Церковная жизнь порой похожа на блуждание по лабиринту: сплошные запреты и предписания, зачастую противоречащие друг другу. Архимандрит Савва (Мажуко) помогает найти путь в этом лабиринте и отличить благочестие страха от благочестия свободы.

После смерти патриарха Тихона самым авторитетным иерархом можно было бы назвать митрополита Казанского Кирилла (Смирнова). Но сегодня о нем вспоминают редко. Что привело к такому диссонансу? Поразмыслим об этом в день памяти святителя.

Наша Церковь — та же, что и тысячу лет назад. По-прежнему она — Тело Христово, по-прежнему Дух-Утешитель обитает в ней. И по-прежнему пишутся в ней «патерики» — небольшие рассказы о Церкви и ее людях.

Есть такое клише: русской мысли свойственно внимание к народному началу. Священномученик Фаддей (Успенский) вполне этому клише соответствует. Но в его случае внимание к этническому измерению социального бытия — следствие богословской позиции.

Трагизм христианского отношения к участию в войне заключается в том, что воин-христианин приносит в жертву не только свою жизнь, но одновременно с ней и свою нравственную чистоту.

Когда пророчество молчит в нас, когда дух не расплавлен, кто соблюдет его от распыления и расточения, кроме блюстителя закона, стоящего всегда на страже.

Геннадий Схоларий был первым патриархом «новой реальности». Он предчувствовал приход турок, но во главу угла ставил все же не «встречу с другим», не «диалог культур», а самобытность христианской общины, самобытность Церкви.

Интеллектуальные конструкции из канонических правил порой подменяют собой живой дух Церкви. Тогда как в истории древней Церкви все случалось наоборот: соборный Дух диктовал формулировки канонов.

Ювелирные изделия, иконопись, ложка, гречневая каша, свекла… Многие из всех этих столь привычных для нас слов и понятий появились на Руси именно благодаря принятию князем Владимиром христианства.

Привычка ссылаться на авторитеты играет с нами злую шутку. Мы ссылаемся на Святых Отцов не только когда хотим стать лучше, но и когда защищаем собственные слабости.