на наш Телеграм
Со дня рождения выдающегося патролога архиепископа Василия (Кривошеина) исполняется 125 лет. Богословские сочинения владыки принадлежат к редкому виду или жанру научного «самопроговаривания» Предания. Это безусловно научные и безусловно церковные тексты, при этом обращенные к духовно заинтересованному читателю. Предлагаем вам обзор сочинений архиепископа.
Преподобный Симеон Новый Богослов
Дело всей жизни владыки Василия — критическое издание богословских слов преподобного Симеона Нового Богослова. Он подготовил к публикации «Огласительные слова» (здесь слова 19, 21, 25, 27, 42, 43, 47, 49, 50, 53-56, 59, 64, 65, 66, 67, 69-77, 79, 81, 86, 88, 89, 92) преподобного — это проповеди, произнесенные святым Симеоном в период его игуменства в монастыре святого Маманта, самые личностно окрашенные и богословски насыщенные тексты святого. Владыка также показал, что два других корпуса слов, сохранившихся под именем Симеона — т. н. «Слова» и «Алфавитные слова», — являются плодом поздней редакторской переработки. Надо сказать, что сейчас взгляды ученых еще более радикальны: считается, что «Алфавитные слова» — более поздний (конец XI — XII вв.) и самостоятельный текст, хотя и использующий сочинения прп. Симеона.
Преподобному Симеону владыка посвятил ряд статей и, конечно, большую монографию «Преподобный Симеон Новый Богослов». Ее можно считать не только лучшим введением в богословие преподобного, но и, возможно, лучшим введением в православие «как оно есть», во всей его византийской монашеской экстремальности. Святитель считает, что невозможно спастись, не сподобившись созерцания света при жизни, что молитва и причастие без слез не имеют смысла, что духовная жизнь невозможна без подчинения старцу. По мнению владыки Василия, максимализм прп. Симеона — основная причина того, почему к писаниям святого осторожно относилось и относится священноначалие и того, что его имя занимает столь скромное место в святцах.
Заслуга книги архиепископа Василия — она несомненно способствовала популяризации св. Симеона среди церковных читателей — в том, что преподобный в ней показан не только как «человек Духа», как фанатик, подчиненный своему уникальному опыту и подчиняющий ему других, но и как мудрый пастырь, понимающий, что соединения со Христом невозможно достигнуть быстро, что ему предшествует труд и борьба:
Мало кто способен в наше время, как и в его эпоху, вполне принять духовное учение прп. Симеона о сознательном видении Бога в этой жизни, как необходимом для спасения и доступном для всех. Духовная требовательность прп. Симеона, постулат абсолютной верности евангельским заповедям в наши дни встречают ту же реакцию, что и у его современников: «Это невозможно!» Духовная битва за и против прп. Симеона продолжается, хотя никто, как будто бы, не оспаривает его значительности и искренности. Нужно, однако, иметь в виду, что в требовании достижения высоких мистических состояний, видения света, прежде всего, прп. Симеон менее категоричен, чем кажется на первый взгляд. Вообще у прп. Симеона немало здравого смысла, даже умеренности, как, например, можно видеть из его осторожного и сдержанного отношения к экстатическим явлениям. Кроме того, как раз это чувство (что цель христианской жизни — видение Христа во свете — еще не достигнута) может, в глазах прп. Симеона, стать спасительным, ибо покаяние и слезы, которые оно порождает, быстро приводят к состоянию «духовного опьянения». Божественная же любовь является вершиной всякого совершенства и плодом обожающего Святого Духа.
