на наш Телеграм
Блог
«Я отказываюсь принимать разлуку с теми, кого люблю»
Галина Голаева: «Вознесение — таинственный праздник; это праздник, когда мы радуемся о разлуке», — говорит митрополит Антоний Сурожский. Вера — не волшебная таблетка от всех горестей, а живая связь с Живым Христом. Как в любых отношениях, мы проживаем разные чувства и продолжаем расти, даже когда это больно.
«Разъединительный собор? Дилетантско-исторический экскурс»
Григорий Шеянов: 27 мая собор Украинской православной церкви провозгласил ее полную самостоятельность и независимость от Московского патриархата, а также выразил несогласие с позицией патриарха Московского Кирилла относительно «спецоперации». Эти события для читателей портала «Предание.ру» комментирует Григорий Шеянов.
«Есть ли ценность в страдании»
Владимир Берхин: Иисус, видя, как Мария убивается по Лазарю, — прослезился. То есть Богу понятно наше страдание, и оно Ему не нравится. Достаточно часто покаяние, раскаяние понимается так, как описывал его бандит в книжке Пелевина: «если последним говном себя назовешь». Самобичевание, самокозление, последовательное долгое и — это обязательное условие — крайне болезненное признание себя полностью и абсолютно неправым, очень плохим. На такой риторике построена значительная часть покаянных молитв.
«Школа Иисуса: полемика, споры, распри»
Протоиерей Леонид Грилихес: каждая школа — это попытка «освоения» Торы. И свои подходы к Торе. У фарисеев — миддот (методы толкования; логические формулы (правила) талмудической герменевтики. У кумранитов — пешер (группа толковательных комментариев к Священному Писанию). У Филона — аллегория. Иисус делал многое по-Своему. По-новому. Он предложил уникальный способ интерпретации и апелляции к Писанию через машаль — «притчу» — и Свою жизнь (см. Лк 24:27). Иисус называет здесь своих учеников книжниками. В нашем отстраненно-романтическом представлении Двенадцать — рыбаки-простецы. Но Учитель называет их учениками и книжниками. Вот как определяет Он статус Своих учеников: они пророки, книжники и мудрецы.
«Блаженны миротворцы. 15 книг о ненасилии и миротворчестве»
Владимир Шалларь: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю; блаженны миротворцы, потому что они будут названы сынами Божьими; не противься злому, но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас; возврати меч твой в его место, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут» — и т. д. и т. п: вот христианство в его радикализме, в его неотмирности, во всей его «странности», «непрактичности», «невыполнимости». Мы собрали несколько книг обо всем этом.
«Православное миссионерство: история, современность, проблематика, методика»
Владимир Шалларь: проблемы перевода в христианстве вообще не должно стоять: ведь наше Священное Писание как бы изначально «переведено». Господь говорил на арамейском, Евангелия написаны по-гречески. Более того, Евангелия суть тексты учеников Господа, а не Его Самого. У нас есть четыре свидетельства о Его жизни, учении и смерти, написанные не Им, не на Его языке, а на том, который тогда использовался для межнационального общения. Евангелия создавались сразу для всех, изначально, так сказать, как «перевод», а не «оригинал». Сейчас бы их написали по английски. Благая Весть рассчитана на все человечество и поэтому переводима на все мыслимые языки. — Благая Весть не «брезгует» носить любые языковые одежды, так же как Бог не «побрезговал» стать сыном плотника и взойти на Крест.
Искусство
Выложили новую аудиоверсию «Идиота» Достоевского. «Очаровательное общество камелий, генералов и ростовщиков» — вот социум «Идиота». Мир «Идиота»: разврат, безумие, преступления, деньги, грязь, кровь. Капиталист Тоцкий растлевает ребенка, а потом, чтобы сбыть ее с рук, сговаривается с сановником Епанчиным, который сватает девочку Гане, своему подчиненному, чтобы потом ее замужнюю взять себе, а свою дочь отдать за Тоцкого. И это два солидных господина, два столпа общества: так начинается «Идиот». Настасья — «живая жизнь» — проституирована, растлена, за нее идет борьба, ее «торгуют», то есть рационально рассчитывают, считают, сводят живую жизнь к деньгам. И ее хочет спасти Мышкин («князь Христос»), но чем? Тем, как она сама говорит, что он ее «не торгует», к деньгам не сводит, не проституирует.
