на наш Телеграм
“Всё это сказки” — говорят разумные циники о многом, и в частности и часто о религии.
Да, конечно, безусловно, без всяких сомнений — но, если вы уберете сказки, что останется от человека? Животное останется, ибо человек — существо грезящее. Сначала он рисует на стенах и поет, верит в воображаемых существ, затем строит огромные сооружения, чтобы этим существам поклоняться и так далее: в истоке и центре культуры — культ, общение с то ли невидимыми, то ли с несуществующими силами. Отсылают ли эти наши грезы к чему-то Реальному, и человек — животное, способное, по определению Василия Великого, стать богом? Или все это действительно “только сказки” , а человек есть животное, сошедшее с ума?
Как бы мы ни ответили на этот вопрос, признаем: религия, “религиозная иллюзия”, лежит в основе человеческого феномена. Как мы уже писали: в силу исторических и культурных причин многим нашим современникам религиозная вера представляется глупостью, и единственный лик истины, принимаемый ими, — “научный факт”. Однако природа человека не изменилась, и он остается существом религиозным.
И яркий тому пример — научная фантастика.
Религиозная жажда, вытесненная в бессознательное, дает о себе знать в самых неожиданных местах, как и следует вытесненному. В ангелов верить нельзя, но можно в пришельцев — нечеловеческих существ, прилетевших с небес. В Бога — нельзя, но можно в “Силу”, как в “Звездных войнах”. Мистические опыты невозможны, никто не бывает восхищен до седьмого неба, но возможны межпланетные путешествия — в иные миры.
Есть и обратный пример: фэнтези выдумали христиане (Макдональд, Толкин, Льюис). Можно этот факт толковать как свидетельство неослабевающей креативной силы христианства, создавшего нашу культуру и продолжающего ее создавать. А можно сказать, что христиане, скатившиеся до писания детских сказочек, бессознательно признаются, что и Евангелие — детская сказочка.
Или неприятный пример — сайентология, которая является не чем иным, как научно-фантастической религией. Людям кажется, что научная фантастика бесконечно далека от религии, но в реальности она — суррогат религии. Ибо сумасшедшее ли животное человек или нет — тяга к Иному (“фантастическому”), тяга, по-русски говоря, к Богу — неотменимая его черта: человек такое существо, коему специфично общение с призраками (отсылаю здесь к призракологике Деррида).
Таким образом, исследование НФ как паратеологии представляется как минимум интересной задачей. И начнем мы с классика НФ и христианина — с Филипа К. Дика.
БОГ И ПСИХОЗ
Многим нашим современникам религиозная вера представляется, как мы сказали, глупостью. А Дик и был просто-напросто безумцем: наркоманом с неустроенной личной и социальной жизнью, с психическими проблемами, с попытками самоубийства. Быть христианином всегда было неудобно — вплоть до гонений, а в современности быть христианином еще и несовременно (и мы увидим сколь безумно Дик решит проблему современности).
Каково ему было верить в Христа в Калифорнии 60-70-ее гг. XX века — среди хиппарей, сатанинской банды Мэнсона, холодной войны, космических полетов, моды на восточные и псевдовосточные учения, ЛСД и героина? Вера посреди этого мира будет как минимум странной и смешной. “Сумасшедшее животное” — сказали мы, а Дик был попросту психически больным человеком.
В феврале-марте 1974 года с Диком произошло вот что:
«Оно появилось — как яркий огонь с сияющими цветами и уравновешенным рисунком — и освободило от всякого рабства, внутреннего и внешнего».
Коротко говоря, Дик пережил в 1974 г. череду “мистических” опытов. И его огромная “Экзегеза” посвящена попытке понять, что это было.
Первая гипотеза Дика понятна — с ним говорил Бог. Если бы на этом он и закончил, то его случай был бы мало интересен и ограничивался бы вниманием психиатров и теологов. Но гипотез у Дика было навалом. Например, гипотеза противоположная: Дик понимал, что его “мистический опыт” может быть проявлением острого психоза:
«Я совершенно сошел с ума, проецировал и воображал всю эту религиозную, сверхъестеcственную чушь».
«Голос ИИ, трехглазые пришельцы, крайний архаизм содержаний и видение Рима около 45 г. н. э. могли быть попросту психотическим бредом — я не знал, где или когда я на самом деле находился».
Собственно, психоза и не надо, чтобы дойти до “пришельцев”: многие из нас и вполне здоровыми верят в откровенную чушь. Почему? — от несчастья, конечно (но, спросят атеисты, в Бога частенько верят ли не по той же ли причине?):
«Я был на краю психоза в 70-х, когда Нэнси сделала то, что сделала [Нэнси Хэкетт, четвертая жена Дика, порвала с ним в 1970 г], в 73-м или около того я пытался заиметь эго, но оно было таким хрупким, было столько финансовых и других проблем, ограбление дома и остальные ужасы 71-го — все это оставило свою печать. И потому, в особенности из-за проблем с налоговой службой, я был на грани психоза во время 3-74. Бедность, семейная ответственность (новый ребенок) довершили все это. И страх перед налоговой службой».
Между гипотезами Бога и психоза располагаются веером множество других “гипотез” достойных писателя-фантаста: с ним говорили пришельцы (“трехглазые”), он случайно стал жертвой телепатических советских экспериментов и так далее. По ходу построения гипотез Дик подпадает под современный дух религиозного синкретизма и привлекает все возможные учения от Парменида до Лао-Цзы.
При чтении “Экзегезы” хочется думать, что на самом деле Дик не всерьез пишет все это, а “Экзегеза” — черновики к его романам (и правда поздние романы Дика построены на материале “Экзегезы”). Но как бы там ни было, я хочу познакомить вас с диалектикой, которую проделывает Дик в размышлении над опытом “2-3-74”, как он его называл. Как он от бреда приходит к ортодоксальному христианству. В идеале этот путь хорошо бы пройти всем нашим современникам, ибо наша современность наполнена бредом от конспирологии до планеты Нибиру, и в этом смысле “Экзегезу” Дика можно использовать как учебник и образец.
