Чтобы быть абсолютно неуязвимым для манипуляций, надо быть мертвым, потому что манипуляции опираются на наши чувства. Некоторые из них естественны, а некоторые деструктивны, и надо их постепенно в себе изживать.

Когда мы идентифицируемся с Винни Пухом, мы учимся чистоте, незлобию и радости. А когда мы ставим себя на место Кристофера Робина, мы учимся быть взрослыми и сильными.

Христианство имеет будущее в той мере, в какой есть люди, способные услышать то, что еще другие не услышали в Евангелии. Поэтому христианство — это не про слезы и не про веселье, а про умение слышать.

Несмотря на скорбь, сам этот образ настолько прекрасен, гармоничен и музыкален, что, стоя перед ним, зритель оказывается буквально загипнотизирован этой красотой.

В отличие от живописи, скульптура трехмерна и требует всестороннего разглядывания. Лазарь Гадаев делает своего «Лазаря» так, что его необходимо обойти со всех сторон.

Фигура архангела Гавриила в ярко-красном противопоставлена фигуре Марии в темно-голубом. И два ярких цветовых пятна их одеяний противопоставлены неярким серым стенам храма, где происходит Благовещение.

Христос на картине скрыт от первого взгляда зрителя — не потому, что Его заслоняют другие фигуры, а потому что Он как бы погружен в людскую толпу. И это не случайно.

Босх, известный широкой публике как «профессор кошмаров», — на самом деле художник, который не только этим вошел в историю мирового искусства: он глубокий философ, размышляющий о жизни и о людях.

Борис Гребенщиков говорил: «Ни в одной моей песне нет ни грамма смысла». Янина Солдаткина в лекции «Между Раем и Вавилоном: христианские образы в русской рок-поэзии» исследует не то, что хотел сказать автор, а то, что мы, может быть, хотим услышать.

Я долго боялся признаться себе, что я завидую. Я ходил со стиснутыми зубами, убеждая себя и окружающих, что я не завидую, не злюсь. Но ведь чувства есть, с ними ничего невозможно поделать! Они должны найти выход — иначе человек просто заболеет.