Они не угроза для нас. Не так важно, что они говорят. Важно понять, что на самом деле у них болит.

Одни из них стараются жить по Евангелию, стремясь явить любовь к Богу через любовь к ближнему, другие ничего особенного не делают: пьют чай, молятся и играют. У каждой христианской общины свой путь, в конце которого один и тот же Господь.

Иерусалим, как ангел, как человеческие ум и душа, как само Царство присутствующий везде и нигде, — это подлинный Иерусалим. А Святая София — лишь церковно-политический символ, даже больше политический, чем церковный...

«Мое мнимое христианство было оружием, которым я боролся против призрака смерти, накладывавшего свою лапу на всю мою жизнь».

Пожертвование или оплата? Формализм или общение? Десятина, церковный налог или добровольный взнос? Что Церковь готова предложить прихожанину и к чему готов сам прихожанин? Об этих острых вопросах рассуждает наш читатель.

Можно убрать Сталина из храма, но нельзя убрать его из истории Российской Православной Церкви. Нельзя отделить дерево от плодов.

Церковь — прежде всего не для тех, что воцерковился, а для тех, кто пока находится вне ее.

Однажды стойкие западные монахи заметили, что когда североморский циклон встречается с атлантическим, — ветра становятся злее, а простуженных в обителях больше.

Почему люди не верят, что если они не будут ходить на непонятный вечерний концерт-реконструкцию с пением, чтением и дымом, они не могут быть едиными с Богом?

Если нас захватят инопланетяне и организуют электронный концлагерь, заперев землян в одиночных ячейках, христианство в том или ином виде сохранится, радикально изменив лишь оболочку литургической практики.