на наш Телеграм
На сей раз наша подборка посвящена литературе; будет что почитать этой дождливой осенью.
«Дневник сельского священника» — величайший роман Бернаноса. Молодой священник пытается преобразить жизнь своего прихода в истинно христианском духе, но сталкивается с мощным сопротивлением. Главная тема Бернаноса — борьба святости и пошлости — исполнена в этом романе поистине гениально. Ко всему прочему, «Дневник сельского священника» — прекрасная иллюстрация слов апостола Павла о том, что «мы сделались посмешищем миру»: святость для мира — нечто крайне позорное. Как позорен в глазах мира Крест. Это главная тема Бернаноса, гениально воплощенная в «Дневнике сельского священника»: священник где-то в провинции, «в старом христианском приходе» пытается просто помочь людям жить по-евангельски: и, кажется, ничего кроме смеха, жестокости и подлости это живое присутствие святости не вызывает…
«Женщины у берега Рейна» — последний роман Генриха Бёлля, опубликованный уже после его смерти, во многом итоговый для всего его творчества. Во-первых, такие формальные вещи как репортажный стиль, переплетение многих сюжетных линий в нескольких, скорее «символических» точках, смещение разных временных слоев, представлены здесь как некий эталон. Во-вторых, все основные проблемы, волновавшие писателя, доведены здесь до предела. Весь роман — «роман в диалогах и монологах», тяготеет к двум событиям: самоубийству матери главного героя, ее «уходу в Рейн», как символа полного отчаяния, невозможности более терпеть действительность и «мессы в честь безопасности», как символа предательства христианства. Главная тема Бёлля — лицемерие чиновников, аристократии и «денежной знати» до, во время и после Второй мировой войны; лицемерии вообще Европы, христианского мира, прикрытого, что самое возмутительное, самим же христианством. Несколько цитат:
«Я знаю, отчего вам не по себе: Того, кого вы искали, там не было, они Его изгнали, в пресуществлении Он тоже не явился, не явился потому, что они грешны и продажны до мозга костей, впрочем, это не ново. Они даже не чувствуют своих прегрешений, позволяют себя подкупать, с восторгом приветствуют ракеты, боготворят смерть — все это не ново. А ново вот что: они не осознают вины, а тем более греха. Те же, кто помазал бы миром Его ноги, убивают себя, показывают грешникам язык… А другие, бессердечные, только и говорят что об отсутствии эмоций, диктате обстоятельств и деловитости. Драгоценное миро для Его помазания они выбросили на рынок, на биржу — черствые епископы, очерствевшие кардиналы, — они изгнали Его и служат торжественные мессы в честь безопасности, на которые не пускают тех, кто на богослужении служил бы Богу. Для нас нет там места, дорогой граф, — ни внутри, ни снаружи».
«Вы полагаете, я должна взывать к Христу? (Качает головой.) Нет, не могу. У меня был Христос в детстве, когда я была маленькой девочкой. И в Гульсбольценхайме тоже, где Блаукремер стал моим мучителем, — но меня лишили Христа, изгнали его из меня, и я позволила его изгнать. Когда по утрам — после пьянок, оргий и всякого свинства — они преклоняли в церкви колена и, полные раскаяния, молитвенно воздевали руки, в этот миг все они были кроткими, искренне благочестивыми».
«Сила и слава» — гениальный роман Грэма Грина, пример подлинно христианской литературы. Священник в эпоху гонений. Священник — блудник, алкоголик, трус… Зачем он остался в этой стране? Его презирают (как и он сам себя, впрочем), преследуют как зверя, наконец убивают. Искренняя, даже жесткая история о грехе, служении Христу, святости. О том, что святость в каком-то смысле неприглядна. О том, что есть единственное горе — не быть святым. И главное: то, что мир считает поражением, для Неба — величайшая победа.
Аверинцев справедливо говорил о романе «Сила и слава» Грэма Грина как об одном из самых аутентичных свидетельств христианства XX века — христианства, оставившего себе только Крест. Вот гениальное место из романа Грэма Грина «Сила и слава», в каком-то смысле передающее самую суть христианства: « — Каюсь, Господи, прости мне все мои прегрешения… Я распинал тебя… заслужил твою страшную кару. — Он путал слова, думая о другом. Не о такой смерти возносим мы молитвы. Он увидел свою тень на стене — какую-то недоумевающую и до смешного ничтожную. Как глупо было думать, что у него хватит мужества остаться, когда все другие бежали. Какой я нелепый человек, подумал он, нелепый и никому не нужный. Я ничего не сделал для других. Мог бы и вовсе не появляться на свет. Его родители умерли — скоро о нем даже памяти не останется. Может быть, он и адских мук не стоит. Слезы лились у него по щекам; в эту минуту не проклятие было страшно ему, даже страх перед болью отступил куда-то. Осталось только чувство безмерной тоски, ибо он предстанет перед Богом с пустыми руками, так ничего и не свершив. В эту минуту ему казалось, что стать святым было легче легкого. Для этого требовалось только немного воли и мужества. Он словно упустил свое счастье, опоздав на секунду к условленному месту встречи. Теперь он знал, что в конечном счете важно только одно — быть святым».