Вот как он описывает итог своих размышлений над опытом “2-3-74”:
«Сатана заставил меня служить ему… пасть его жертвой, быть им порабощенным, принять его за Бога; пока я не понял, что вел свою экзегезу безрезультатно! И тогда я обратил внимание на бесконечность своих теорий и увидел ее как часть космогенической энтропии, и наконец, изнеможденный, начал молиться об избавлении; Бог явился мне в теофании, вошел в битву, уничтожил все теории и закончил мою экзегезу, но не поражением, а логическим познанием Его (чего Сатана не предвидел). Так интеллект и знание в моем случае привели к изнеможению, уничтожению интеллекта, осознанию тщетности того, что я делал; я знал, что ничего не знаю, и тогда Бог вступил в битву и сделал ход, который закончился энантиодромией [переходом в противоположность], приведшей меня к нему, как если бы я блуждал по воле случая; но все это было его планом, это было частью диалектики, которую я и видел».
Фанаты Дика любят говорить о “2-3-74”, но редко говорят о “11-17-80”: моменте, когда Дик понял, что его “мистический опыт” — бред, и это стало поворотом к ортодоксальному христианству и отказу от прочих “теорий”.
Как я писал ранее: если я ввожу онтологическое исключение, то только так я спасаю рациональность. Если я верю в Бога, то я освобожден от обременительной обязанности верить во что бы то ни было еще. Все остальное — семиотическая грязь, облепившая реальность, воображаемые объекты, выдающие себя за подлинные. В конце концов Дик свои “мистические опыты” и теории вокруг них признал за сатанинское наваждение. Попутно он упоминает, что путал Сатану с Богом, а это ведь главная религиозная интрига: различить “бога века сего” и Бога, о чем мы еще поговорим (иллюстрацию этой интриги Дик дает в романе “Господь гнева”, где люди после атомной войны начали поклоняться создателю атомной бомбы, и только немногочисленные христиане сохранили верность истинному Богу). Дик таким образом показывает нам блестящий пример того, что можно назвать “обращением (покаянием) интеллекта”:
«Превращение тезиса “человеческий интеллект не приводит к Богу, а лишь к еще более глубокому заблуждению” в его зеркальную противоположность: “человеческий интеллект, углубляющийся в бесконечность, в конечном счете через заблуждения придет к Богу”. Потому я спасен: я знаю, что я не начал видеть Бога (2-3-74), что привело меня к экзегезе длиной в шесть с половиной лет, но вместо этого я тщусь его найти (11-17-80) — эту иронию Сатана не мог предвидеть, и потому мудрый разум (Бог) побеждает снова, а игра продолжается. Но когда-нибудь она закончится».
Первый тезис означает просто понимание Дика, что он ошибся, а рассуждения “Экзегезы” — чушь и к Богу отношения не имеют. Но интереснее второй тезис: именно понимание бессилия интеллекта приводит-таки к Богу. Дик приходит к своего рода апофатическому смирению: все теории относительно Бога не работают, но понять, что Бог непознаваем, означает понять — познать! — главное Его свойство: Бог суть Непознаваемый, что является, конечно, основой подлинно православного богословия. Интеллект в своих поисках не может обрести Бога, ибо:
«Когда человек понимает, что мир и Бог тотально отличаются друг от друга (Сатана правит миром), тогда могут быть приняты зеркальные противоположности. Позвольте мне добавить, что тотальное откровение о мире не содержит знания о Боге. Бог явился, когда я осознал, что мое теоретизирование ведет меня к бесконечному возвращению, можно сказать, когда я был изможден — и тогда случилась энантиодромия; была доказана тщетность интеллекта и он парадоскальным образом привел к Богу, но только по инициативе Бога. Его вступление (как я это называю) в битву было вторжением божественного».
Интеллект может познавать мир, а Бог неотмирен — знание чего-либо к Богу вообще отношения не имеет (об этом я писал тоже в свое время). Но при этом интеллект, пробегая бесконечность, не находя Бога именно в этой ненаходимотси Его и обретает («ирония, которую не учел Сатана»):
«Я больше не считаю, что знал Бога, я осознал, что вместо этого познавал мир, и в конце концов пришел к Богу. Но не с помощью интеллекта, не с помощью Гнозиса, вообще не собственными усилиями; это было действием Бога, благодаря его любви и доброте, и это еще раз доказывает, что все дороги/пути/маршруты, пройденные до конца, все равно приведут к Богу. Это, как я уже говорил, пример того, как мудрость Бога неизбежно побеждает тупость врага, — это энантиодромия».
“Все пути пройденные до конца все равно приведут к Богу” — “был бы ты холоден или горяч”, как говорится в Апокалипсисе. Или пример Павла: ему, а не кому-то другому, явился Христос — ему, дошедшему до предела в своем фарисействе. Надо быть достаточно “холодным” или достаточно “горячим”, чтобы Бог открыл нам Себя: теплохладных Он изблевывает из уст своих. Каким бы ни был бы Дик смешным/безумным, но теплохладным не был точно. Или по другому: если очень долго и тщательно о чем-то думать рано или поздно «наткнешься» на Бога. Об “энантиодромии” мы еще поговорим, но здесь пока скажем: эта диковское обращение/покаяние/переворачивание чисто христианское: Бог приходит на помощь тогда, когда мы признаем свое бессилие:
«Это показывает необъяснимо жуткую и парадоксальную природу просветления: оно приходит, только когда перестаешь гнаться за ним. Когда ты полностью и окончательно сдаешься.
По другому это можно выразить, сказав, что ответ лежит там, где ты его искать никогда не будешь. Так рождается Дзен. Итак, наконец из лабиринта парадоксов, зеркальных противоположностей, видимостей, бесконечных изменений родился ответ, который я искал, цель, к которой стремился. И он был там, где и тогда, в средней школе, когда я сдавал физику, когда я наконец начал молиться Богу, христианскому Богу — который всегда был рядом, вел меня к себе».