Мир Достоевского — это мир денег, но и мир разврата. Достоевский вскрывает, с одной стороны, насильственную основу «свободы» денег, их страшную принуждающую, порабощающую силу (силу как и внешне-социальную, так и внутренне-психическую), захватывающую мир людей и их желаний. Отношения полов — элементарная, «природная» межчеловеческая связь, и проституция/разврат есть денежно-насильственная форма ее развращения. Идеи Расколькова/Наполеона, Подростка/Ротшильда, Свидригайлова/Карамазова — воля власти в этих трех измерениях. Мир денег — это мир сильных, богатых развратников и слабых бедных, мечтающих о силе и деньгах и славе. А Мышкин — свободен, ибо он смешной и слабый. В отличие о всех прочих героев он не принимает насилие ни в каких формах (прямое физическое, денежное, насилие власти, насилие похоти и пр.): «князь Христос».
Стихотворения и поэмы (текст и аудио) великого украинского поэта Тараса Шевченко в переводах выдающихся русских поэтов Павла Антокольского, Веры Инбер, Федора Сологуба, Александра Твардовского, Константина Симонова, Алексея Плещеева, Владимира Луговского, Арсения Тарковского и др.
Цитата:
Проходят дни; минуло лето,
А Украина все горит.
По селам плачут малы дети;
Отцы убиты. Шелестит
Листами желтыми дуброва,
И солнце светит не светло,
И в деревнях не слышно слова,
И чуя трупы, зверь без страха
Идти торопится в село /…/
Вот весна вернулась снова,
Землю разбудила, —
Яркой зеленью, цветами
Всю ее покрыла.
Соловей и жаворонок
Песни распевают, —
То они в лесу и поле
Так весну встречают…
Для людей — ну, рай и только
Люди же, признаться,
Не хотят на рай тот светлый
И полюбоваться:
Им все надо кровью скрасить,
Озарить пожаром,
Мало солнца, красок мало, —
Горько им не даром!
Скоро ль будет вам довольно
Благ, что под руками?
Скоро ль ада жаждать люди
Перестанут сами?
Не унять весне раздоров
С злобою людскою.
Тяжко! — Но, ведь, то же было,
Если вспомнить Трою;
Так и будет…
«Воскресение Христа в изобразительном искусстве» — лекция протоиерея Димитрия Сизоненко. Воскресение выражает собой самую суть христианства и при этом является тайной, которую очень трудно воплотить средствами изобразительного искусства.
В первые века христиане говорили о Воскресении, прибегая к аллегориям. С течением времени в европейской религиозной живописи возобладало буквальное прочтение евангельских повествований, а православная традиция продолжает говорить о Воскресении на языке богословских символов.
Современное искусство пытается новыми средствами выразить тему надежды в мире, охваченном страданиями.
На примерах живописных полотен разных времен окунемся еще раз в тему Воскресения Христова в сопровождении протоиерея Димитрия Сизоненко.
Книги
«Религия Древнего Египта. Земля и боги» — книга Андрея Зубова* о древнеегипетском религии с крайне интересным и неординарным подходом: здесь древнеегипетская религия раскрывается как высокий, развитый монотеизм. Автор пишет:
«Наша цель — восстановление древнеегипетского высокого богословия и рассказ о нем на принятом ныне в христианской традиции богословском языке. Дело в том, что древние ритуальные культуры редко обращались к отвлеченному богословию. Священнодействие свершалось, но не объяснялось. По крайней мере, такое школьное богословие от Древнего Египта до нас не дошло. Перед нами стояла задача не только изложить древнеегипетские религиозные тексты на русском языке, но и перевести древние ритуальные формы в категории современной дискурсивной теологии, язык которой вырабатывался в православии в эпоху Патристики и был возрожден русскими, греческими, румынскими и южнославянскими богословами в XIX–XX вв. с опорой на понятийный аппарат современной европейской философии. Основанием, позволившим нам перейти от древнеегипетских текстов III тысячелетия до Р. X. к понятийным категориям Максима Исповедника и Григория Паламы и к современным богословским размышлениям Владимира Лосского или Христоса Яннараса, стал сам человек как бытийная реальность. Люди по-разному объясняют и с различной степенью глубины постигают свои религиозные опыты и упования, но сами по себе эти опыты и упования в такой же степени свойственны любому человеку любой культуры и языка, как и устремления к поддержанию жизни с помощью пищи и крова и продолжению жизни в таинстве половой любви. К тому же религия Египта существовала в регионе, где со II тысячелетия до Р. X. складывалась традиция Библии, из которой, так или иначе, вышли три великие религии современного мира — иудаизм, христианство и ислам. Внимательный глаз не может не замечать в них отпечатков древнейших религиозных форм — и в поэтике, и впрактике, и в богословии. Новое творится, как об этом говорит и Господь в Писании, не отвержением, но исполнением всего бывшего до того (ср. Откр 21:5 и Мф 5:17). Здесь представлена египетская теология в узком смысле, то есть понимание Бога и божественного самого по себе, а также и тесно связанная с теологией космология — учение о происхождении мира, поскольку Бог повсюду познаваем через мир, как внеположенный ему его Мастер и/или Источник».