«Письма Никодима» Яна Добрачинского — очень неплохой роман на евангельские темы. Фарисей Никодим (тот самый, который упоминается в Евангелии от Иоанна) пишет письма своему другу. Главная тема «Писем Никодима» — некий галилейский проповедник Иисус… «Письма Никодима» очень удачно пересказывают Евангелия, но как бы извне, отстранено — Никодим до самого конца не решается пойти за Галилеянином. Это создает очень удачный эффект объективного описания, не сползающего ни в кощунство, ни в благочестивую писанину.
Добрачинский «сам пережил личное горе — у него умер сын. Он пишет от лица Никодима. Никодим, член верховного совета старейшин в Израиле, был тайным учеником Иисуса. О нем мы знаем очень мало из Евангелия от Иоанна. Романист приводит письма, которые Никодим после всех евангельских событий отправляет в Рим своему другу. В них описываются все перипетии евангельской истории, в которых он участвовал. Там есть все: и пейзаж, и исторические подробности, и попытка все это увидеть. Насколько она привлекательна, показывает то, что этот роман был переведен на все европейские языки и до сих пор переиздается, до сих пор пользуется популярностью, хотя его автор не первоклассный мастер. У Никодима больна Рут (Рут — это женское имя, по-русски Руфь). Кто она ему: дочь, жена, сестра, читатель так до конца и не узнает, и это неважно. Он все время думает о том, как привести ее к Иисусу, чтобы Он исцелил ее, но она умирает. И вот это его страдание превращает книгу во что-то очень личное, волнующее. Я делал такие опыты: некоторым людям, которые плохо воспринимали Евангелие, я давал переведенные кусочки из этой книги, и на них это производило впечатление», — пишет о. Александр Мень о «Письмах Никодима» Добрачинского в книге «Библия и литература XX века».
«Ключи Царства» — главный роман Арчибальда Кронина, образец подлинно христианской литературы. История священника Френсиса Чизхолма: несчастная любовь, учеба, первый приход, проповедь в Китае и старость на родине. Кронин сумел показать, что истинная кротость и смирение не отрицают, а предполагают смелость, свободу и дерзание. Вечная борьба кротости и фарисейства, смирения и жестокости, святости и мира. «Ключи Царства» — редкий пример увлекательной, осознанно христианской литературы, вышедшей действительно «легкой» (по чтению, содержание «Ключей Царства» в общем трагическое), а главное — искренней, честной, без нравоучений (может быть, правда, несколько сентиментальной).
Роман «Варавва» — открывающий «новозаветный цикл» Лагерквиста, послужил решающим аргументом в пользу присуждения ему Нобелевской премии. Лагерквист пытается представить, что было бы с Вараввой после описанных в Евангелии событий. Образ Распятого вместо него Незнакомца не может оставить Варавву в покое, исподволь меняя его. В конце он все-таки будет готов взойти на крест.
«Томас Уингфолд, священник» (др. название «Пробуждение викария») религиозно-философский роман, написанный в реалистической манере, великого христианского писателя и мыслителя Дж. Макдональда, предшественника К. С. Льюиса. Провинциальный священник (надо помнить, что Макдональд сам был священником), ставший служителем Божьим из-за «карьерных» соображений долгим трудным путем обретает Бога. Этот роман сравнивают с «Братьями Карамазовыми».
«Иосиф и его братья» Томаса Манна — грандиозная попытка литературного переложения библейской истории об Иосифе Прекрасном. К четырем томам эпопеи добавляем также примыкающею к ней новеллу «Закон», посвященную Моисею.
Отец Александр Мень в «Библии и литературе» писал:
«Кто из писателей задумывался над начальными страницами Библии, над Книгой Бытия? Многие. Большинству из вас известна книга, многотомный толстый роман Томаса Манна “Иосиф и его братья”. В этом романе очень интересно соприкоснулись Писание и литература.
История Иосифа не могла не привлекать поэтов, художников, писателей. В XX веке, в период очень трудный и кризисный, во время войны, Томас Манн пишет большой роман “Иосиф и его братья”. В целом он придерживается библейского сюжета. Но священный библейский писатель, который составлял Книгу Бытия, привел этот драматический, приключенческий, можно сказать, рассказ, чтобы показать, какими удивительными путями, какими, казалось бы, сложными, иногда парадоксальными, путями, где сталкиваются случайности, неожиданности, ведет Бог своих избранников, как Он всё равно сохраняет то, что задумал, и как человек, попавший в совершенно чуждую ему ситуацию, может сохранять в сердце свои устои, духовные и нравственные заветы.