Станислав Лем называл книги Дика “Евангелием, пересобранном из кусочков мусора” — Дик любил эти слова Лема и часто приводил в “Экзегезе”. Инопланетяне, лазерные пистолеты, космические корабли, марсианские колонии и прочая атрибутика грошовой НФ в романах Дика пересобирается в нечто прекрасное. Также и с его “Экзегезой”: совершено трэшевые, мусорные “гипотезы” (пришельцы, телепаты, понадерганные отовсюду кусочки философских и религиозных систем) неожиданно собираются в нечто мудрое и подлинно христианское — отсюда и наш заголовок.
Дик пишет:
«Я узнал, что не нашел Бога. Мое великое открытие состояло не в том, что я нашел, но в принятии того факта, что я не нашел — именно того, что искал».
Я считаю это гениальной фразой: мало кто способен признать, что его великое открытие состоит в поражении. Найти Бога, осознав, что всякое понятие о Боге — идол (формула Григория Нисского).
ОТ ГНОСТИЦИЗМА К ОРТОДОКСИИ
Я постоянно говорю о ортодоксальности христианства Дика, пора привести пример. Ну вот такая “частность”:
«Необходим тринитаристский взгляд на то, что Бог и Христос являются единой сущностью».
Это “частный” пример того, как Дик в своих безумных записках приходит к ортодоксии: к Троице и Богочеловечеству в данном случае. Но подлинную интригу религиозных “приключений” Дика образует его отказ от гностического мировоззрения и переход к христианскому.
Главное в творчестве Дика — видение мира как злой иллюзии (об этом мы писали в «Прикладной демонологии»): галлюцинации покойников в «Убике», наркотический кошмар в «Трех стигматах». Во всех почти произведениях у Дика появляется внешняя сила (тот или иной образ Бога или просто Христос как в “Лабиринте смерти”), спасающая людей от этого рабства. Это описание противоборства злой иллюзии и Бога можно одинаково считать и гностичным и христианским. Вопрос здесь стоит так: реальность сама по себе злая и создана злым демиургом, а Бог к этому никак не причастен (гностицизм) или реальность изначально блага и создана Богом и лишь “потом” пала в зло (христианство)? На первых стадиях “Экзегезы” Дик стоит на позициях гностицизма:
«Зебра [так Дик иногда называет Бога] подделывает подделку — что соответствует гностической идее о неповоротливом демиурге, от которого мы спасаемся истинным Богом. Это спасение, спасение не только людей, но всего павшего (испорченного, ненастоящего) космоса является сверхвоплощением его на невидимом онтологическом уровне, который я видел как растущее Тело Христово. Поддельная подделка = нечто реальное. Бог/спаситель подделывает этот враждебный космос чем-то невидимо реальным. Из всего этого следует, что Бог через Космического Христа впитывает в себя наш космос».
Итак, мир сам по себе онтологически скверен. Дик справедливо говорит, что это гностическая идея. Но уже в этом отрывке мы видим как он гностицизм превозмогает: Благой Бог в гностицизме не спасает мир, но спасает избранные души из мира: мир сам по себе неспасаем, из него следует уйти. У Дика же на этой стадии мы видим, что Благой Бог не проводит эвакуацию пневматиков, но спасает дурное творение. Собственно чуть дальше по тексту Дик так и говорит:
«Я расхожусь с гностицизмом и Мани: Бог не просто возвращает искры, рассыпанные в космосе, он заражает (благой) онтологией — его законом, т. е. правлением (истинного) Бога — прежде нереальный Космос — потому я говорю, что он спасает все творение путем сверхвоплощения и ассимиляции, так восстанавливая раскол в божественном, действуя в истории, как считал Гегель. Кроме спасения нас, он спасает существ; кроме существ — всю жизнь; кроме жизни — все творение».
И все же эти сами по себе интересные и уже не гностические идеи “заражающей благой онтологии” и спасения всего дурного “ненастоящего” творения через заражение этой онтологией — не ортодоксальное христианство, ибо оное верит в изначальную реальность и благость мира. К ортодоксии Дик приходит здесь:
«Господь не делал смерти и не получает удовольствия от уничтожения живого существа: он создал все вещи, чтобы они могли быть. Творящая сила; мира, созданного для жизни; нет в них смертельного яда. Смерть — не Царь Земли, ибо Справедливость бессмертна. […] Это не злой мир, как предполагал Мани. Это добрый мир под властью зла».
И вот это уже чисто христианское утверждение: Благой Бог творит благое творение, впавшее грехопадением во зло, от коего Бог его спасает.
От гностицизма к христианству — я вижу здесь путь от обывательского цинизма (мир плох, люди злы, все нас обманывают, истины или нет или она чудовищна) к “наивному взгляду” (мир прекрасен, люди добры, истина есть и она прекрасна). “Наивный” взгляд — Божий, Бог создал рай. Змий же, этакий прощелыга-соблазнитель, открывает “наивной” Еве “правду”: Бог обманывает тебя, познай добро-зло и пр. Дик, сам очень несчастный человек, из-за этого психологически совершенно понятно желающий видеть мир дурным, переходит от взгляда циника-Змия к взгляду невинной Евы: не Бог, а Змий — обманщик, “наивные дурачки” — правы, циники — нет:
«Этот мир святой феномен, построенный с ведения и искусства Бога».
Добро — реально, зло — ложь. “Экзегеза” учит нас как освободиться от бреда и через признание нашего бреда и поражения прийти к Богу: от гордыни к смирению, от знания к вере, от видимого идола к Невидимому Богу. Как, повторю, хотелось бы, чтобы и мы наши телевизионные и интернетовские замечательные “теории” признали бредом и осознали наше непонимание всего, что происходит вокруг, а прежде всего осознали наше незнание Бога. Дик подает нам в этом пример — путь, проделанный Диком от гностического видения к христианскому. На этом пути Дик одарил нас чрезвычайно интересными находками относительно зла и добра, реальности и иллюзии, Бога и Сатаны. Главное во всем этом — любимое Диком словечко “энантиодромия” — переворачивание/обращение/покаяние.