«Антология литературы православных арабов. История» — антология, чья цель — «знакомство отечественного читателя с письменным наследием православных арабов, в Средние века именовавшихся мелькитами. Это была первая христианская конфессия, которая с VIII века сделала арабский язык богослужебным и литературным. За истекшие столетия ее представители создали обширный, но мало известный широкому читателю корпус текстов самых разных жанров. Выступая прямой наследницей византийской письменности, арабо-мелькитская литература в то же время формировалась в принципиально новых условиях – в мусульманском окружении ина языке, изначально и неразрывно связанном с религией ислама. Эти факторы наложили отпечаток на все виды литературного творчества мелькитов, которое, таким образом, можно считать не просто иноязычным продолжением или вариантом византийской традиции, но самобытным культурным феноменом.
Поскольку несомненно, что адекватное понимание культуры, включая ее литературную и религиозную составляющие, невозможно без знания исторического контекста, в первый, открывающий том Антологии было решено включить тексты, так или иначе связанные с историей арабо-православной общины. Сюда вошли не только созданные в ее среде собственно исторические сочинения, но и памятники, отражающие ее самовосприятие в условиях меняющихся исторических реалий, организацию внутрицерковной жизни, контакты с другими народами.
Знакомство с этими сочинениями не позволяет согласиться с мнением, что их авторы лишь переводили византийскую традицию на арабский язык. Новые тексты создавались в существенно иных исторических условиях, что не могло не отразиться на их характере. Несомненно, главным фактором, обусловившим своеобразие мелькитской богословской мысли, было влияние ислама.»
«Религия и глобализация на просторах Евразии» — чрезвычайно интересный сборник современных российских исследователей о противоречивых отношениях религии и глобализации. Оглавление:
Сергей Филатов. Религиозная жизнь Евразии: реакция на глобализацию (вместо введения)
Анатолий Красиков. Глобализация и православие
Роман Лункин. Протестантизм и глобализация на просторах Евразии
Алексей Юдин. Католический ответ на вызов глобализации в Евразии
Александр Игнатенко. Эпистемология исламского радикализма
Александр Агаджанян. Буддизм в современном мире: мягкая альтернатива глобализму
Борис Кнорре. Индуизм: от глобальной адаптации — к альтернативному глобалистскому проекту
Анастасия Коскелло. Современные языческие религии Евразии: крайности глобализма и антиглобализма
Алексей Малашенко. Заключение
«Христианские праздники: Пятидесятница» М. Скабаллановича — подробное изложение богословского и богослужебного измерений праздника Пятидесятницы: Событие сошествия Св. Духа на апостолов; Сионская горница и дуб Мамврийский; Сущность праздника; Служба Пятидесятницы; Попразднство; История Праздника.
«Пацифизм в истории. Идеи и движения мира» — коллективная монография о истории пацифизма от древности до наших дней в Европе, Азии и Америке. Оглавление:
Чубарьян А. О. Введение
Уколова В. И. У истоков пацифизма
Павлова Т. А. Джордж Фокс, ранние квакеры и проблемы пацифизма
Чудинов А. В., Андерсон К. М. Антивоенные идеи европейской общественной мысли XVIII — начала XIX века
Купер С.Деятельность европейских обществ мира (1815–1871)
Гросси В. Пацифизм: долгий путь к созданию доктрины (1867–1902)
Ёкота-Myраками Т. Лев Толстой и пацифизм: со сравнительной и «генеалогической» точки зрения
Рыбаков Р. В. Ненасильственная борьба за мир без насилия (Ахимса в индийской традиции и в учении М. К. Ганди)
Плешаков К. В. Универсальный пацифизм Кан Ювэя
Илюхина Р. М. Многоликий пацифизм
Кудрина Ю. В. Некоторые проблемы скандинавского пацифизма времен первой мировой войны (датская модель)
Холь К. Пацифизм в Веймарской республике
Роббинс К. Проблемы мира и войны в Великобритании (1919–1939 гг.)
