Продолжаются живые и острые обсуждения вопроса перевода богослужения на русский язык. Масла в огонь добавил опрос, проведенный ВЦИОМ по заказу Свято-Филаретовского православно-христианского института, о языке богослужения и инициативе Патриарха по частичной русификации богослужения. Данные опроса показали, что «три четверти православных россиян (75%) в той или иной степени поддерживают предложение патриарха по частичной русификации богослужения» и что «православные россияне скорее пойдут в храм, где богослужение совершается на русском языке, — об этом сообщили 30%».

Данные опроса тут же стали трендом обсуждения в православных группах — в группах сторонников перевода с радостью, а в группах противников перевода тут же появились обвинения в некорректности опроса, подтасовки данных под требования заказчика. Даже официальные лица, включая Владимира Легойду, подключились к обсуждению данных опроса с позиции критики полученных данных и сомнений в их корректности. То, что одним из самых популярных комментариев стало «меня не спросили, потому не считается», мы сейчас обсуждать не будем: некоторые люди, видимо, не очень понимают, что такое социологические опросы.

На самом деле реакция православного сегмента вполне предсказуема, а у сторонников перевода поводов для радости не так и много. Данные опроса получились весьма специфическими. Сам факт, что из всех опрошенных лишь 12% причащались и лишь 5% участвовали каким-либо образом в делах прихода, говорит о том, что основная аудитория опроса — 88% — это люди невоцерковленные. Это подтверждают и другие данные опроса. Лишь 9% в курсе, что язык, на котором происходит богослужение в Русской Церкви, — церковнославянский. 27% уверены, что богослужение в нашей Церкви и так ведется на русском, а 37% честно признаются, что не знают на каком. Милейший 1% опрошенных уверен, что богослужение ведется на особом «православном» языке.

В общем, вполне себе привычная каша из заблуждений и мифов о Церкви, существующая в головах наших крещеных братьев и сестер, живущих в отрыве от церковной реальности.

Мгновенная и жесткая реакция на опубликованные данные, мгновенно растиражированная СМИ, которые любят такие темы, от «консервативного» крыла Церкви — «Сорок сороков», «Благодатный огонь», «Русская народная линия» и других, — говорит о том, что внутри церковной ограды по этому вопросу все далеко не так благостно.

И хотя давно известный всем практикующим миссионерам спрос на богослужение на понятном, русском или русифицированном языке этим опросом был зафиксирован, сопротивление такой русификации внутри церковной ограды по-прежнему вполне ощутимо. К сожалению, авторы и заказчики опроса не сделали выборку по результатам для той части респондентов, принадлежность которых к «практикующим православным» более заметна. Это те самые 12% причащающихся и 5% участвующих в жизни прихода. Результаты по ним на самом деле были бы самыми интересными. Потому что, я подозреваю, как раз в этой среде русский язык в богослужении принимается больше в штыки, чем с энтузиазмом.

Понятно, что миссионерские перспективы русифицированного богослужения очевидны, но никакое миссионерство не стоит угрозы возможного раскола в Церкви.

Давно уже пора признать, что Русская Церковь не принимает богослужение на русском. Ведь на самом деле больше 85% всего корпуса богослужебных текстов уже переведено. Этой переводческой работе уже 137 лет, если взять за точку отсчета 1883 год, когда вышли переводы канонов на славянский язык епископа Августина (Гуляницкого). Плюс переводы конца XIX — начала XX века Евграфа Ловягина священника Василия Адаменко (в постриге — иеромонаха Феофана) и середины столетия епископа Александра (Милеанта) и Анри Волохонского, перевод Великого канона митрополита Никодима (Ротова), переводы конца XX — начала XXI века священника Георгия Кочеткова и иеромонаха Амвросия (Тимрота), перевод Литургии под редакцией митрополита Илариона (Алфеева) и множество других.

Однако дело богослужебного использования этих текстов так никуда и не продвинулось. Любой диалог на эту тему тут же вызывает истерику нашего «консервативного» крыла: «раскол», «обновленцы», «ересь» и так далее. И тут же в ответ — успокаивающая риторика со стороны священноначалия, дескать, спокойно, богослужебный язык нашей Церкви церковнославянский, никакого русского богослужения и так далее. Про то, что кроме церковнославянского в Церкви служат еще на целой группе национальных языков, при этом тут же забывают.

Причин такого отношения сразу несколько. Одной из основных идет незажившая рана церковного раскола XVII века. Почему-то в кругу ревнителей славянского богослужения неистребим миф, что если богослужение будет на русском, то сразу для всех, и всех заставят переходить, и будет из-за этого обязательно раскол. Потом — исторический миф о том, что обновленцы якобы служили на русском языке. Миф этот давным-давно опровергнут историками: русский язык в богослужении был разрешен еще по результатам работы комиссии Поместного Собора 1917–1918 гг., а обновленцы всего лишь оседлали это соборное желание церковных реформ, реализация которого была приостановлена патриархом Тихоном до стабилизации обстановки в стране (согласитесь, заниматься созданием и согласованием утвержденного текста русского богослужения в обстановке Гражданской войны преждевременно). Обещаниями этих давно назревших реформ обновленцы и привлекали на свою сторону, на деле отнюдь не спеша свои обещания претворять в жизнь.

Одной из самых главных причин резкого неприятия русскоязычного богослужения является отсутствие в Русской Церкви полноценной катехизации и полноценного приходского религиозного образования для прихожан. Большинство наших прихожан на самом деле очень плохо знают, в чем состоит суть православной веры, что в ней главное, что второстепенное. Придя в основном уже в зрелом возрасте в храм, обычно в состоянии горя или потери, человек проходит период неофитства, прекрасный период «призывающей благодати», когда критическое мышление работает крайне слабо, а доверие всему в Церкви огромно. Но поскольку в этот период человек не был обучен вере, он принимает за истинное православие конкретные порядки и традиции, которые были на том приходе, где он воцерковлялся. Эти привычки и ориентиры остаются с ним на всю жизнь. Любое отличие от этого воспринимается им как отступление от чистоты православной веры. Служили в том храме на славянском? Значит, истинное православное богослужение — на славянском. Попытка объяснить, что вообще-то богослужение изначально было на греческом, а на славянский уже переведено, встречает угрюмое молчание и непонимание. Именно люди такого склада громко шумят в Интернете про «обновленцев» и «предательство веры предков».

И конечно, нужно не забывать людей, для которых одной из самых главных ценностей является русская православная культура. Интеллигенты 60—70-х, которые сейчас составляют наиболее авторитетный и опытный слой священства, практически все воцерковлялись не столько на вероучении, сколько именно на православной культуре.

Особая храмовая архитектура, купола, иконостасы, фрески, свечи, ладан, особые необычные облачения, прекрасно исполняемая профессиональными хорами церковная музыка, особый певучий церковный язык, ритуально красивый, театрализованный обряд — все это создает неповторимую атмосферу православного храма, переносящую нас в прекрасное и никогда не существовавшее прошлое, в отличие от унылого настоящего.

И потому русский язык богослужения, понятный и простой, разрушает эту волшебную иллюзию. Не вписывается он в эту эстетику, не принимается церковным большинством, оно интуитивно чувствует, что это «не то», что это вступает в диссонанс с тем образом Церкви, к которому они привыкли.

Так что пока надежды на разрешение служить на русском преждевременны, что бы там ни фиксировали опросы. К сожалению, Русская Церковь к русскому языку богослужения пока банально не готова. Не нужно раздувать конфликт и доводить до реального раскола на ровном месте. Нужно искать другие подходы к решению проблемы. И тут еще есть о чем серьезно подумать.