на наш Телеграм
Пора каникул, отпусков и изнуряющей жары — самое время для «легкого» чтения, чтения «жанровых» романов. Подобрали семь романов — каждый на свой жанр «легкой» литературы — при этом, во-первых, каждый из них, несмотря на свою «жанровость», «легкость», — настоящая литература, а, во-вторых, — христианская литература.
Детективный роман
Не пойдем легким путем — не будем предлагать в качестве христианского детектива книги Честертона, Сэйерс. Вспомним великого автора XIX века, классика английской литературы, умевшего сочетать искусство классического английского романа с открытой христианской проповедью, — Джорджа Макдональда. На самом деле это открытое — хочется сказать даже «наглое» — благочестие, проповедничество в романах Макдональда — очень привлекательная, обаятельная черта. Так просто, ясно, открыто, без всяких ужимок говорить о вере, о праведности, как это делал Макдональд, кажется, больше не умеют. «Донал Грант» — роман о молодом человеке, при этом — почти идеальном христианине, устраивающемся учителем юного аристократа. Его наставнические разговоры — наставляющие в христианской вере, в христианской мудрости — с ним составляют один из блоков романа, наряду с замечательным — и в высшей степени целомудренным, куртуазным — описанием зарождающейся любви учителя и наследницы аристократического замка (кузины юного аристократа) — рыцарское соперничество/дружба с предполагаемым женихом, которое составляет еще один блок романа. Все эта отчасти богословско-проповедническое, отчасти романтически-романное удовольствие организуется вокруг центральной интриги — тайны хозяина поместья (дяди наследницы, отца двух других обитателей — воспитанника и соперника героя) — тайны, сначала кажущейся готически-
Исторический роман
Мережковский — классик, мастер исторического романа, и притом пишущий свои романы как своего рода иллюстрации к своей христианской философии. Опять не пойдем легким путем — не будем представлять самые известные его романы — про Юлиана, Леонардо и Петра, посоветуем другой менее известный, но вовсе не менее удачный роман — «14 декабря», роман, который протоиерей Александр Мень считал «наиболее мощной» в трилогии о Павле — Александре I — Николае I. Роман о восстании декабристов, о России, о императоре Николае I, о христианской политике. Это очень хороший исторический роман — просто-напросто интересный, со всем блеском Серебряного века написанный — но вместе с тем это и блестящее христианское размышление об отношениях христианства и революции: Христос и свобода, Христос и власть, Христос и насилие. Что такое история — пространство, где встречаются человек и Бог, или непрерывное пролитие крови? Может ли общество жить по Евангелию, а не только болтать о нем? Во время восстания царь все никак не может решить — «картечь или конституция», и все же решает — «картечь». Декабристы мечтают: «Господь не покинет России. Только бы с Ним, только бы с Ним — и такая будет революция, какой мир не видал!» Но провидят: «Всюду — вольность без Бога — злодейство, братоубийство неутолимое. И надо всей Россией, черным пожарищем — солнце кровавое, кровавая чаша диавола». И все же перед казнью Муравьев-Апостол, автор «Катехизиса», манифеста христианской революции, христианской республики, напишет: «Не спасется Россия, пока не исполнит моего завещания: свобода с Богом».
Научно-фантастический роман
Есть классик не просто научно-фантастической литературы, но пр праву — литературы вообще — и при этом христианский мыслитель. В данном случае, в отличие от Макдональда и Мережковского, не вводящий напрямик в текст христианские мотивы — но таковые без труда реконструируются: Филип Дик. Научно-фантастические приемы играют у Дика роль чисто вспомогательную: пришельцы, марсианские колонии, космолеты — все это скорее декорации бедного театра, где играют гениальные пьесы. Главное в творчестве Дика — христианство. «Последний враг истребится — смерть» (1 Кор 15:26) — это почти его идея фикс. На личном уровне — одиночество и разобщенность, бессмыслица жизни; на общественном — злая власть сильных и богатых мира сего; на онтологическом — чудовищная иллюзия, смерть и тление. Этим врагам Дик бросает вызов. «Три стигмата Палмера Элдрича» — один их шедевров Дика: изобретатель-капиталист Элдрич возвращается из дальнего космоса некоей иной неясной сущностью. И тут разворачивается типичная диковская игра смыслов на разных уровнях. С одной стороны, речь идет о политическом и экономическом захвате человечества, но, с другой стороны, этот захват осуществляется через продажу нового типа наркотиков. Власть, деньги, наркотики образуют чудовищный скрут, паразитирующий на несчастье людей, закабаленных политической и экономической системами. Наркотики есть символ этой паразитации на несчастье — и вместе с тем захвата души, психики — самой реальности; ее в конечном счете трансформации в пользу нового хозяина, ее подмены злой иллюзией — и тут роман предстает мистерией о князе мира сего. Вот эта матрешечная структура: лихо с богатством мощного воображения закрученная научно-фантастическая история — подрывной политический роман — тонкий экзистенциальный роман — религиозная мистерия: это типичная для Дика структура — в «Стигматах», может быть, лучше всего исполненная.