Томас Манн пишет медленно, подробно, как вообще свойственно ему. Это медитации, размышления на тему обо всем: и об Иакове, отце Иосифа, и о его предках. В романе намешано очень много материала из исторических исследований, но вы разочаруетесь, если будете искать там действительную историю. Машинистка Томаса Манна, когда он закончил роман, говорила: теперь я знаю, как на самом деле все было, — но едва ли все было так. Томас Манн захотел сделать эту историю поводом для размышления над духом человеческим, над его стремлением к вечности, поисками тайны Бога — человечество бесконечно ищет Бога. В библейском рассказе об Иосифе этого нет, но в том–то как раз особенность и парадокс, что Томас Манн, отталкиваясь от библейского сюжета, идет в сферу религиозных исканий.
Для многих эта книга явилась откровением, многие люди говорили мне, что они смогли понимать Библию, только прочтя книгу “Иосиф и его братья”. Однако там слишком много построено на человеке. Получается так, как будто человек придумал эти божественные тайны, он как будто родил их из себя, что Иосиф представлен чуть ли не как некий религиозный мыслитель, и что его нравственные, религиозные поиски создавали некий образ Бога и взаимоотношений человека с Богом. Это не так. Поверьте мне: эти простые пастухи ничего не могли придумать. Если уж живущие рядом с ними, образованнейшие для того времени жрецы Вавилона и Египта не смогли додуматься до истины единобожия, то где уж было вот этим людям, неграмотным, не имевшим своей письменности, которые кочевали со стадами, где им было додуматься до чего–то. Поэтому конструкция Томаса Манна отрывается от реальной библейской истории — она есть лишь размышление на эту тему».
«Клубок змей» — один из самых удачных романов Мориака. Клубок змей — метафора для семьи. «Клубок змей» написан от лица больного старика, окруженного близкими. «Близкие» ждут его смерти в ожидании наследства. Роман о семье и власти денег. Только любовь в силах победить алчность.
В своей неподражаемой остроумной притчевой манере Честертон в «Наполеоне Ноттингхилльском» рисует единственно релевантную современности антиутопию — антиутопию, где на самом деле все нормально, все вроде бы даже хорошо, «явного зла» во всяком случае не видно, но однако все понимают, что «ничего не изменишь», что «так будет всегда». Это — если я не ошибаюсь — господствующее ощущение современности. Как из него вырваться? — в два этапа — в иронии, а от иронии — в вере.
Честертон помимо прочего здесь показывает с неожиданной стороны современную иронию, манеру все воспринимать не всерьез. Герой ничего не хочет и ничего даже не думает менять, он всего навсего пошутил: альтернатива данному положению вещей появляется как фантазия, шутка. Но вот находится один человек, который «шутки не понял» (невосприимчив к постмодернистской иронии, к постмодернистским играм, к обращению с культурой всего навсего как культурой и т. д.) — воспринял шутку всерьез, поверил. Единственный способ абстрагироваться от «Системы, которую нельзя изменить» — абстрагироваться от неё в иронии: «я не здесь», «я отдельно»— это и самый «легкий», «достойный» способ сохранить лицо, подчиняясь Системе (поэтому современность столь богата стебом — так сохраняется иллюзия свободы от Системы при полном ей подчинении). И вот у Честертона один человек, всерьез уверовавший в то, что Систему можно снести, — сносит её (замечательно, что сам Честертон — христианский юморист). Короче, роман о Революции в постмодернистскую эпоху (Честертон писал, так сказать, на вырост).
«Скандал» — роман, стоящий в творчестве Эндо особняком. Стареющий японский писатель — христианин в зените своей славы. Казалось бы, он уже сказал всё, что хотел, семейная жизнь идеальна, можно отдохнуть. Но до него начинают доходить слухи, что он посещает бордели и другие подобные заведения. Что это может означать? Кто этот самозванец? Великий философский роман о зле, о темных глубинах человеческой души. Кого-то может смутить натуралистическое описание сцен жестокости и половых извращений в «Скандале». Действительно Эндо достигает большой глубины в исследовании и описании зла: но чему здесь смущаться? Зло именно такое, какое его показал японский писатель: отвратительное, мерзкое и очень близкое.
«Мост короля Людовика Святого» — лучший (по крайней мере, самый известный) роман Уайлдера. История пяти путников, которые погибли из-за обвала моста в Перу XVIII в. В судьбах этих пяти Уайлдер пытается увидеть руку Промысла. Пять увлекательных и глубоких историй, сплетенные воедино. Жанр романа «Мост короля Людовика Святого» можно определить как приключенческий философский роман.