БОГ ВЕКА СЕГО И ХРИСТОС
Мир во зле лежит: это слишком очевидно, чтобы нужно было доказывать и иллюстрировать. Вопрос в том, кто правит этим миром во зле лежащим — Бог или кто-то еще? И самое главное: кого мы называем Богом? Не того ли кого Павел называл “богом мира сего”? Мир вот такой злой, и он создан Богом, если мы здесь остановимся (а на самом деле многие и многие именно так и делают), то мы придем к теологии стокгольмского синдрома. Но мир такой, каким мы его “застали” — функционирует не по Замыслу Божьему, он грехопадением ввергнут в зло, и правит им не Бог-Творец, а “бог мира сего”, Сатана. В этом смысле наш мир — “не настоящий”, мир во зле лежит, но при этом зло, чему учит нас как философская, так и богословская традиция, в некотором важном смысле не существует: нами правит злая иллюзия. Боги, как нам известно по Отцам, с одной стороны — бесы, а с другой — иллюзии. Как мы слишком часто повторяем (но это важная мысль), Сатана — отец лжи и человекоубийца от начала; важно помнить эту спайку лжи и убийства, идеологии и концлагерей, фантазмов и реального насилия. Филип Дик как никто другой это понимал:
«Как может то, что даже не существует, насильственно на нас воздействовать? Сначала мы подчиняемся, просто придавая этому миру значение (т. е. признавая его реальность), а потом уже подчиняемся его приказам. Мы относимся к нему саморазрушительным, неподходящим образом, мы позволяем ему быть Повелителем».
Это как раз то, что мы писали: бесы правят через соблазн, через систему наведенных значений. Христианство суть нигилизм, ибо не придает значения миру сему. Познайте истину, и истина сделает вас свободными. Дик великолепно описывает, что познание истинного Бога дарит также и познание истинного мира, прекрасно показывает тождество зла и лжи:
«Разве наши предки сошли с ума и перестали видеть то, что есть? Слои завес зла должны быть сняты или счищены (пробуждение, смывание кровью Агнца, крещение и т. д.). Пробудиться — значит, пробудиться к истине, а также к красоте: к единству. Омрачение заставляет видеть ложь, видеть зло. Зло равно лжи равно злу равно омрачению равно нереальному. Бог добр, мир добр, мы подобны ему, но каким-то образом отстранились. Как от мира (!), так и от Бога. Бог равен миру, если видеть правильно (ясно). Кто же обманывает нас? См. Зиммер. Мы сами ткем паутину иллюзии: пугающие маски нереального — проекции отвергнутых частей нас самих. Они внутри, спроецированы наружу, став злом. Если возвратить их назад, мы увидим прекрасный мир.
Мы стали уродливыми и запутавшимися во зле, в пугающем (нас) и во зле. Возможно, все, что мы имеем в виду под “злом” — это уродливое и пугающее плюс странное, превосходящее наше понимание (которое ограниченно). Зло (вы готовы?) неестественно».
Прекрасный фрагмент в частности и потому что он совершенно негностический, полностью христианский: мир сам по себе реален в высшей степени — созданный Богом: благим Богом и потому мир на самом деле прекрасен: откровение Бога не отдаляет нас от мира (но спасает от “мира сего”), а дарит нам подлинный мир (не “сей”, а Божий). Здесь важная рифма с предыдущим фрагментом: откровение мира ничего не говорит о Боге, но откровение Бога есть еще и откровение о мире: открываясь Богу, мы открываемся и миру.
Из раза в раз в каждом почти своем произведении Дик на разные лады варьирует эти мысли. В «Лабиринте смерти» Дик выстраивает матрешечную иллюзию: 1. Люди будущего заменили христианство на некую виртуальную религию: искусственный Христос может беседовать и утешать их. 2. Команда космического корабля имеет своим главным досугом виртуальные игры: от реальности корабля они спасаются в выдуманных мирах. Здесь Дик блестяще показывает сродство лжи и насилия: игры команды с каждым разом становятся все кровожадней. 3. А главная иллюзия — иллюзия самой данной реальности: корабль сломан и команда будет до своей смерти находиться на нем: страшная безнадежная реальность. То что мы считаем “реальной реальностью” — кошмар (бессмысленность жизни и неизбежность смерти — константы нашего существования, кои Дик аллегорически передает в образе сломанного где-то далеко в космосе корабля). От этой злой реальности мы бежим в успокаивающие иллюзии (идеологии, самообманы, “развлечения”, карьера и прочее: у Дика искусственный Христос и виртуальные игры). На этом можно было бы и остановиться, но христианский гений Дика добавляет последнюю деталь: уже настоящий Христос приходит на этот сломанный корабль. Данная нам реальность — “объективная реальность, данная нам в ощущении” — на поверку оказывается тоже иллюзией, Бог спасет нас от нее. Фактически Дик здесь передает в художественной форме Евангелие: Бог приходит спасти нас от злой реальности бессмысленной жизни и неизбежной смерти, от коих мы прячемся — или бесы нас прячут — в разного рода лжи.
В «Убике» описывается иллюзорный мир сплетенных сознаний “полумертвых людей” (они мертвы, но техника поддерживает какое-то время их психическую активность). Они об этом, конечно, не знают. Постепенно их совместная иллюзия превращается в кошмар. Убик — некая внешняя сила (образ Бога) вторгается в их иллюзию и сообщает им правду (они мертвы, их реальность — злая иллюзия) и спасает их. Еще одна прекрасная метафора Евангелия: спасение из мира смерти.
В «Трех стигматах Палмера Элдрича» Дик описывает “бога мира сего”. Элдрич встретившись где-то далеко в космосе с чужеродной силой привозит землянам наркотик. Этот наркотик меняет пространство-время (или их восприятие), превращая реальность в кошмар: подмена Божьего мира бесовскими иллюзиями.
Тема наркотиков (а наркотик это превосходный образ власти Сатаны — удовольствие, несущее страдание, зло и смерть) лучше всего дана конечно в «Помутнении», но важнее нее в романе тема поддержания порядка мироправителям тьмы века сего. Главный герой романа жертвует собой ради познания страшной истины: наркотик (носящий имя “Смерти”) производится Центрами реабилитации наркоманов и сами же бывшие наркоманы и выращивают наркотик. Блестящая метафора мира сего, кругооборота зла: то “добро”, что предлагает мир сей, включено в систему зла и поддерживает её.