Любовный роман
Грэм Грин вообще знаменит как классик христианских классических романов, признанных как выдающиеся литературные достижения, притом популярные. «Конец одного романа» — один из лучших романов Грэма Грина. Роман о человеческой любви, в которую вторгся Бог. Чудо ли это или «кража», как считает главный герой? Он говорит, что пишет историю ненависти, ненависти к своей возлюбленной и Богу. Но не окажется ли эта история житием? Это именно христианский любовный роман — любовный роман, сам себя богословски деконструирующий. Цитата:
«Иногда я устаю убеждать, что я его люблю и буду всегда любить. Он придирается к каждому слову, как в суде, все переиначивает. Я знаю, он боится пустыни, в которой окажется, если мы разлюбим друг друга, и никак не поймет, что я тоже очень боюсь. То, что он говорит вслух, я говорю про себя, пишу здесь. Что построишь в пустыне? Когда мы бывали с ним много раз на дню, я думала иногда, можно ли исчерпать это совсем, и он, конечно, тоже об этом думает и боится той точки, с которой начинается пустыня. Что нам делать там, если мы друг друга потеряем? Как после этого жить?
Он ревнует к прошлому, и к настоящему, и к будущему. Его любовь как средневековый пояс целомудрия: ему спокойно только тогда, когда он тут, со мной, во мне. Если бы я могла его успокоить, мы бы любили друг друга спокойно, счастливо, а не как-то дико, и пустыня бы исчезла. Может, и навсегда.
Если веришь в Бога, есть ли эта пустыня?
Я всегда хотела, чтобы меня любили, чтобы мной восхищались. Я так теряюсь, когда на меня сердятся, когда со мной ссорятся. Я не хочу поссориться и с мужем. Я хочу, чтобы у меня было все, всегда, везде. Я боюсь пустыни. В церкви говорят. Бог — это все, и Он нас любит. Тем, кто в это верит, восхищения не надо, им не надо ни с кем спать, им спокойно. Но я не могу выдумать веры».
Мистический роман
Не хочется способствовать девальвации термина, но не знаем, как еще принято называть жанр историй о загадочном, необъяснимом, потустороннем, как правило, совпадающий с детективами: «сверхъестественными боевиками», «метафизическими триллерами» называли этот жанр применительно к творениям Чарльза Уильямса — одного из инклингов, группы писателей, в которую входили Льюис и Толкин. «Романы Уильямса надо прочесть все и, по возможности, в том порядке, в каком они написаны. К счастью, первый, “Война в Небесах”, — лучший из них; сюжет его связан со Святым Граалем, знаменитой чашей, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь нашего Спасителя. Святой Грааль попадает в современную Англию, и разворачивается борьба за обладание им, в которую включаются силы добра и зла. Эту книгу можно сравнить только с повестью Честертона “Человек, который был Четвергом”. Я думаю, что сравнение окажется не в пользу Честертона. Уильямс не одарен честертоновским юмором и склонен к парадоксам. Зато он в своих романах не читает мораль; он не ставит перед собой задачи преподать урок или обратить читателей в христианскую веру. Уильямс просто хочет рассказать удивительную и загадочную историю и знает, как это сделать: он пишет о добре и зле, о неизбежной близости человека к раю или аду только потому, что на свете нет ничего более интересного», — писал о «Войне в Небесах» Т. С. Элиот, автор термина «сверхъестественный боевик». Короче говоря — первый роман Уильямса, который, как и все их, можно охарактеризовать так: тут под «популярной литературой» прячется моральная и религиозно-философская аллегория.
Сатирический роман
Ивлин Во — писатель, в разговоре о котором принято применять следующие клише: «классик англоязычной литературы XX века», «великолепный стилист», «выдающийся сатирик», «едкий ироник»; добавим к этому ряду: христианин консервативных взглядов (в лучшем значении этого слова — оппозиционности современному миру, серьезности, взвешенности, трезвого пессимизма без потери веры в вечные истины); и еще: «насмешник, чувствующий себя глубоко подавленным и несчастным» (из его дневников). Эдмунд Вилсон, выдающийся американский критик, называл Во «единственным первоклассным комическим гением, который появился в английской литературе начиная с Бернарда Шоу»; но надо ухватить, что этот комический гений ведет борьбу с современным миром, с элитами Британии (золотой молодежью империи, ее журналистикой, ее колониализмом, ее военно-бюрократической машиной, ее нравами, ее — и всей современности — пустотой, распадом). «Упадок и разрушение» — первый из его романов: общества в эпоху между двумя мировыми войнами. Роман написан о британской закрытой школе, очевидном символе Британии как таковой. Из идиотической аннотации: «Мораль? Ее больше нет! Этика? Она устарела! Религия? Просто смешно». Роман стартует с критики образования, чтобы продолжить развенчанием современных Церкви, семьи, судебной системы, общества в целом.
Фэнтезийный роман
И опять — не пойдем легким путем и в качестве христианского фэнтези не будем предлагать «Властелина Колец» Толкина или «Хроники Нарнии» Льюиса. Лучше обратимся к шедевру, послужившему им образцом. «Фантастес» — первый роман Макдональда — начали и закончим этим чудесным писателем. Сложный символистский мифопоэтический роман. «Фантастес» можно читать и как учебник по духовному восхождению, христианский аллегорический роман — и как фэнтези. Путешествие юноши в Волшебную страну. Клайв С. Льюис в своих мемуарах «Настигнут радостью» пишет о чтении «Фантастеса» как событии, перевернувшем его жизнь. Роман архетипически фэнтезиен: приключения в Волшебной стране.