Чэтфилд Ч. Альтернативные антивоенные стратегии 30-х годов в США
Вайсс М. Французский пацифизм в 30-е годы
Цитаты:
«Вопрос о мире — один из ключевых в христианстве. Формирование христианского пацифизма традиционно и совершенно справедливо связывается прежде всего с ранним христианством. Христос стал мерой мира, истинно по-божески дарованного им человечеству. Мир — благоволение господне, он принадлежит на Земле всем, внявшим Благой вести и отмеченным божьей благодатью. «Мир оставляю вам, мир мой даю вам; не так, как мир дает, я даю вам» — говорит Христос. Мир величайший дар, который Христос приносит людям: «Слава в вышних Богу, и на земле мира, в человеках благоволение», мир принадлежит людям так же, как Слава — Господу.
Следует обратить внимание на то, что в этой своей апологии миру евангельское Слово как нельзя более близко к ветхозаветной традиции. Ветхий Завет, пронизанный идеей «браней господних», борьбы против язычников, тем не менее основой своей имеет идею мира, мира не в традиционном человеческом понимании как антитезы войне, но мира как исконного союза между Богом и человеком, как высшего закона существования человечества.
В Ветхом Завете понятия «berit» и «solom» — союз и мир — взаимно дополняют друг друга, образуют единое целое, освященную систему сакральных ритуальных и этически-правовых норм. Реализация этого мира, явленного также и в «горизонтальном» плане — между людьми, составляет истинный двигатель Священной истории. Это особенно ясно проявляется как в жизни «праотцев», пророков (вспомним хотя бы Моисея, так и в истории «богоизбранного народа».
В евангельской традиции речь идет о духовном борении, с помощью которого Бог приобщает человека к союзу с Собой. Такое приобщение носит характер эсхатологический. Не случайно христиане первых веков нашей эры были противниками войны в ее мирском понимании, уклонялись от воинской службы, ибо они «не от мира сего». Следуя путем Спасителя, мученики подражали ему.
Стержень христианства — глубоко интимное, личностное отношение между Богом и человеком. Не случайно гуманистическая суть христианства выражена в постулате столь всеохватывающем, сколь и кратком: «Бог есть любовь». Истинный христианин не может находиться в состоянии конфронтации со своим Богом, отсюда постоянный поиск мира с богом и как отражение его — мира в собственной душе. He случайно Христос Спаситель по воскресении обращает к своим ученикам слова «Мир вам».
Именно Божий мир призван был, по мнению духовенства, спасти человечество или приуготовить его к достойной встрече конца мира — Страшного суда. Ревнители Божьего мира взывали к людям с требованием прекратить взаимные распри, утишить злобу, порождающую разбой и взаимную ненависть, прекратить насилие, объединиться в единое сообщество — христианский мир, где каждому человеку нашлось бы соответствующее ему место.
Так, например, в трактате о Божьем мире, провозглашенном в Шарру в 989 г., предаются анафеме разного рода нарушители спокойствия церкви и общественного согласия, а в трактате о Божьей справедливости (1054 г.), принятом на соборе в Нарбонне, убийство христианина квалифицируется как «пролитие крови самого Христа», т. е. как величайший грех.
Полагаясь на милость Божию, духовенство, однако, решило прибегнуть и к «организационным мерам». По всей Европе стали устраиваться съезды духовных и светских лиц, которые после долгих дебатов, как правило, давали торжественные клятвы хранить «Божий мир». Типичным для таких клятв было включение в них формулы типа: «Отныне никто не должен врываться в церковь, оскорблять монахов, хватать крестьян, грабить купцов, отбирать скот». Защите подлежали все слабые, прежде всего женщины и дети. Мир мыслился не только как преодоление войны «всех против всех», но в первую очередь как неотъемлемое условие спасения христианского сообщества, его земного выживания и дарования ему жизни вечной. Воскресало почти забытое, но принципиально важное для христианства понимание мира как главной формы союза человека с богом. Любопытно, что при такой трактовке обращалось большое внимание не на индивидуальное отношение бог — человек, но на договор между человеческим, христианским сообществом и богом. По существу впервые была столь отчетливо провозглашена идея: мир есть непреложное условие выживания человечества (в преддверии третьего тысячелетия эта идея отстаивается с еще большей болью и страстью, чем в преддверии тысячелетия второго). Широко распространилась практика заключения договоров о «вечном мире». Сеньоры и вассалы, клирики, государства и феоды осуждали войну, давали клятву не развязывать военных действий и силой останавливать тех, кто будет продолжать усобицы и распри.