Подлинно демонический образ властей мира сего и их лжи, поддерживающей их власть находим в рассказе “Вера наших отцов”. Герои рассказа обнаруживают, что правительство подмешивает в водопровод некий галлюциногенный наркотик. Избавившись от действия наркотика герои понимают, что их Правитель — не человек, а некий инопланетный монстр, причем избавившись от галлюциногена каждый видит монстра по-своему. Мир сей выдает себя за нормальный средствами разного рода иллюзий и лжи. Но если кому-то удастся избавиться от морока, он увидит монструозное лицо властей.
Примеры можно было бы длить, но, думаю, уже понятно: Дик проделывает чисто христианский жест. Следует “переменить ум” (покаяться), обратиться, перевернуться (“энантиодромия”), чтобы познать Истину. На самом деле “мир сей” во всей своей блестящей красоте — морок, “бог века сего” — сатана, а истинный Бог — не царь, а распятый бездомный еврей. Царство наследует не властвующие и богатые, а мытари и блудницы: следует перевернутся, обратить ум: “последние станут первыми”. Это еще один смысл нашего подзаголовка, по Павлу:
«9 Ибо я думаю, что нам, последним посланникам, Бог судил быть как бы приговоренными к смерти, потому что мы сделались позорищем для мира, для Ангелов и человеков.
10 Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии.
11 Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся, 12 и трудимся, работая своими руками. Злословят нас, мы благословляем; гонят нас, мы терпим; 13 хулят нас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне» (1 Кор).
Сор, мусор, трэш: для века сего, а для Бога — избранники.
ХРИСТИАНСКАЯ ОПТИКА
Диковские герои и есть этот сор, какие-то всегда несчастные неудачники, больные, нищие, наркоманы и пр. Сам Дик был таким. Удачность этой позиции, вероятно единственная — в понимании, что миром правят зло и смерть: на уровне “сора” это слишком очевидно, но весьма не очевидно удачливым и успешным. Потому что именно из положения сора «легче» всего перевернуться-обратиться. Успешным, дабы увидеть несправедливость мира и власть смерти, следует уподобиться героям романа Дика «Лейтесь слезы…» — знаменитейшей телезвезде, оказавшемуся полностью безвестным из-за очередной придуманной Диком смены реальности, или полицейскому вельможе, пролившему слезы из-за смерти сестры. “Последний враг истребится — смерть” — это идея фикс Дика. На личном уровне — одиночество и разобщенность, бессмыслица жизни, на общественном уровне — злая власть сильных мира сего и богатых, на онтологическом — чудовищная иллюзия, смерть, тление. Христос побеждает все это, избирая сор, трэш. Трэш для мира, не для Христа: чтобы увидеть это, следует сменить оптику. Приведем просто несколько цитат их “Экзегезы” по поводу смены мирской оптики на христианскую. Но главное, повторим еще раз: мир сей под властью бога века сего и противоположный ему истинный Бог. Распятый, из сора собирающий-восстанавливающий мир. Следует перевернуться, чтобы понять: бог века сего — сатана, а истинный Бог — Распятый, и следовательно, вслед этому надо перевернуть с ног на голову все:
«Каждый, действующий подобно мне, может уловить этот уникальный шанс, удачу — найти в своей жизни, в своем разуме спрятанного бога, deus absconditus; пробуя все самые странные комбинации вещей и мест, подобно высокоскоростному компьютеру обрабатывая все подряд, он может обнаружить даже осторожного бога, может подловить его, ткнув куда-нибудь неожиданно. Если правда, что истинные ответы (и подлинные абсолюты вместо видимостей) там, где их менее всего ждешь, эта техника “попробуй все” может однажды и сработать, может удасться, может оказаться, что ты долгое время был один на один с тайной, лицом к лицу, не различая ее лица. Если видеть загадку в обыденном, даже самая хорошо замаскированная внеземная форма жизни может однажды ошибиться и покинуть свое укрытие. В первую очередь следует стать наивным человеком, который может поверить во все, что угодно, в то, что видят и более опытные люди, но концептуально автоматически отбрасывают. Такое дитя верит в то, что, как знают взрослые, не может быть, и потому они никогда этого не видят, перед глазами: скрытое в ясном свете [Здесь новозаветная тема детей и немудрого, тема “имеющих уши и неслышащих”, а также важнейшая тема о том, что обыденность будучи созданной Богом — сама по себе чудо и “возлетать” никуда не надо: Бог везде — “скрытый в ясном свете”.]
Такой завороженный, легковерный, изобретательный человек может получить ценнейший дар — увидеть игрушечных дел мастера, сделавшего все его игрушки. Божественное и есть создатель этих игрушек — кто может всерьез (sic!) в это поверить?».
“Тезис: все вещи наизнанку (но в “апокалипсисе” примут свою истинную форму). Потому лучшим местом для поиска Всемогущего является, например, мусор на аллее. А Сатану надо искать в огромных соборах и т. д. Через энантиодромию они “в тот день” примут правильные очертания — великий переворот” [Дик, как и всякий истинный христианин, чает Конца века сего и знает, что Апокалипсис — не конец света, а восстановление мира, победа Бога].
«Случайно перебираешь мусор, гонимый ветром, и вот он Бог. Кусочки и частички слепились вместе и образовали единство».
«Так что гонясь за смыслом достаточно долго в смысле его восходящих уровней, ты обнаружишь, что совершил полный круг и заканчиваешь тем, что встречаешь наивысшее божество, готовящее на кухне, приплясывая под попсовый мотив по радио, находишь его в популярных романах и в дыхании ветра в кронах деревьев на аллее» [не надо эзотерики и “тайн”, возвышенных размышлений: они уводят, а не приводят к Богу, следует быть как ребенок, чтобы познать Его; все теории — глупы, а мир такое чудо, что других чудес просто не надо].
«Пока приходили и уходили метафизические и теологические системы, оставалось необъяснимое: волна дыхания в кронах деревьев на аллее — подсказка в цвете и движении».
