, много ли было бы нужно? При общем содержании и за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек. Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда–нибудь дойти до этого состояния? Не в тысячи ли раз больше была бы благодать Божия? Не изливалась ли бы благодать Божия обильно? И что же? Не сделали бы мы землю небом? Если между тремя и пятью тысячами это совершалось с такою славою [в первохристианской общине Иерусалима], и никто из них не жаловался на бедность, — то не тем ли более в таком множестве? Даже и из внешних (нехристиан) кто не сделал бы приношения? А чтобы видеть, что разделение сопряжено с убытками и производит бедность, представим себе дом, в котором десять человек детей, жена и муж: она, положим, прядет пряжу, а он получает доходы отвне. Скажи же мне, когда больше издержат они, вместе ли питаясь и живя в одном доме, или разделившись? Очевидно, что разделившись; если десятеро детей захотят разделиться, то понадобится десять домов, десять трапез, десять слуг и постольку же прочих принадлежностей. И там, где много рабов, не для того ли все они имеют общий стол, чтобы меньше было издержек? Разделение всегда производит убыток, а единомыслие и согласие — прибыль. Так живут теперь в монастырях, как (жили) некогда верные. И умер ли кто с голода? Напротив, кто не был удовлетворен с большим изобилием? А теперь люди боятся этого больше, нежели броситься в неизмеримое и беспредельное море. Но, если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать? Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по вселенной были врагами (веры), когда ни откуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде по вселенной (находятся) верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом, мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то, уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дела таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни».
Дадим слово двум главным свидетелям преступлений советского тоталитаризма — Солженицыну и Шаламову. Вот что они писали о новомучениках и исповедниках. Солженицын в художественном исследовании «Архипелаг ГУЛАГ» (глава «Вместо политических»):
«Да не одни ж социалисты были теперь политические [СССР активно преследовал социалистов: политические заключенные — это не то чтобы монархисты или либералы]. Только сплеснутые ушатами в пятнадцатимиллионный уголовный океан, они невидимы и неслышимы были нам. Они были — немы. Немее всех остальных. Рыбы — их образ. Рыбы, символ древних христиан. И христиане же — их главный отряд. Корявые, малограмотные, не умеющие сказать речь с трибуны, ни составить подпольного воззвания (да им по вере это и не нужно), они шли в лагеря на мучение и смерть — только чтоб не отказаться от веры! Они хорошо знали, за что сидят, и были неколебимы в своих убеждениях! Они единственные, может быть, к кому совсем не пристала лагерная философия и даже язык. Это ли не политические? Нет уж, их шпаной не назовёшь. И женщин среди них — особенно много. Говорит Дао: когда рушится вера— тогда–то и есть подлинно верующие. За просвещённым зубоскальством над православными батюшками, мяуканьем комсомольцев в пасхальную ночь и свистом блатных на пересылках— мы проглядели, что у грешной православной Церкви выросли всё-таки дочери, достойные первых веков христианства, — сестры тех, кого бросали на арены ко львам. Христиан было множество, этапы и могильники, этапы и могильники, — кто сочтёт эти миллионы? Они погибли безвестно, освещая, как свеча, только в самой близи от себя. Это были лучшие христиане России». Так говорит Солженицын — православный христианин.
А вот что пишет атеист Шаламов: «В лагере только одна группа людей сохраняет в себе человеческий образ — религиозники: церковники и сектанты». «Та безрелигиозность, в которой я прожил всю сознательную жизнь, не сделала меня христианином. Но более достойных людей, чем религиозники, в лагерях я не видел. Растление охватывало души всех, и только религиозники держались. Так было и пятнадцать, и пять лет назад». «Увидел, что единственная группа людей, которая держалась хоть чуть-чуть по-человечески в голоде и надругательствах, — это религиозники — сектанты — почти все и большая часть попов». Кстати характерно, что «попы и сектанты» таки оказались в одной лодке — как бы нынешним «попам» в одной лодке с иеговистами не оказаться.
Ален Бадью в книге «Можно ли мыслить политику?» очень тонко замечает: эти два главных свидетеля против советских репрессий ну никак не встраиваются в «капитализм». Трагедию жертв репрессий кощунственно использовать против попыток справедливой социальной политики. Солженицын интерпретировал трагическую судьбу нашей страны в XX веке в логике христологического призвания русского народа, в рамках разоблачения зла материалистической идеологии. Он отвергал западную цивилизацию (капитализм) и постсоветский капитализм. Шаламов – как был, так до конца жизни и остался коммунистом. Не надо их свидетельства приобщать к апологии «либерализма». Либералами не тот, ни другой не были.