В движении за Божий мир можно лишь обнаружить характерные черты пацифизма, которые в дальнейшем получат развитие на европейской почве. Речь идет прежде всего о его основных идейных постулатах — отрицании войны и провозглашении мира высшей ценностью, Божественным даром и главным условием сохранения человека как истинного творения Божия; поддержании мира как долге христианского человечества перед будущим (в данном случае этот тезис естественно приобретал эсхатологическую окраску). Утверждалась необходимость поддержания мира всеми доступными средствами, в том числе с помощью государства и системы договоров; а также личная и правовая ответственность договаривающихся сторон за поддержание мира. Общественная и личная безопасность провозглашались одним из главных компонентов Божьего мира, сохранения союза между богом и человеком. Звучали призывы к объединению различных сословий в борьбе за мир, к сохранению мира «всем миром», ненасилию по отношению к наименее защищенным членам христианской общины».
«Миротворчество и христианское разрешение конфликтов» — сборник текстов авторов-меннонитов: библейская идея примирения, Библия о примирении, избранные тексты из Библии на тему конфликта, конфликт и миротворчество, понимание конфликта: опыт, структура и динамика, неуправляемый конфликтный цикл, представление о конфликте и его преобразование, уровни сложности конфликта в Церкви, теология примирения, ступени активного слушания, навыки сотрудничества, система урегулирования конфликтов, модель миротворчества, гнев и прощение, сильные эмоции: ненависть, гнев, любовь, методы разрешения конфликтов и церковное руководство, библейские модели руководства: учение Иисуса, отношение Иисуса к власти и др.
«Есть у меня мечта… Избранные труды и выступления» — сборник текстов, выступлений Мартина Лютера Кинга, великого христианского пастыря и проповедника, борца за гражданские права, борца против войны. Цитаты:
«Те из нас, кто уже нарушил молчание, знают, какие переживания это доставляет, но мы должны говорить. Со всем смирением, порожденным ограниченностью наших представлений, но говорить мы должны. Однако мы должны и радоваться, так как впервые в истории нашего народа столь значительное число религиозных лидеров решило выйти за рамки проповеди ничем не возмущаемого патриотизма и выступить с протестом, основанным на велении совести и уроках истории.
Возможно, среди нас рождается новый дух. Если это так, проследим тщательно за его проявлениями и помолимся, чтобы в нашем внутреннем «я» отозвались его веления, ибо в темноте, окружающей нас со всех сторон, мы страстно ищем новый путь.
За последние два года, с тех пор как я решился нарушить свое предательское молчание и начал говорить о том, что скрывалось в глубине моего пылающего сердца, когда я стал призывать к полному прекращению разрушительной войны во Вьетнаме, многие спрашивали меня, разумно ли я поступил, избрав этот путь. В глубине их души не раз возникали вопросы: “Почему вы, д-р Кинг, говорите о войне? Почему именно вы присоединяетесь к голосам протеста? Ведь говорят, что борьбу за мир нельзя смешивать с борьбой за гражданские права”. Не поврежу ли я этим делу своего народа, спрашивали меня? И когда я слышу этих людей, то часто, даже понимая причины их озабоченности, я не могу не чувствовать печали, ибо эти вопросы означают, что спрашивающие не понимают по-настоящему ни меня, ни моего призвания, ни моих обязательств. Их вопросы означают, что они просто не знают мира, в котором живут.
Возможно, что действительность предстала передо мной в еще более трагическом свете, когда мне стало ясно, что война не только сводит на нет надежды бедняков, но и посылает сражаться и умирать сыновей, мужей, братьев этих бедняков, причем доля их необычайно велика в сравнении с остальной частью населения.
По жестокой иронии судьбы мы наблюдаем по телевизору, как вместе убивают негры и белые и как они вместе погибают за государство, которое не в состоянии посадить их за одну и ту же школьную парту. Мы видим, как они, объединенные жестокостью в одно целое, жгут нищие деревушки.
Это безумие должно прекратиться. Мы должны остановиться сейчас. Я заявляю это как служитель Бога и брат всех бедных страдающих вьетнамцев. Я выступаю от имени тех, чьи земли опустошены, чьи дома разрушены, чья культура уничтожена. Я говорю от имени бедняков Америки, которые расплачиваются вдвойне: за разбитые надежды у себя дома, за смерть и разрушения во Вьетнаме. Я выступаю как гражданин мира — мира, который с ужасом взирает на то, какой путь мы избрали. Как американец, я обращаюсь к моему правительству. Инициатива в этой войне принадлежит нам. Мы должны взять на себя инициативу прекратить ее».
*Андрей Зубов внесен в реестр иностранных агентов.