Ангелы и бесы в духовной жизни по учению восточных отцов
Православную ангелологию можно изучать по пространным трактатам святителей Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника. Можно — если нужен научно-исторический подход — по монографии Эллен Мюленберг «Ангелы в позднеантичном христианстве». Но если нужен краткий и емкий обзор самого существенного, то лучше брошюры владыки Василия ничего не найти. На материале житий преподобных Антония и Пахомия, сочинений Евагрия, Макария Египетского и Диадоха Фотикийского владыка показывает, почему Священное Писание и Святые Отцы так скупо рассказывают нам о добрых духах и так подробно о злых. Очень просто: потому что врага нужно знать в лицо, а еще потому, что когда мы видим ангела, то уже не нуждаемся в способности различать духов — само его присутствие изгоняет любые сомнения. В книжке владыки, впрочем, есть указание на богословскую апорию: каким образом сатана, духовное существо, может проникнуть в сознание человека, если в этом сознании пребывает Сам Бог и добрые духовные силы? Святые Отцы отвечают неоднозначно: ясно только, что, пользуясь нашей свободной волей, бесы имеют возможность воздействовать на наше сознание — даже после Крещения:
В сравнении с учением прп. Макария они [идеи Дидоха Фотикийского] как будто бы отличаются от него в некотором отношении. Так, прп. Макарий говорит преимущественно о сатанинском действии в глубочайших частях нашего существа, в то время как св. Диадох убежден, что после крещения сатана извержен из нашего сердца и ума и отныне искушает нас извне посредством нашей плоти, мыслей и памяти. Было бы тщетным и ненужным отрицать существование известных различий между этими двумя великими духовными отцами… Они, главным образом, объясняются тем фактом, что прп. Макарий говорит преимущественно с духовной точки зрения, в то время как св. Диадох более заинтересован в богословской точности… Его намерение — подчеркнуть значение крещения, посредством которого человек освобождается от владычества сатаны. Но на практике он по существу согласен с пр. Макарием, что даже после крещения мы должны бороться против бесовских искушений. Св. Диадох даже признает, что эти нападения часто становятся более сильными после крещения и что эта война ведется внутри нас, где сатана борется с нами при помощи дурных мыслей и воображения. Единственное разногласие между ними состоит поэтому в том, как они оба понимают образ действия сатаны. Происходит ли оно извне или изнутри? Это различие сформулировано св. Диадохом. Оно не очень ясное, ибо сатана, будучи духом, не может быть так легко помещен в определенном месте («локализован»). Нужно, однако, подчеркнуть, что прп. Макарий не говорит о вселении «змея» в наш ум и сердце, но скорее о «вползании» его куда-то во глубины нашего подсознания.
Преподобный Симеон Новый Богослов и его отношение к социально-политической действительности своего времени
Эта статья владыки ценна и своими наблюдениями и своими выводами. Наблюдения касаются социально-политических прозрений преподобного Симеона, который противопоставляет власть императора власти Христа, а частную собственность (не страсть к богатству, а сам институт) — общности всех созданных Богом благ. По сути, преподобный считает, что и земная политика и земная экономика — формы бытования греха, упорядоченные, окультуренные греховные страсти, которые должны быть преодолены в Царстве Небесном. Подвижник призван убить в себе государство и частную собственность, никакие полумеры вроде милостыни, помощи бедным, недостаточны.
Выводы же владыки относятся к констатации того, что суждения прп. Симеона имеют исключительно религиозный характер — их нельзя переносить в политико-экономическую плоскость. Из противопоставления земной и небесной власти никак не следует, что нужно заменить императорскую власть какой-нибудь анархической республикой, а из отрицания частной собственности не следует, что монастырь святого Маманта должен лишиться богатых пожертвований.
Было бы поэтому исторически неправильным видеть в этих духовных оценках прп. Симеона Нового Богослова отражение или проявление каких-нибудь политических или классовых интересов или тенденций его эпохи, хотя социально-политические черты ее и отражаются у него, как мы могли видеть, очень ярко. Высказывания прп. Симеона Нового Богослова принадлежат не столько к истории политической и социальной мысли Византии, сколько к истории духовной жизни и учения Православной Церкви. Это, прежде всего, яркое выражение христианской совести, бескомпромиссно непримиримой ко всякому греху и отступлению от Бога.
Преподобного Симеона можно обвинить в неумении сложить два и два. Но я склонен видеть здесь практическое умение различать небесный идеал и реальность грехопадшего мира. Христианин призван понимать и то, что он потерял, и то, каким образом вернуть потерянное. Потерял он мир, в котором нет насилия и частной собственности. Но вновь обрести этот мир в полной мере можно лишь в метафизической перспективе. Хотя бы потому, что лишь в метафизической перспективе, в Царстве Небесном, устранятся последствия райской катастрофы — грех и смерть.