Или вот, например, великий православный философ Алексей Лосев, прошедший строительство Беломорканала, писал: «если не самый диалектический материализм, который значительно отстал от революции, то сама революция была для меня великой философско-жизненной школой». Это из текста, где он выстраивает систему христианского марксизма. Не надо из жертв репрессий делать апологетов самодержавия или либерализма. Все сложней.
Вернемся к вопросу, почему христиан гнали и убивали во вроде как православной стране. Вот мученики первых веков. Их убивали именно как христиан, в качестве христиан, за христианство, за исповедование Христа. При этом первохристиане поразили когда-то древний мир своей деятельной любовью, «общением имуществ» (тот же социализм), принятием рабов и господ, делами милосердия и пр. Или начало христианства на Руси: Ключевский описывает, что Церковь, когда только пришла на Русь, совершила там нечто вроде социальной революции. Но это начало. А в империи, которую смела русская революция, Церковь ничего социального уже не делала, наоборот, новым социальным веяниям она противостояла. Она полностью встроена в организм самодержавной монархии, она полностью подчинена кесарю. Первых христиан убивали за непризнание кесаря богом, новомучеников убивали за слияние с кесарем.
Шизофрения современного церковного сознания: Церковь до сих пор думает, что она Церковь всего народа, всей страны. Хотя ее семьдесят лет гнали и гнали жестоко. Церковь хочет вернуться во время до революции. Хотя Господь вернул её во время первохристиан.
Христиан в России, да и в любой другой стране мира, — меньшинство, горстка. Церковь снова, как и когда-то, — сеть маленьких общин в море Вавилона. Большинство христиан сейчас — снова, как и когда-то, — горожане, а не крестьяне. И христиане не по рождению, а обратившиеся взрослыми. Логично, что Церковь тоже примет формы, более подходящие: скажем, будет жить по решениям Собора 1917-18 гг. Но нет, РПЦ хочет быть Церковью несуществующей православной империи. Цари, генсеки, президенты… сколько еще?
Казалось, что Церковь после освобождения от советского ига расцветет. Не расцвела, деградировала, скорее. Вот мы «освободились». И как, по-христиански живем? В том ли дело, что не было у нас своего Ездры и Неемии, или в чем другом — не знаю. Как бы то ни было, кредит доверия к Церкви, щедро данный обществом после крушения Союза, профукан. Христиан не на телевидении, а в реальном обществе все больше недолюбливают. И есть за что.
Вот пожарный мне рассказывает, что его бригаду приказом гонят на богослужение (после небольшой дискуссии хотя бы мусульман освободили). Зачем и кто это делает? Не ясно ли, что эти пожарные будут раздражены Церковью и всем, что с ней связано?
Все чаще я слышу, как люди хвалят СССР за его религиозную политику (то есть — антирелигиозную), хотя все остальное в нем по-прежнему ругают: симптоматично. Скажем, «Медуза» в последнее время восстановила советскую традицию написания «Бог» как «бог».
Мученики отметили начало христианства. Новомученики отметили конец христианства, как оно сложилось после Константина. Своей кровью они должны были отмыть Церковь от многовековой грязи, налипшей на ней, сделать её чистой, свободной, вернуть к сути, подготовить к жизни в новой эпохе. Этого мы не поняли. Ничего страшного. Господь — любящий и долготерпеливый учитель. Он будет повторять свои уроки, пока мы их не усвоим.
P. S.
Генрих Бёлль, свидетель ужасов XX века, в одном из своих интервью хорошо совместил наши темы — на его словах и закончим:
«Л.: У всех персонажей Ваших романов социалистическое прошлое или социалистическое будущее; это утопия, которая…
Б.: Да, конечно, и никто не отобьет у меня надежду на эту утопию; скажу сейчас только о существующих, практикуемых моделях: все они слишком догматичны и в своем догматизме и в высокомерии своего догматизма, когда всем и каждому предписывается: ты должен быть счастлив, ты не смеешь быть не-счастлив, приняли формы, порожденные временами суровой, фанатичной религиозности. В Новом завете сокрыта — отважусь произнести эти слова — теология нежности, целительной нежности, которая исцеляет словом, прикосновением руки, — это ведь можно назвать и просто ласковым поглаживанием, поцелуями, совместной трапезой, —все это по моему ощущению сегодня абсолютно вытравлено и предано запустению из-за засилия права, я бы так сказал, — из-за засилия римского начала, которое из всего сделало догмы, принципы и катехизисы; этот элемент Нового Завета — нежность — еще и не открыт по-настоящему; все выродилось в запреты, в повелительные окрики; а ведь наверняка есть люди, которых можно было бы исцелить просто голосом, просто интонациями какого-то нужного им голоса, или совместной трапезой. Вот и попробуйте себе представить нечто вроде социалистической нежности».
Новомученики и исповедники Российские: книги, лекции, фильмы, песнопения
*Андрей Кураев внесен в реестр иностранных агентов.