«Наши миры намеренно заперты, потому мы не видим тюремный мир, в котором мы рабы, созданный могущественным магом, злым божеством, которому, однако, противостоит загадочная спасающая сущность, которая часто принимает трешевые формы и которая восстанавливает наши настоящие воспоминания. Эта сущность может быть даже старым алкашом. [Так в Средние века верили, что любой нищий может быть Христом.]
Наркотики, коммунизм, секс и ложные частные патологические псевдомиры вовлечены во все это, но гноевидная спасающая сущность, загадочная, как ртуть, в конце концов нас спасет и восстановит истинное человеческое состояние. Тогда мы перестанем быть всего лишь машинами рефлексов. Это моя керигма, рассыпанная по многим книгам, здесь сведенная в одно целое» [важное замечание о “машине рефлексов”: есть мирская политика влечений, через кои бесы правят нами, и есть противоположная ей божественная политика освобождения желаний: во Христе мы обретаем свободу и спасаем наши желания].
“Спаситель кажется поддельным (инвертированным), но оборачивается настоящим. Все здесь перевернуто; реальное фальшива, фальшивое реально (зеркальный эффект)”. [Кто всерьез поверит — никто почти и не поверил — что Бог и Мессия — Распятый?]
«Бог маскируется под вселенную, ту самую область, в которую он вторгся; он подделывается под палочки, деревья, бочки с мусором — он предпочитает быть отвергнутым мусором, так его дольше не замечают. Скрываясь, Бог буквально сидит в засаде в реальности и в нас. Бог и вправду нападает и калечит нас, действуя как антидот» [еще одно описание Боговоплощения, а еще важная мысль, что Бог и вера в Него для мирских — т. е. для всех нас святости не достигших — травматична: надо сораспяться со Христом].
«Он здесь и не здесь, там и не там. Вся наша реальность — голограммоподобная фальшивка, и под видом фальшивки он заменяет ее (истинной) реальностью. Потому невероятные явления реальны, а действительные, ожидаемые и ощутимые — нет. Наши критерии различения реального и нереального полностью перевернуты; реальное — это нечто прочное, тяжелое, серьезное, а нереальное — это огни святого Эльма, блуждающие огоньки. Поразительно! Если это так, мои сочинения чего-то стоят. Кроме очевидного доказательства того, что вселенная — фальшивка (и наши воспоминания тоже) и предоставления наиболее точных, основательных и тщательных перевернутых критериев для отличения истинно реального как неба от земли (любовь, исключения, юмор, определение и т. д., маленькие добродетели) и, как говорит Лем, я как-то укладываю мусор на мусор, пока он не “сжимается” в нечто иное: зеркальная противоположность, “вселенная, увиденная наоборот” завершена, как в “Мастере всея Галактики”.
Я верю, что Спаситель здесь. Но он еще и скрыт, и это создает сложности, не так ли? Например, он скрывается таким образом — появляясь так, как мы менее всего ожидаем» [скажем, под видом хлеба и вина или под видом “неприятного” ближнего].
ЧЕРНАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ТЮРЬМА
В последней цитате Дик говорит о “голограммоподобной фальшивке”. Одной из его “гипотез” (жаль, он не сделал из нее романа) была такая: последних двух тысяч лет не существовало, мы находимся в первом веке от Рождества Христова, христиане ведут борьбу с Империей. Империя создала голограмму, дабы мы не знали истинную суть вещей, забыли истинную борьбу. Хороший сюжет для романа, но и хорошая метафора историософии книги пророка Даниила. Пророк описывает земные царства как части одного истукана и противопоставляет этому истукану истинное Царство Божье. Царства меняются, но сущностно они — одно противобожественное Царство. “Империя вечна”, — говорит один из героев Дика. Есть одна Империя (в “гипотезе” Дика — Римская) и противостоящие ей христиане. Дик в частности писал о
«сверхвременном эйдосе тайных подземных революционеров-христиан, одним из которых я был, сражаясь против Черной Железной Тюрьмы».
“Сверхвременном” — не суть важно, что конкретно происходит в истории, суть важно что исторический процесс сводиться к битве революционеров-христиан с Черной Железной Тюрьмой, к битве за
«всех человеческих духов, пребывающих в рабстве».
Здесь возникает эсхатологическая тема. Дик “гипотезой голограммы” хотел решить старую проблему библеистики: Христос вроде бы обещал Конец века сего при жизни первого поколения христиан, а прошло уж две тысячи лет: по Дику, не прошли, мы все до сих пор в Римской империи I века и Мессия близко. Наше время — эсхатологическое время, мы буквально живем в Конце века сего, в Апокалипсисе, а конкретный хронологический счет годов не важен. Христос рядом, среди нас, как писал Дик в “Свободном радио Альбемута”:
«Конец света всегда приближается, но никогда не приходит. Он воздействует на нашу жизнь именно тем, что всегда близко — но не здесь и сейчас».
А вот из “Экзегезы”:
«Во сне Джеймс-Джеймса я видел, как силы Пальмового Сада быстро и скрытно прибывают. Так что они должны быть уже рядом сейчас (но сказать “сейчас” значит пасть в заблуждение, что линейное время реально). Они могут быть уже в секундах от нас. Но Палмер Элдрич может вращать свой иллюзорный мир кажующуюся вечность. Это как в “Глазе”, когда до помощи подать рукой, но они никак не могут проснуться. Да, мы спим, как в “Глазе”, мы должны проснуться и увидеть прошлое сквозь сон — ложный мир со своим собственным временем, увидеть помощь снаружи, которая тут уже сейчас. Восприятие сил Пальмового Сада — это не восприятие будущего события, это, как в “Глазе”, осознание того, что реально присутствует уже сейчас».
Конец века сего, Пришествие Христа — не будущее событие, но нечто, что происходит сейчас, суть нашего времени.
Вернемся к идее Дика о “заражающей благой онтологии”.