Символические тексты в Православной Церкви
Работа готовилась владыкой Василием в рамках подготовки к несостоявшемуся Всеправославному Предсобору, но, конечно, имеет самостоятельное богословское значение. Парадоксально, что задуманная как «пролегомены» к составлению символического текста Вселенского собора, она приходит к выводу об опасности такого текста для богословской свободы — само многообразие символических текстов в истории Церкви говорит о том, что единый и общеобязательный текст противоречит самой сути православия.
Нужно вообще сказать, что идея «единого» всеобъемлющего Исповедания веры несвойственна православному церковному сознанию. Стремлением всё определить и точно формулировать все предметы веры нарушается исконный принцип богословской и церковной свободы в единстве и любви, так ярко выраженный в знаменитом изречении блаж. Августина: In necessariis unitas, in dubiis libertas, in omnibus caritas… Вообще Православной Кафолической Церкви, в отличие от римо-католицизма, не свойственно издавать догматические постановления без необходимости, когда нет опасности заблуждения, ибо догмат в сознании Церкви есть более предохранение от заблуждения, указание, чего не надо мыслить о Боге, нежели положительное раскрытие учения о нем.
Владыка Василий, не отвергая саму идею единого символа, ставит несколько ограничений: новый символ должен отражать современную богословскую проблематику, а не механически повторять древние тексты; он обязан опираться на Святых Отцов, на церковную науку, которая у православных в достаточной степени не развита; его важно не отягощать недостатками современной богословской мысли, но и сама эта мысль, ее свобода, не должна пострадать.
В общем, символ должен быть современным и традиционным, богословски точным и оставляющим пространство для интерпретации. Ограничителей так много (я не все перечислил), что владыку Василия можно назвать скорее скептиком и охранителем. Что ж, опасения владыки не оправдались — ничего похожего на единое исповедание веры за последние 60 лет не было создано.
Аскетическое и богословское учение св. Григория Паламы
«Эта статья стоила и поныне стоит многих монографий… — пишет В. М. Лурье в послесловии к русскому переводу знаменитого труда протоиерея Иоанна Мейендорфа о святителе Григории Паламе. — Изложение вл. Василия сохраняет едва ли не полностью свое значение в наши дни — достоинство, которым даже лучшие работы ученых обладают весьма и весьма редко. Главное же в статье вл. Василия — это ее непосредственная принадлежность к исихастской традиции, “взгляд изнутри”, который в данном случае, в отличие от предшествовавших опытов иеросхим. Антония (Булатовича), сочетается и с научным академизмом».
Сложно к этому что-то прибавить, но я бы в очередной (кажется, уже в третий) раз отметил, что и эта работа может служить введением — на этот раз в богословие святителя Григория Паламы. Причиной того, что владыке Василию удавались именно такие, сочетающие научность и объяснительную способность, тексты, была его непосредственная принадлежность к той традиции, которую он описывал. В этом владыка был похож на объект своего описания:
Один лишь тот факт, что св. Григорий Палама и его последователи с такой охотой прибегали в своей полемике к свидетельствам древней патристической и аскетической церковной письменности, где они легко находили многочисленные подтверждения своего учения, в то время как их противники при всем своем желании казаться традиционалистами вынуждены были пользоваться по преимуществу аргументами отвлеченного характера, — один лишь этот факт свидетельствует о том, что св. Григорий Палама чувствовал себя находящимся в русле древней церковной традиции и, несомненно, в нем находился.
В случае православного богословия не вполне работает научная шутка-максима «чтобы писать о рыбах, необязательно быть рыбой». Да, сколько угодно блестящих научных монографий и статей о православных Отцах Церкви создают католики и протестанты. Но работы владыки Василия не описывают Церковь извне, а приглашают в нее. Тех же, кто в Церкви, они заставляют полюбить ее сильнее.