Христос сидит одесную Отца с ранами от гвоздей. Господь спасает не некий абстрактный мир и не неких абстрактных людей — а вот этот наш падший мир и нас грешников. Бог “вторгается” (один из романов Дика носит название “Всевышнее вторжение”) в нашу дурную реальность и спасает ее изнутри: сообщество блаженных, Церковь Торжествующая, есть сообщество спасшихся грешников, их истории (включая их грехи) никуда не делись, но преобразованы Богом в нечто благое, как Он вообще умеет из нашего зла делать добро, также как Он превратил позорную казнь Распятия в величайший триумф. Дик раз за разом пишет об этом в “Экзегезе”: в нашу злую иллюзию вторгается Бог и спасает ее, делая реальной и благой. Мне кажется это чрезвычайно важной мыслью: Бог не отбрасывает наши жизни со всей их грязью. Самую эту грязь Он спасает (как Его раны вошли в Божественную вечность), наши биографии не отбрасываются, а спасаются счастливым финалом. Ужас истории спасен Новым Иерусалимом.
Как мы видели, сама диковская “Экзегеза” есть история поражения, а это поражение становится триумфом Дика. Этот же ход можно найти и в его романах: в цитировавшемся “Свободном радио Альбемута” герои проигрывают свою борьбу с тиранией, но оказывается, что их поражение входило в план борьбы. В “Помутнении”, как мы уже говорили, герой именно проигрывая открывает истину. Одним из навязчивых образов Дика было видение времени как процесса тления, разрушения, энтропии (гениально показанной в «Сдвиге во времени по-марсиански»). Это связанно с его эсхатологическим ощущением: в это время тления приходит Христос, спасая нас от тления. В “Экзегезе” Дик приводит совершенно чудный образ:
«Вот пример иерархического ранжирования. Машина скорой помощи заполнена горючим и припаркована. На следующий день осмотрена. Обнаруживается, что горючее почти закончилось, а движущиеся части весьма стерты. Это должно быть делом энтропии, потери энергии и формы. Но если понимать, что эта скорая привезла в больницу умирающего человека, где ему спасли жизнь (и потому потратила горючее и несколько истрепала детали), тогда мы увидим, что с учетом иерархического превосходства по рангу не только не было потерь, но в действительности еще и чистая прибыль. Чистая прибыль, однако, может быть измерена только вне закрытой системы новой скорой. Каждая победа Бога как разума и воли достигается этим подъемом уровня соотнесенности и никак иначе».
В злой иллюзии, времени тления, в логике “бога мира сего” движения блага не видно. Следует выйти из мирской логики (из “закрытой системы новой скорой”), как мы и писали: разницу между антихристовой логикой и Христовой можно сформулировать как разницу между замкнутостью и открытостью: в христианской логике сущее разомкнуто к бытию, время к грядущему, человек к воле. Нужно сменить взгляд, “перевернуться-обратиться”, чтобы видеть мир в божественной логике.
Заражающая благая онтология спасает злую иллюзию. Это напрямую связано с логикой “поддельной подделки” («обман обмана» Канта), о которой часто говорит Дик. “Разумное” с точки зрения мира сего, неразумно с точки зрения Бога и наоборот. В “Человеке в Высоком Замке” Дик описывает мир, где победили нацисты, но какой-то НФ-писатель пишет роман о том, что нацисты проиграли, а выиграли союзники. Этот роман в романе — “поддельная подделка”, ведь читатель понимает (а герои догадываются и надеются), что описанное в НФ романе — правда, а мир, в котором они живут, соответственно, ложный. Это ещё одна блестящая метафора Откровения: есть книга как бы “безумная” (“какой-то странный еврей распятый, странные притчи рассказывающий”), но на самом деле она несет Истину, а мудрость мира сего — ложь. Но ведь и само Боговоплощение можно назвать “поддельной подделкой”: в грешный мир приходи Бог под зраком раба (это как в теории приманки восточных богословов: Бог “прячется” — Дик несколько раз как мы видели употребляет этот образ — в человеческой плоти, обманывает Сатану и взрывает ад изнутри).
СНЯТСЯ ЛИ АНДРОИДАМ ЭЛЕКТРООВЦЫ?
Это приводит нас к некоей философии искусства, в частности искусства диковского. Мы писали: поток фактов сам по себе бессмыслен, смысл приходит Извне. Всякое искусство несет райский или эсхатологический опыт, ибо всякая история — даже самая “чернушная”, самая трагичная, или, что особо иронично, даже абсурдистская, желающая высветить абсурд жизни, — собирает (так можно перевести с греческого “Логос” — “собирание”: как и Дик “собирает” из кусочков мусора Евангелие), осмысляет факты в целое — в силу самой своей структуры: зачин-кульминация-финал, рамка, начало-конец. Пришествие Мессии дарит истории финал, тем самым переосмысляя ее, даруя ей Себя — Смысл, Логос. А Дик, в свою очередь, оценивал свое творчество так:
«Последний мой сон о книге, о шедевре, который войдет в энциклопедии, указывает на упомянутый выше роман со скрытым посланием, а также на “Убик” и т. д. Я начинаю думать, что последний сон не нес сообщения типа “Напиши такую книгу”. Наоборот: ты писал такие книги (с евангелием, пересобранным из мусорных кусочков, как это назвал Лем). “Есть иная овца, которую я должен привести”, как сказал Христос. Этот сон не говорил мне, что делать, но объяснил, что я делал все это время. Я, модный среди марксистов Запада и Востока, я, неизвестный даже самому себе, нес им евангелие в форме, наиболее приемлемой для них. Я думаю, теперь, когда это (3-74) объяснено мне, я мог бы сделать то же самое уже сознательно, намеренно, сделать сам; возможно, моя работа уже успешно завершена. Мне наконец сказали, что я сделал: овца в волчьей шкуре, так сказать. […] Возможно, теперь я смогу отдохнуть. Это интересно — можно открытым текстом сказать марксистам, что мои книги теологические по своей природе, но они не обратят на это внимание, будто я этого не говорил. “Он не понимает собственных работ”, как сказал один из них. Они не могут увидеть это не только без посторонней помощи, но и с моей помощью. Но я уверен, что на некотором уровне (правого полушария) они воспринимают это; о да, подсознательно!!»
Романы Дика, как и всякая хорошая НФ, как и всякое хорошее искусство (помните мысль о “сказочках”, с которой мы начали), — более реальны, чем реальность данная: андроидам электроовцы не снятся, ибо, будучи машинами, они не способны грезить. Наши критерии реальности перепутаны, учит Дик: на селе живут в основном грешники, но село стоит на одном праведнике, город спасается юродивым. Кратчайший момент влюбленности “реальней”, чем впустую в цинизме прожитые годы. Радость мгновенна, депрессия длительна, но радость реальней. Поэзия сообщает о мире больше, чем наука. Бог не в буре и не в землетрясении, а в “гласе хлада тонка”. Данная нам реальность — испорчена, но мы не видим ее испорченности из-за бесовского морока. Морок развеивается и подлинная реальность раскрывается в искусстве: в сказочках, в “религиозной иллюзии”, коя суть “поддельная подделка”, выдумка в мире сем. Но по логике Дика, мир сей — сам иллюзия, и иллюзия внутри этой иллюзии на поверку оказывается истиной. Вернемся к Змию и Еве: Ева была соблазнена Змием и его ложь стала для нас потомков Евы — правдой, реальностью, где мы вынуждены жить. Но вот Христос приносит Благую Весть — она внутри обмана Змия, в логике этого обмана — сама обман, но как видим в логике Дика: обман внутри обмана оказывается истиной.
В романе «Снятся ли андроидам электроовцы?» все эти темы сплетены. Разницы между людьми и андроидами почти нет, «вычислить» андроида можно только по одному признаку — отсутствию эмпатии (сопереживания, сочувствия, сострадания). Важнейшая мысль — критерием между реальностью и подделкой является сострадание. Среди людей популярны особые устройства — “эмпатоскопы”, с помощью которых люди сливаются с неясной природы существом Мерсером. Вместе с Мерсером они совершают путь из Могильного мира, где тление полностью победило, вверх по склону холма, где на них нападают некие “убийцы”. Это, конечно, христологическая картина: путь от тления к воскресению, которому мешает Человекоубийца. Андроидам удалось доказать, что Мерсер — мошенник, эмпатоскопы — мошенничество. Однако между “недоумком” Изидором (дурачком столь глупым, что его угораздило пожалеть и подружиться с андроидами) и “мошенником” Мерсером происходит примечательный разговор, прекрасно иллюстрирующий “религиозную иллюзию” как “поддельную подделку”:
«Наступило опустошение; опустошение следовало за всем, но ничто не следовало за опустошением, кроме… Кроме хрупкой, согбенной фигуры Мерсера; старик вышел ему навстречу, лицо выражало безмятежность.
— Небо нарисовано? — спросил Изидор. — Мазки, доказывающие, что небо поддельно, действительно существуют?
— Да, — ответил Мерсер.
— Но я не вижу их.
— Ты подошел слишком близко, — объяснил Мерсер. — Их можно заметить только с очень большого расстояния, с того места, где стоят андроиды. У них — собственный взгляд на будущее.
— Почему они обвинили тебя в том, что ты — подделка?
— Я и есть подделка, — ответил Мерсер. — Они не обманывают. Все так, как они говорят; с точки зрений андроидов, я — уставший от жизни некогда популярный актер — Эл Джари. Они действительно приезжали ко мне домой и взяли интервью. И я рассказал им все, что они хотели знать, все до последнего слова.
— И даже о виски? Мерсер усмехнулся:
— Они узнали всю правду, им пришлось здорово потрудиться. С их точки зрения, разоблачение из уст Бастера Френдли прозвучало как приговор. Им еще предстоит поломать голову, почему после разоблачения ничего не изменилось. Почему? Да потому, что и ты, и я, мы оба все равно остались здесь. — Мерсер поднял руку, указывая на каменистый склон. — Я выведу тебя из Загробного Мира прямо сейчас и буду идти рядом до тех пор, пока ты не потеряешь интереса к жизни и не захочешь покоя. Но тебе предстоит научиться не оглядываться на меня, потому что я постоянно смотрю на тебя.
— Мне не понравилось то, что они сказали насчет виски, — сообщил Изидор. — Это унизительно,
— Твои критерии морали слишком высоки. Мои — нет. Я никого не осуждал, и даже себя самого. — Мерсер протянул Изидору руку, пальцы сжаты в кулак. — Ты кое-что забыл. Возьми. — Мерсер разжал пальцы. На его ладони спокойно сидел паук, которого мучила Прис; все лапки насекомого были целы.
— Спасибо. — Изидор пересадил паука на свою ладонь».
«Им еще предстоит поломать голову, почему после разоблачения ничего не изменилось» — так же и все разоблачители христианства так и не увидели — и не увидят никогда — окончательного успеха, ибо они критикуют всегда что-то совсем не то. Андроиды, “ненастоящие люди” доказывают, при чем успешно, что главное их отличие от “настоящих людей”, т. е. эмпатия и способность подключаться к эмпатоскопу — обман. Но дурачок понимает больше чем умные андроиды: андроиды неспособны испытывать сострадание, горевать по мертвому, чаять его воскресения. Но мертвое воскреснет, как воскрес паучок, убитый андроидами и воскрешенный Мерсером. Цинизм андроидов — не показатель превосходства и обладания истины, а свидетельство их неполноценности. Мир сей этого не видит, но видит “недоумок”, ибо Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых. Например, странный фантаст понял больше чем “нормальные” реалисты.
Романы Дика описывают тотальный кошмар, полное несчастье, поражение, но силой искусства Дик всегда преобразует кошмар и поражение в победу и радость. Так и Бог делает с нашей историей. Бред через понимание, что он бред, преобразуется в истину, злая иллюзия развеивается, и мы видим благую реальность, созданную благим Творцом, благая онтология заражает дурную реальность и спасает ее, христиане берут штурмом Черную Железную Тюрьму, и мы понимаем, что Бог всегда — в трэшевых формах — был с нами. Этому учит “Экзегеза” и романы Филипа Дика, фантаста и сумасшедшего христианина.
